Я не хочу идти внутрь, — прожестикулировал Ной, поднимая на меня взгляд с несчастьем в глазах.
Мы должны попрощаться с дедом, — ответил я.
Нет!
Мы должны!
Я не хочу идти, папочка.
Пожалуйста?
Нет!
Почему?
Он ушёл.
Я знаю. И мы должны попрощаться.
Мы не можем попрощаться, потому что он мёртв.
Он всё равно нас слышит.
Все уходят. Я ненавижу это!
Это не правда. Я здесь.
Но ты тоже уйдёшь.
Не уйду!
Ты уедешь в Б—о—с—т—о—н с Джеем.
Кто тебе это сказал?
К.
Серьёзно?
Она сказала, что ты влюблён и уедешь, прямо как мама.
Я медленно покачал головой.
Это правда, — в своей упрямой манере настаивал он.
Я никуда не собираюсь. Как и Джей. Что с тобой случилось?
Дед ненавидел меня.
Не правда.
Он ненавидел меня, и я ненавижу его.
Не говори так.
Он ненавидел меня и ушёл. И мама ненавидела меня и ушла. И Джей ненавидит меня, и он тоже уйдёт, и ты уйдёшь с ним. Все уходят, и я ненавижу это! Все думают, что я просто большой тупой придурок! Я знаю, что я не хороший. Прости, что я не хороший, папочка. Прости!
О чём ты говоришь?
Я видел его.
Что ты видел?
Я не могу тебе сказать.
Почему?
Потому что он возненавидит меня и уйдёт, и ты уйдёшь с ним.
Ной выглядел напуганным, взбудораженным. Но он не был просто расстроен; он становился неуправляемым и суетливыми. Он смотрел на меня так, будто был вне себя. Он видел, как Джексон что-то делает. Но что?
О Боже, что?
Что с тобой случилось? — спросил я, моя правая рука болела от необходимости держать вес гипса, пока я жестикулировал.
Он расплакался.
Что? — прожестикулировал я, опускаясь на корточки и обвивая его здоровой рукой.
Он покачал головой, полный несчастья.
Расскажи мне, — подтолкнул я.
Но сын погрузился в неловкую тишину.
Мы не можем исправить вещи, если не будем говорить о них, — сказал я. — И ты знаешь, что я бы никогда не бросил тебя. Разве нет? И Джей тоже не бросит. И Джей не ненавидит тебя. Почему ты так говоришь?
Он отвёл взгляд от меня, прерывая наше общение. Я подцепил пальцем его подбородок и повернул голову в свою сторону, но он закрыл глаза.
Что ты видел? — молча спросил я. — Что, Ной?
Я бросил взгляд через плечо на Джексона, который стоял и тихо разговаривал со своими родителями.
Что ты видел?
Глава 41
Записка для деда
Дед был одет в свой синий костюм — единственный костюм, который у него был, который он надевал на похороны моего отца много лет назад, когда был намного моложе и, как казалось сейчас, выше и как-то полнее, более целым.
Бородка деда была уложена, волосы опрятно причёсаны и убраны назад с его высокого лба. Он выглядел невероятно старым, маленьким и уязвимым, но владелец похоронного бюро наложил хороший реалистичный румянец на его щёки. Единственный раз в жизни он казался полностью расслабленным. Мама вложила ему в руки молитвенные чётки.
Я стоял перед гробом, едва смея дышать.
«Ох, деда».
Слёзы, которые я старался не проливать, вылились поспешным, внезапным потоком, вызывая взрыв агонии на моём лице. Мама говорила мне не приходить, не рисковать этим, но я не слушал. Как я мог упустить свой последний шанс увидеть деда, даже если его лицо успокоилось смертью? Как я мог не попрощаться с единственным человеком, которого когда-либо любил так полностью и всецело, как любил своего дедушку, с единственным человеком, который когда-либо любил меня полностью и без оговорок в ответ?
Я дышал ртом, пытаясь успокоиться. Маловероятно, что кости моего лица разлетятся на части, но давление на лицевые мышцы от слишком большого обилия слёз и легкомысленности могло растолкать кости в стороны, или так сказала мне медсестра и все остальные. Так что я дышал так глубоко, как мог, выталкивая воздух, стараясь быть спокойным.
Ни черта это мне не помогло.
Мой нос быстро забивался соплями, и Джексон вложил мне в руку салфетку. Ной обвил рукой мою талию и смотрел на деда большими, неуверенными глазами. После долгого мгновения он повернулся и уткнулся головой в меня.
— С тобой всё нормально? — тихо произнёс Джексон мне на ухо.
— Я выгляжу нормально?
— Это был риторический вопрос. Ты обещал, что не будешь слишком расстраиваться…
— Я в порядке.
— Просто не напрягайся. Только если не хочешь отправиться обратно в больницу…
— Я сказал, я в порядке!
— Хотел бы я тебе помочь, — признался Джексон.
— Ох, ради Бога, оставь меня в покое, чёрт побери! — огрызнулся я слишком громким голосом.
Джексон отстранился, нахмурившись.
Я потянулся и коснулся тыльной стороны холодной ладони деда.
Последний раз, когда я чувствовал себя таким несчастным, я был в этом же похоронном бюро, прощаясь со своим отцом, когда мне было десять лет, и я был так несчастен, что плакал и злился несколько дней. Почему я вёл себя в такой манере было тайной даже для меня; мой папочка определённо этого не заслуживал. И никто больше не страдал. Только я. Не знаю, почему я воспринял это так тяжело, или почему было так больно.
Стоя сейчас здесь, накрыв ладонью холодную руку деда, я думал о своём папе, но быстро оттолкнул эту мысль.
Я старался взять себя в руки, осознавая, что люди смотрят.
Мама сидела поблизости на диване, плача в носовой платок, пока разговаривала с тётей Маргарет, папиной сестрой, большой женщиной с большим ртом, которую можно было услышать за полквартала. Дядя Фред, единственный оставшийся в живых мамин брат, сидел один в стороне. Дядя Фред переехал в Мемфис много лет назад и теперь был для нас чужаком. Вокруг слонялись кузены, друзья и другие родственники, включая дедушку и бабушку Ноя по материнской линии, мистера и миссис Уоррен.
Все эти люди захотят поговорить со мной, я знал, так что старался поторопиться. Я мягко оттолкнул Ноя, жестикулируя, что мне нужно поговорить с дедом.
Он печально кивнул.
Я наклонился ближе к уху деда, шепча, что люблю его и всегда буду любить. Я хотел добавить ещё столько всего, или думал, что должен добавить, но не мог. Вместо этого я достал из кармана записку, которую написал раньше. Мгновение я перебирал её пальцами, а затем сунул в карман деда, в тот, который был на внутренней стороне его пиджака. Бросив один последний взгляд и похлопав деда по груди, я отвернулся.
Глава 42
Убийство было бы милосерднее
— Значит, это правда, — сказала тётя Маргарет, пока я стоял рядом с Джексоном и Ноем.
— Прошу прощения? — озадаченно спросил я.
— Вы спите вдвоём в одной кровати, — сказала она, позволяя своему взгляду переключиться на Джексона, с более чем очевидным неодобрением. — Леандра говорила, что это правда, но я не верила. Но Леандра сказала, что слышала это от Милли, которая преподавала раньше с твоей мамой. Милли дружит с Дебби, которая работала в столовой. Дебби сказала, что где-то это услышала. Она сказала, что вы даже ходите на мессу вместе. Благослови мою душу, но это же уму непостижимо! С тех самых пор, как я переехала, всё продолжает меняться.
Хотя тётя Маргарет не возвышалась надо мной, она была выше и намного шире и обеспечивала доминирующее присутствие. Её стриженные волосы были разделены на мелкие прядки и покрашены в три разных оттенка блонда в тщетной попытке скрыть её преклонный возраст. Её макияж, который выглядел так, будто его наносили шпателем, тоже держал настоящие года в секрете. Её руки-крюки были увешаны украшениями, которые так и кричали, что она удачно вышла замуж. Она была старшей сестрой моего папы и по большей части держалась на расстоянии.
— Леандра даже сказала, что слышала, что вы планируете пожениться. Я сказала: «Леандра, милая, не говори чепухи. Двое мужчин женятся? Может быть, такое делают в Голливуде, но не делают здесь, и по весомой причине». Серьёзно? Пожениться? И этот твой бедный мальчик… Интересно, что он, должно быть, чувствует. Я знала тебя всю твою жизнь, Вилли. Не могу представить, чем ты, должно быть, думаешь.
Пока она высказывала эти комментарии, рядом с нами встали родители Джексона.
— А вы очень большая женщина, не так ли? — произнесла миссис Ледбеттер, протягивая руку. — Я Юнис Ледбеттер. Мать Джеки. Какая ужасная вещь, смерть. А вы?
— Маргарет Спенсер, — ответила тётя Маргарет, делая большую паузу, чтобы посмотреть на костлявую руку, которая была протянута в её сторону. — Вы не отсюда, да, милочка?
— Господи, нет! Мы из Бостона. Вы были?
— Что я была, милочка?
— Вы были в Бостоне?
— Что ж, нет. Не припоминаю, чтобы была.
— Вы действительно должны там побывать. Там восхитились бы вашим макияжем. Я слышала, семидесятые снова в моде, но я не хочу в это верить. Эти расклешенные джинсы такие нелепые.
Тётя Маргарет нахмурилась.
— Разве это не удивительно? — продолжала миссис Ледбеттер. — Вилли и мой Джеки женятся. Это так в духе двадцать первого века, правда? Я сразу же стану бабушкой! Им, конечно, сначала придётся подписать бумаги, и, уж можете мне поверить, я не тороплюсь рассказывать всем вокруг, что я бабушка. Но вы-то уж точно бабушка.
— Ну, да, так и есть.
— Я так и думала. Вы добротно выглядите. Очень добротные бёдра. По вашему большому старому жёлобу, должно быть, бухнулись вниз все виды детей, могу себе представить. Вы должны дать мне совет о том, как справляться с внуками. Мой Джеки говорит, что они хотят усыновить еще детей. Только представьте! Мы со Стивеном родили одного и быстро пришли к выводу, что одного более чем достаточно. Все-таки устаешь, что вокруг бегает эта мелочь, которая постоянно блюет и писается в кровать и всё остальное. Об этом в книгах не пишут, так ведь?
— Не думаю, что пишут.
— Прошу заметить, что о многом может позаботиться няня, но всё равно. Этот запах!
— Мама! — обиженно произнёс Джексон.
— Я просто шучу, дорогой. Подожди, пока у тебя появятся свои.
— Что ж, кстати об этом, я как раз говорила… — произнесла тётя Маргарет.
— Я вас слышала, — сказала миссис Ледбеттер, кивая. — Я вполне уверена, что мы все вас слышали, дорогуша. Как иначе? Я всегда верила, что нужно высказывать своё мнение и говорить громко и уверенно. Я ненавижу людей, которые мямлят. Но вы… вам не нужен совет от меня на этот счёт, так ведь?
Тётя Маргарет сжала губы, глядя на эту костлявую женщину-янки, будто не могла решить, оскорбили её или сделали комплимент.
— Вы подруга семьи? — спросила миссис Ледбеттер.
— Марта была замужем за моим братом Элвисом.
— Элвис?
Я видел, что тётя Маргарет сдерживает желание закатить глаза.
Джексон взглянул на меня, приподняв бровь. «Твоего отца звали Элвис? Ты шутишь, чёрт побери?»
— Да, милочка, — ответила тётя Маргарет. — В этих местах это распространённое имя. По крайней мере, было, пока… ну, вы знаете. Его. Этого Элвиса. В любом случае, Элвис был отцом Вилли. Симпатичным мужчиной он был, мой младший братишка. Таким милым человеком. Обожал своих детей.
— Не уверен, что “обожал” правильное слово, тётя Маргарет, — сказал я.
— О, просто он делал это по-своему, — отмахнулась она.
— Действительно, — согласился я. — Или, по крайней мере, в тех некоторых случаях, когда он не напивался до потери чёртового рассудка.
— Как я говорила, — продолжила она, — Леандра сказала мне, что вы живёте вместе. Интересно, что об этом говорит твой малыш.
— Он мало говорит, — отметил я.
— О, верно. Как у него дела со слуховыми аппаратами?
— Они не работают.
— Значит, он совсем ничего не слышит?
— Нет.
— Он сейчас что-нибудь говорит?
— Не особо.
— Жаль, да? Он ходит в школу?
— Конечно!
— Он на специальном обучении? Твоя мама однажды преподавала в классе специального образования, когда их только открыли. Честно говоря, если ты спросишь меня, домашнее обучение для таких детей подходит отлично. Школа может быть жестокой средой для калек. Дети могут быть такими злыми.
Я потупил взгляд, прикусил губу. Ной посмотрел на меня, когда я обвил здоровой рукой его плечи.
— Говорят, любимый пёс Хелен Келлер* на самом деле был котом, — сказала миссис Ледбеттер.
*Хелен Келлер — американская писательница, лектор и политическая активистка. В возрасте девятнадцати месяцев Келлер перенесла заболевание, в результате которого полностью лишилась слуха и зрения.
Большое круглое лицо тёти Маргарет сморщилось, пока она старалась разобрать, что могло значить это заявление. Я взглянул на миссис Ледбеттер, сам задаваясь этим вопросом. Она ответила простым намёком на улыбку.
— Сейчас есть технология, которая позволяет избавиться от всех детей “с особыми нуждами”, — продолжала миссис Ледбеттер. — Генетическая диагностика, всё такое. Возможно, стоит пойти путём простого аборта всех этих зародышей. Я знаю, это звучит немного резко, но они истощают ресурсы общества, разве нет? И какая жизнь может быть у таких детей? Должно быть, крайне несчастная. Думаю, было бы милосерднее просто убить их всех.
— О Боже, — произнесла тётя Маргарет с широко раскрытыми глазами.
— Вы ведь это говорите, нет, миссис Спенсер?
— Что ж, нет, я так не думаю.
— Должно быть, я не так поняла, — с напускной скромностью сказала миссис Ледбеттер. — Некоторые дети нормальные. Ной, например. Он кажется достаточно счастливым. Ему, кажется, очень весело со своим отцом. Они всегда занимаются вместе всякой всячиной. Возможно, мы могли бы дать им пожить некоторое время и посмотреть, счастливы они или нет. И если они не счастливы, мы могли бы просто их усыпить. Знаете… как делают с собаками.
— Я вполне уверена, что не это имела в виду, — твёрдо сказала тётя Маргарет.
— Оу, — произнесла миссис Ледбеттер. — Что ж, полагаю, у нас нет выбора, кроме как пытаться пойти навстречу бедным искалеченным малюткам. Это напоминает мне кое-что. Я слышала, есть генетический анализ на гомосексуальность.
— О Боже! — снова воскликнула тётя Маргарет.
— Да! — запальчиво сказала миссис Ледбеттер. — Его можно выполнить, пока мать беременна. Если ребёнок гей, мы можем… — она приподняла брови, чтобы предположить, что мы могли бы делать с такими детьми всё, что захотим. — Это может быть хорошей идеей, особенно здесь, на Юге, где вам такое не нравится. На самом деле, это может быть милосерднее. В смысле, я не могу представить ничего хуже, чем знать, что твои родители и твоя семья не хочет тебя. Какая это жизнь для ребёнка? А если вы знаете, что не хотите гомосексуального ребёнка, это может быть милосердием. Я понимаю, это спорный вопрос…
— Юнис, — произнёс мистер Ледбеттер. — Вы должны простить мою жену. Слишком много ЛСД в семидесятых.
— ЛСД? — недоверчиво повторила тётя Маргарет.
— Шутка, — ответил мистер Ледбеттер. — Юнис, можно тебя на минутку?
— Стивен, я просто рассказывала миссис Спенсер, что есть решения этих проблем. Не нужно страдать в тишине, дорогой. Есть варианты. Сейчас медицинские технологии могут творить чудеса. Довольно скоро мы сможем проектировать своих собственных детей. Цвет волос, цвет глаз, характер, скелет, рост, атлетизм, ориентацию — и это всё в генах. Это будет как пойти в ресторан, посмотреть меню и просто выбрать, что хочешь. Разве не так, дорогой?
— Что ж, да, в генетике и биоинженерии было много улучшений, но, боюсь, большинство из этого довольно незаконно и, вероятно, так будет всегда.
— Жаль, — сказала миссис Ледбеттер. — Такие люди, как миссис Спенсер, могли бы спроектировать своих отпрысков. Таким образом они могли бы быть совершенно уверены, что получат то, что хотят. Никаких ошибок! Никаких отбросов! Никаких гомиков! Никаких маленьких калек в школе для неполноценных! Люди с сильными религиозными убеждениями, конечно, возразили бы, но я уверена, их могли бы заставить увидеть преимущества. Я хочу сказать, только то, что ты христианин, не значит, что ты хочешь, чтобы педик ездил в школу для неполноценных, так ведь?