Плакать было плохой идеей, но я ничего не мог поделать. От этого у меня болело лицо. Резкие, колющие боли наполнили затылок. Никто не был в этом виноват, кроме меня самого, потому что я настоял на том, чтобы приехать посмотреть на мамин дом.
— Полегче, — сказал Джексон. — Дыши через рот.
Я открыл рот и захватил воздуха, пытаясь сдержаться. Это помогло отчасти облегчить боль, но, чёрт возьми.
Не знаю, чего я ожидал, но точно не этого. Сам дом не был так уж плох. Фасад обвалился, и большую часть крыши оторвало и разбросало. Скорее всего, её должно было сорвать. Двор был забросан досками, обломками, кусочками распушенных проводов и большинством содержимого маминого чердака: старой одеждой, бумагами, книгами, картинами и фотоальбомами, тарелками, рождественскими украшениями, ужасным пасхальным кроликом в натуральную величину, которого мама ставила во дворе во время Пасхи.
Всё это разнесло и разбросало по двору. Большой дуб слева от дома был вырван с корнем и теперь стоял покосившись. Большая часть травы и все мамины цветы и кустарники пропали, придавая земле выжженный вид. И стояла странная тишина, как если бы вдруг исчез весь животный мир на расстоянии двух километров вокруг. Никаких жуков. Никаких клещей, комаров, бабочек. Никаких птиц, кроликов, белок. Мамин золотистый ретривер, Бамблби, исчез — никто не знал, что с ней стало, или где она могла приземлиться после того, как её забрал торнадо.
Всё ухудшалось из-за чистого утреннего воздуха и потрясающего голубого неба над головой. Будто небо не было наполнено смертоносным напряжением не так уж давно.
Но не это вызывало у меня слёзы, а скорее вид того, как много людей на мамином переднем дворе помогали убираться. Друзья, соседи, знакомые, рабочая бригада округа и, казалось, каждая без исключения душа из церкви Святого Франциска, как и большая часть прихожан церкви Первого Баптиста, куда ходили Билл и Шелли.
— Мой бедный дом, — с грустью произнесла мама. — Не знаю, что я буду делать.
— Всё будет хорошо, миссис Кантрелл, — сказал Джексон.
— Не похоже, что всё хорошо, — жаловалась она. — Иисус, Мария и все святые! Я не должна жаловаться. Дом Худов полностью разрушен. Слава Богу, их не было дома. Дженис сказала, они были на барбекю в церкви. А эти бедные Мендоза…
Она пошла в сторону дома, а я прислонился к «Джипу», чувствуя слабость.
Заметив меня, ровный поток людей — большинство из которых не потрудились бы поссать на меня, если бы я горел — направился в мою сторону, выражая соболезнования, спрашивая, как я, как Ной, как держится мама, комментируя мои фингалы, швы на лбу, сломанную руку и рёбра, спрашивая о переломе лица и как это лечится, говоря, как они восхищались и любили деда, и каким он был хорошим человеком, и каким забавным, и каким патриотичным, и каким южным, и каким чудаковатым, и как это печально, и как он, должно быть, любил меня, раз сделал то, что сделал…
Я понял не все, но подлетела кузина Тина, одетая во что-то жёлтое, с обручами и браслетами на запястьях и лодыжках, её волосы на бризе были дикими и неконтролируемыми.
— Возвращение героя! — воскликнула она, с опаской глядя на моё лицо.
— Героя? — спросил я, приподнимая брови.
— Все знают, что ты сделал, — ответила она, будто это всё объясняло.
— Кроме того, что чуть не умер, что это было?
— Ты попытался спасти своего деда, — сказала она, одарив меня смеющимся взглядом.
— Ты имеешь в виду, попытался и облажался.
— Ты можешь быть ещё негативнее, Вилли Кантрелл? Иисусе! В любом случае, думаю, твой уровень популярности значительно возрос. Может быть, в конце концов, ты не такой уж злой паршивец. Может быть, мне придётся попробовать спасти какого-нибудь взбалмошного старого ублюдка во время следующего торнадо, чтобы и я им начала нравиться. Помнишь своего Коржика*?
*Коржик — персонаж сериала “Улица Сезам”.
— Коржика-Моржика? — переспросил я.
— Угадай, что мы нашли? — поддразнила она.
Она повела нас к той стороне маминого дома, где были собраны и рассортированы кучи вещей. Коржик-Моржик сидел на куче игрушек, его пластмассовые глаза, казалось, смотрели на меня, пока я осторожно поднимал его и стряхивал грязь с меха.
Кто это, папочка? — спросил Ной.
Это К—о—р—ж—и—к—М—о—р—ж—и—к, — ответил я, держа Коржика локтем, чтобы можно было жестикулировать. Пытаться жестикулировать с гипсом на одной руке было затруднительно. Раньше я постоянно с ним играл. Даже брал его в школу. Дети смеялись надо мной, но мне было плевать.
Он выглядит грустным, — сказал Ной. — Можно мне его взять? Он может испугаться, сидя здесь один.
Конечно.
Я протянул Коржика Ною, который прижал его к своей груди, будто чтобы успокоить.
Это зрелище снова вызвало у меня слёзы.
— Всё хорошо, — ободряюще сказал Джексон.
— Я не могу перестать плакать, — признался я. Меня провоцировала каждая мелочь.
— Небольшой посттравматический стресс, — сказал он. — Это пройдёт.
— Джон-Джон сказал, что считает, что твой дед мог спасти тебе жизнь, — сказала Тина. — Ты пытался спасти его. Он пытался спасти тебя.
“Джон-Джон” был Джоном МакНаттом, начальником пожарной бригады округа и другом детства, чья команда первой прибыла на место. В школе мы всегда называли его Джон-Джон Натт Батт, что теперь казалось очень недобрым, когда я стоял и смотрел на обломки маминого дома.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
— Он сказал, что, похоже, будто дед навалился на тебя сверху.
— Я нёс его, — отметил я. — Я пытался добраться до убежища, но что-то ударило меня в гостиной, это всё, что я помню.
— Именно, — сказала Тина.
— Что именно?
— Они не нашли тебя в гостиной. Тебя нашли в боковом дверном проёме.
— Но это невозможно.
— Ну, тебя нашли там, и твой дед лежал на тебе сверху, будто пытался защитить ото всех летающих вокруг обломков.
Я посмотрел на боковой вход в мамин дом. Дверь была скручена с петель и оставалась открытой, окружённая досками и изоляцией и другими вещами, которые свалились с крыши на крыльцо. До этой двери из центра маминой гостиной было добрых девять метров. Я не помнил, чтобы лежал там, среди этих досок.
— Я должен был вынести деда из его комнаты, — отметил я.
— Должно быть, он дотащил тебя до двери, — сказал Джексон. — Нам пришлось расчистить кучу досок, чтобы добраться до тебя, и я сразу увидел, что у твоего деда были множественные травмы головы.
— Но это невозможно!
— Люди делают много удивительных вещей в экстренных ситуациях, — мягко произнёс Джексон.
Присесть было негде, так что я опустился на землю, внезапно почувствовав, что не могу стоять, что ноги меня не держат.
— Ты в порядке? — спросила Тина.
Я провёл по лицу здоровой рукой.
Ной присел на корточки, напряжённо глядя на меня.
— Твой дед любил тебя, — сказала Тина. — Он был сумасшедшим стариком, но он очень-очень любил тебя. Вас с Билли обоих. Вы были для него всем миром.
— Я знаю, — несчастно произнёс я.
Я снова взглянул на дверь. Казалось невероятным, что всего несколько дней назад мы сидели за обедом в мамином доме. Сейчас светило солнце, воздух был тёплым и приятным, а небо — идеальным, блаженно голубым, будто совсем ничего не произошло. Это поразило меня как нечто возмутительное и почему-то несправедливое.
— Бедный дед, — произнёс я.
Глава 39
В настроении
Ной разбудил меня как раз после трёх.
Папа сказал вставать, — прожестикулировал он. — Уже поздно.
Я стёр сон со своих глаз. Ной уже был одет для прощания. Его волосы были зализаны назад со лба. Брюки и рубашка были поглажены так, как только мог погладить или вообще захотеть это сделать Джексон Ледбеттер.
Ты в порядке, папочка?
Я кивнул.
Ты уверен?
Конечно, — прожестикулировал я.
Он смотрел на меня недоверчивым взглядом голубых глаз, и я с удивлением заметил прыщик на его лбу.
Я испугался, — признался он.
Чего испугался?
Торнадо…
Сейчас всё нормально.
Ты ушёл.
Нет, не уходил.
Да, ушёл. Ты ушёл, но Иисус сказал тебе, что ещё не время, так что ты вернулся. Так сказал отец Г. Почему ты уходил?
Я не был уверен, как ответить на это.
Я не хотел уходить, — сказал я, пытаясь выбрать безопасный маршрут.
Мама ушла, — ответил он.
Не переживай об этом, милый, — сказал я.
Пожалуйста, не уходи, — убедительно прожестикулировал он.
Не уйду.
Обещаешь?
Обещаю.
Если ты уйдёшь… — он прекратил жестикулировать, потупил взгляд, закусил губу. — Папа сказал, что я мог бы жить с ним, — наконец решился он, снова поднимая глаза, чтобы посмотреть на меня.
Конечно, можешь. Он твой папа.
Нет. В смысле, если ты уйдёшь… Я могу жить с ним. Так он сказал.
Я не собираюсь уходить.
Но что, если уйдёшь?
Я не собираюсь.
Но что, если уйдёшь?
У тебя бо-бо?
Он несчастно кивнул.
Ты должен отпустить эти бо-бо, иначе будешь чувствовать себя плохо, — напомнил я ему.
Папа сказал не беспокоить тебя моими бо-бо.
Ты меня не беспокоишь, милый.
Я всегда тебя беспокою. Так сказала К.
Это не правда. Ты меня вовсе не беспокоишь.
К. сказала, что тебе не нравится, когда у меня бо-бо.
Возможность придушить Кики никогда не уходила далеко из моих мыслей.
Я медленно сел, спуская ноги с края кровати. Ной наблюдал с широко раскрытыми глазами, будто ожидал, что я “уйду” прямо тут же.
Я в порядке, милый, — прожестикулировал я.
Я видел, что он хочет подбежать немного ближе, коснуться меня, проверить, убедиться, что со мной всё хорошо, и я по-прежнему здесь и никуда не собираюсь, но он сдерживался. Я потянулся и похлопал его по колену, на что мои рёбра отозвались острыми прострелами боли.
С тобой всё нормально? — прожестикулировал я.
Он пожал плечами.
Я люблю тебя, — сказал я.
Он ничего не ответил.
Я скованно поднялся на ноги и прошёл в ванную. Он шёл следом на безопасном расстоянии, наблюдая за мной страдальческим взглядом.
Мне нужно пописать, — сказал я.
Он пожал плечами.
Он переключился в одно из своих молчаливых настроений.
Я отлил, стоя к нему спиной.
Мне нужно принять душ и начать уже собираться, — прожестикулировал я, закончив.
Он снова равнодушно пожал плечами.
Может быть, тебе пойти помочь Джею? — предложил я.
Он покачал головой. Он не собирался никуда идти, никогда не делал этого в таком настроении, просто стоял и смотрел, будто чтобы убедиться, что я не исчезну волшебным образом, его глаза были наполнены боязливостью, которую я не мог понять.
Я в порядке, — снова сказал я. — Почему бы тебе не пойти поиграть, пока я принимаю душ?
Он опустил голову и смотрел в пол, его ноги не двигались.
Вместо того, чтобы принимать душ, я надел халат и прошлёпал по коридору на кухню, где Джексон приготовил кофе. Его мама и папа сидели за нашим маленьким кухонным столом. Ной послушно шёл за мной, остановился примерно на расстоянии вытянутой руки, будто хотел быть достаточно близко, чтобы схватить меня, если я предприму какую-то попытку внезапно исчезнуть.
— Я не знал, что у нас гости, — сказал я.
— Мы не гости, — ответила миссис Ледбеттер. — Мы семья.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил мистер Ледбеттер.
— Всё ещё не умер, — ответил я.
Миссис Ледбеттер усмехнулась, затягиваясь электронной сигаретой.
— У кое-кого бо-бо, а мне нужно принять душ и собраться, — сказал я, бросая взгляд на Джексона.
— Не смотри на меня, — ответил Джексон, поднимая руки вверх. — Когда у него бо-бо, я ему без надобности.
— Без надобности? — повторила миссис Ледбеттер. — Ты пробыл здесь слишком долго, Джеки.
— Что за бо-бо? — спросил мистер Ледбеттер.
— Он иногда становится неуверенным, — сказал я.
— Не редкость для ребёнка в его состоянии, — ответил он. — Хочешь, чтобы мы присмотрели за ним?
— Он никого к себе не подпустит, — сказал Джексон. — Не тогда, когда у него одно из таких настроений. Только своего папочку.
— Ты не очень хорошо выглядишь, — обратилась ко мне миссис Ледбеттер. — Ты уверен, что готов к прощанию? Знаешь, ты не обязан идти. Не думаю, что кто-то будет на тебя ворчать.
— Это мой дед, — сказал я.
— Я присмотрю за ним, — дал слово мистер Ледбеттер. Он помахал Ною, подзывая его подойти.
Ной покачал головой.
Мистер Ледбеттер встал и подошёл ближе, потянувшись, чтобы взять Ноя за руку. Ной отдёрнул руку с испуганным выражением лица и недовольным стоном.
— Всё нормально, — ответил я.
— Давай посмотрим телевизор, — громко сказал мистер Ледбеттер Ною, в преувеличенной манере выговаривая слова. Он указал на телевизор.
— Правда, всё нормально, — сказал я.
— Идём, — велел мистер Ледбеттер, ещё раз потянувшись за рукой Ноя.
— Хах! — со злостью проворчал Ной, отстраняясь всем телом, будто мистер Ледбеттер был огромным, страшным монстром.
— Пап, оставь его в покое, — сказал Джексон. — Даже я не могу до него достучаться, а тем более чужак.
— Нужно уговорить его выйти из зоны комфорта, — настаивал мистер Ледбеттер.
— Удачи с этим, — пробормотал я.
— Мы можем тебе что-нибудь сделать? — спросила миссис Ледбеттер.
— Кофе было бы неплохо, — признал я. — И, может быть, лоботомию.
— Вижу, торнадо не убило твоё чувство юмора, Вайлис, — сказала миссис Ледбеттер.
— Вовсе нет, миссис Безбилетница.
Она засияла, её глаза блестели от того, что казалось необычным количеством весёлости. Она действительно была сама себе на уме, эта женщина.
Я взял кофе и направился обратно в спальню.
Джексон и Ной потянулись следом за мной.
Джексон набрал ванну, и, как можно скромнее, я разделся и опустился в воду. Джексон намылил мои волосы, сполоснул их. Я вытерся, присел на унитаз, чтобы завязать свои волосы в хвостик сзади.
Всё это время Ной стоял и наблюдал.
Я почистил зубы, подстриг бороду, пока Ной стоял на расстоянии вытянутой руки, глядя на меня печальнейшими голубыми глазами, будто запоминая меня, готовясь к тому дню, когда меня неизбежно не будет рядом, не говоря ни слова. Он был как маленький странный призрак, преследующий меня по пятам. Он казался расстроенным из-за того, что я намочил бинты вокруг груди, как будто я нарушил правила. Он промокнул их полотенцем для рук, пытаясь высушить.
Джексон выложил одежду на кровать и помог мне одеться.
Поможешь мне завязать ботинки? — спросил я Ноя, сидя на кровати и не зная, как наклонюсь и завяжу шнурки со своими рёбрами и загипсованной рукой.
Он послушно опустился на колени и завязал шнурки на моих туфлях. Затем отошёл назад, снова закусывая губу.
— Иди сюда, — сказал я, подзывая его жестом.
Я притянул его ближе и поцеловал в волосы. Он стоял на месте, неподвижно, как статуя. Я отстранился, с опаской глядя на него, улыбаясь, давая знать, что я по-прежнему здесь, что всё хорошо, что всё будет хорошо.
Я люблю тебя, малыш, — прожестикулировал я. — Ты меня любишь?
Он едва незаметно кивнул. Он протянул руку, чтобы положить её мне на плечо, будто намеревался прочесть мне о чём-то лекцию. Вместо этого, несколько долгих мгновений он смотрел на меня, ища что-то. Что, я не знал. Он смотрел на меня почти целую минуту. Затем, видимо, удовлетворившись, он вдруг развернулся и вышел из спальни.
— С каждым днём он становится всё более и более странным, — тихо произнёс Джексон.
— Он просто напуган, — сказал я в его защиту.
Глава 40
Все уходят
Мы вышли из «Джипа» на парковке рядом с похоронным бюро. Мистер и миссис Ледбеттер были нетипично молчаливыми, и их молчание тянулось весь путь от Тупело. Сейчас они стояли бок о бок, оба выглядели очень элегантно и достойно.