*Медикэйд — государственная программа бесплатной или льготной медицинской помощи.
— Боюсь, я вас не понимаю, — произнёс я в небольшом замешательстве. — Зачем это?
— Мистер Кантрелл, имеются некоторые опасения по поводу вашего сына, Ноя. Ной живёт с вами, верно?
— Ну, да.
— Мы получили сообщение, что дома может что-то происходить. Конечно, когда бы мы ни получали сообщение, нам требуется провести расследование, и первый шаг в этом процессе — назначить время, когда мы можем сесть вместе и поговорить, и провести визит на дому. Вы завтра будете свободны?
— Провести визит на дому? — недоверчиво спросил я.
— Да, мистер Кантрелл.
Она замолчала, ожидая, когда до меня дойдёт.
— Провести визит на дому? — снова произнёс я после долгой паузы. — То есть, вы изучаете меня в плане жестокого обращения с ребёнком?
— Мы по закону вынуждены ответить на любое сообщение, которое можем получить, — объяснила она.
— О каком сообщении вы говорите?
— Я могу объяснить более полно, когда увижу вас. Завтра подойдёт? Я могу прийти к полудню, и мы всё это проясним.
— Можете приходить в любое время, — сказал я с некой вспышкой гнева. — Хотите сказать, кто-то подал жалобу против меня в ДСО?
— Боюсь, да, сэр. Мне прийти завтра к полудню?
— Конечно, — сказал я.
— Как я понимаю, по вашему месту жительства проживает ещё один мужчина…
— Ну, да.
— У вас… отношения… с этим мужчиной?
Я замолчал.
— Мистер Кантрелл?
— В чём смысл этого? — спросил я.
— Мистер Кантрелл, это моя работа — убедиться, что о Ное заботятся должным образом. Ничего больше. Я определённо смогу всё прояснить, когда увижу вас. Мы получаем много звонков и, конечно же, мы обязаны ответить, но это не значит, что что-то происходит. Просто беспокойство. Моя работа — удостовериться в благополучии ребёнка, и это мы и сделаем. Уверена, переживать не о чем. Как я уже говорила, с вами проживает ещё один мужчина?
— Да, — ответил я.
— Как он связан с вами и Ноем?
— Он мой парень.
— Оу. Понятно. Его зовут…?
— Джексон Ледбеттер. Он из Бостона.
— Мистер Ледбеттер будет свободен для нашей встречи?
— Я проверю его график работы.
— Я бы хотела, чтобы он присутствовал, если возможно.
— Ладно.
— Это не состязательный процесс, мистер Кантрелл. Надеюсь, вы это понимаете. Мне нужно удостовериться в благополучии вашего ребёнка. Это моя работа.
— Хорошо.
— Если в доме ничего не происходит, то вам не о чем переживать.
— Ничего не происходит, — заверил её я.
— Тогда всё должно быть в порядке. Увидимся завтра в полдень?
— Конечно.
— А теперь, пожалуйста, постарайтесь соблюсти нашу договорённость, мистер Кантрелл. Я приведу с собой переводчика для людей с нарушением слуха, потому что понимаю, что у вашего сына нарушение слуха. Это верно?
— Да, это так, — сказал я.
— Завтра в полдень?
— Ладно.
Я положил телефон на стол и пялился на него несколько долгих мгновений, чувствуя, будто на мне только что использовали запрещённый приём.
ДСО?
Какого чёрта?
Глава 15
Любая дорога приведёт тебя туда
Почему так много вилок? — спросил Ной, с опаской глядя на элегантно накрытый стол перед нами.
Не знаю, — признался я. — Думаю, нужно положить салфетку на колени. Просто старайся делать то, что делает папа.
Он недовольно нахмурился. С тех пор, как я сообщил ему новости о втором году в пятом классе, его настроение стало чёрным как ночь.
Официант достал охлаждённую бутылку вина — или шампанского, или что это было — из ведёрка со льдом, и на мгновение я подумал, что нахожусь на съёмках «Аббатства Даунтон». Это было не «Аббатство Даунтон», конечно, но намного хуже: это было «Френелли» в центре Тупело в пятницу вечером, когда лето набирало обороты, и на территорию готовилась надвинуться волна жестокой погоды.
— Здесь так мило. Вы должны приходить сюда чаще, — сказала Джексону миссис Ледбеттер.
— Ну уж нет, — произнёс Джексон.
— Ты и правда то, что ты ешь, — отметила она.
— Что делает меня гигантской сырной запеканкой, — сказал я.
Миссис Ледбеттер резко посмотрела на меня и неуверенно улыбнулась.
— Когда ты не знаешь, куда идёшь, Вайлис, любая дорога приведёт тебя туда.
— Вы предполагаете, что в моей жизни нет направления? — спросил я.
— Значит, ты не совсем глуп, — сказала она, выглядывая из-за своего меню. — Но не переживай. Если медуза может выжить шестьсот пятьдесят миллионов лет без мозгов, уверена, ты отлично справишься.
— Мама! — со злостью произнёс Джексон.
— Ну, Джеки, единственный способ для него стать умнее — если он умрёт и вернётся в виде томата в горшке. Когда я прошу его произнести Миссисипи по буквам, он хочет знать, имею ли я в виду реку или штат. Затем он хочет знать, нужно ли восемнадцать месяцев, чтобы родить близнецов, или хватит просто девяти.
— Неправда! — возмущённо произнёс я, заглатывая наживку. Если бы был вежливый способ на людях выбить дерьмо из пожилой женщины, я бы сделал это.
— Самым быстрым способом стереть безграмотность было бы поджечь всех этих южан, — добавила она.
— Он не тупой, мама! — сказал Джексон.
— Он не может сам себя защитить? — поинтересовалась она.
Их взгляды обратились ко мне.
Миссис Ледбеттер сделала долгую затяжку своей электронной сигареты, глядя на меня с напускной скромностью. “Подойди и возьми, — говорили её глаза. — Срази меня своим лучшим выстрелом, мистер Мужик!
— Знаете, — сказал я, — есть один аспект в консервативном христианстве, с которым я вполне согласен. Женщина, по словам Святого Павла в Библии, должна держать свой рот на замке. До тех пор, конечно, пока мужчине не нужно девать куда-то свой член.
Эти слова встретила напряжённая, достаточно неуютная тишина. Глаза мистера Ледбеттера расширились. Джексон, казалось, был в ужасе. Официант, разливающий вино, довольно драматично остановился. Но миссис Ледбеттер взорвалась искренним приступом хохота.
— Очень хорошо, Вайли, — сказала она, кивая и указывая на меня своей электронной сигаретой. — Хорошо сработано! Люблю мужчин, у которых есть яйца. Это так освежает, особенно в присутствующей компании.
Она переключила своё внимание на официанта, на её лице с тяжёлым макияжем появилось нетерпеливое выражение.
— Могу я тебе кое в чём признаться, дорогуша? — спросила она его, задрав подбородок. — Это ваше меню… всё выглядит как абсолютная дрянь. В смысле, честно, сколько пар туфлей вам пришлось соскрести, чтобы придумать эту чепуху?
Официант, молодой мужчина с преждевременно редеющими волосами, выглядел довольно растерянным.
— Вы сделаете даме одолжение и просто выберете для меня что-нибудь? Хорошо, дорогуша? Что угодно, что бы вы порекомендовали? И, надеюсь, это будет что-то, что не потребует поездки в больницу скорой помощи. Не упоминая о провождении всей ночи в уборной. И я не хочу, чтобы это жарили в слое жира в семьдесят сантиметров, будь так добр. И ничего, что мертво уже больше трёх лет. Мне нравятся свежие вещи. Еда здесь свежа в разумных пределах, верно? Ничего, что привезли из Монголии? Ничего, что заказали на еВау и прислали по почте США? И ничего, что достали из канавы? И, пожалуйста, никаких белок. Никакого паштета из опоссумов или чего-то ещё в таком роде. Я прошу слишком многого, дорогой?
— Вовсе нет, — нервно произнёс официант, бегло записывая что-то в свой блокнот. — Может быть, салат?
— Да, думаю, это было бы мудро.
— Ты слишком придирчива, — сказал мистер Ледбеттер.
— Я плачу хорошие деньги не для того, чтобы есть дрянь, — резко сказала она.
— И, я полагаю, еда на вкус лучше, когда приправлена слезами официанта, — сказал я.
— Он мужчина, — отмахнулась она. — А единственный мужчина, которого я когда-либо знала, которого на самом деле волновало что-то помимо бейсбола и сисек Анджелины Джоли, недавно сменил пол и теперь известен как Дороти.
— Кастрировали ещё одного мужчину, понятно, — отозвался мистер Ледбеттер.
— Мир полон мужчин, которые не знают, что делать со своими яйцами, — ответила она.
— Пожалуйста, ребята, вы не могли бы сейчас этого не делать? — спросил Джексон.
— Не делать чего, дорогой? — спросила миссис Ледбеттер. — Ох, я забыла. Любое обсуждение, которое включает в себя яйца, заставляет тебя нервничать, да, дорогой?
Джексон нахмурился.
— Конечно, — продолжала миссис Ледбеттер, — мужчина с яйцами выдержал бы медицинскую школу и стал бы врачом. Но ты медбрат. Как замечательно! Я никогда не забуду своего великого счастья, когда мой единственный сын пришёл однажды домой и сказал, что хочет быть медбратом. Я так гордилась! Мой сын — медбрат!
— Мама, пожалуйста, — отчаянно произнёс Джексон.
— Ты хотела, чтобы он был врачом, — отметил мистер Ледбеттер. — Он этого никогда не хотел.
— Врачи всегда зарабатывают намного больше денег.
— Деньги не всё, — сказал мистер Ледбеттер.
— Но они могут купить всё, — парировала она. — Не так ли, Вайлис?
— Меня зовут Вилли! — огрызнулся я.
— Ты говоришь так, будто это имеет значение.
— Это имеет значение.
— На самом деле, я использую прозвища для всех своих друзей. Но ещё не совсем решила, какое будет у тебя. Вайли — очевидный выбор, ведь это похоже на эвфемизм к пенису, что, кажется, будет всем, что тебе достанется, судя по тому, что я вижу. И это должен быть очень большой пенис. Как я понимаю, Джексон поклонник таких.
— Прошу прощения?
— Я бы предпочла для тебя что-нибудь более цветное, — продолжала она. — Конечно, для этого я уже выбрала прозвище.
— Этого? — произнёс я.
— Твоего отродья, — сказала она, искоса бросая взгляд на Ноя. — Думаю, я просто буду звать его Боб.
— Боб?
— Как Боб Марли, дорогуша. Ну, знаешь. Мёртвый мужчина с дредами. Много курил в своё время.
— Мне нравится его причёска, — сказал я, глядя на африканские косички Ноя.
— Возможно, это единственное, что в нём интересно, — отметила она.
— Вы его даже не знаете!
— Разве не для этого мы ужинаем? — парировала она. — Встреча и знакомство? Обмен рукопожатиями? Узнать вас? Нам поиграть в настольные игры? Это поможет?
— Кстати, мой сын не отсталый, — выпалил я, удивлённый, как по-прежнему злюсь из-за этого маленького комментария.
— Ты действительно очень чувствительный, да? — Она сделала долгую затяжку электронной сигареты. — Слова — это просто слова. Люди вкладывают слишком много силы в слова. Все должны быть такими политкорректными. Как скучно.
— Уверен, есть слово поприятнее для людей, которые издеваются над недееспособными детьми, — сказал я, — но я остановлюсь на стерве.
— Но я и есть стерва, дорогуша. Ты этого не понял? Бог свидетель, у меня есть свои причины.
— Ну, тогда, полагаю, это нормально, — огрызнулся я.
Джексон негромко ахнул.
— Вы должны простить мою жену, — улыбнулся мистер Ледбеттер. — С тех пор как ей увеличили дозировку, она стала сама не своя. Но расскажи нам о своей книге, Вилли.
— Да, — сказала миссис Ледбеттер, — расскажи нам о своей книге, Вилфред. В конце концов, не каждый день кто-то выходит в люди и разбалтывает обо всех своих проступках, чтобы это увидел весь мир. Надеюсь, ты заработал на этом деньжат. Большинство проституток зарабатывают.
— Уймись, — сказал мистер Ледбеттер, махая на жену рукой. — Я аплодирую его честности.
— Ты действительно хочешь, чтобы твой сын крутился с крэковыми шлюхами, деревенщинами и трейлерными отбросами? Не говоря уже обо всех этих подобных людям существах с плохими зубами. Не говоря уже о торнадо и крокодилах, и чёрт знает чем ещё.
— Моя жена преувеличивает, — легко произнёс Стивен. — Ты продал много книг?
— Не знаю, — признался я. — Прошло всего несколько месяцев.
— Ты рассказал нашему маленькому Бобу, что он глухой потому, что ты был наркоманом? — спросила миссис Ледбеттер.
— Я не был наркоманом, — довольно злобно ответил я. — Я часто говорил это с тех пор, как вышла книга.
— Верно. Ты же не в затяг. Никто не курит в затяг, дорогуша.
— И его зовут не Боб, — добавил я, раздражённый ею.
— Боб знает, чем занимались его родители? — надавила она. — Ты рассказывал ему? Рассказывал, да? Ты сел с ним и объяснил, что мамочка и папочка курили крэк, когда она чуточку, немножко забеременела, а потом родился бедный маленький Боб Крэтчит, крохотным недоношенным ребёнком, и оказался с дырками в ушах и в сердце и всё остальное? Ты ведь рассказал ему? Не так ли? Кажется, он хотел бы такое знать.
— Всему есть время и место, — сказал мистер Ледбеттер.
— Я верю, что дети должны знать правду. И если он сделает такое со своим собственным сыном, Бог знает, что он сделает с нашим, Стивен, или ты об этом не думал?
— Господи Иисусе, мама! — Джексон отложил свои приборы, со злостью выдыхая.
— Это ты хочешь выйти замуж за ублюдка. Думаю, ты должен узнать, кто он такой, прежде чем завязывать узел, дорогой. Это единственный правильный путь. Стивен, не желаешь высказаться?
— Не вмешивайтесь в личную жизнь своих детей, — сказал мистер Ледбеттер. — Я каждый день говорю это своим пациентам, и по хорошим причинам. Сердцу не прикажешь. Ты получил много внимания прессы?
— Простите? — спросил я.
— Из-за своей книги, — сказал он.
— Ну, нет, — признался я. Ни единая газета или журнал, или блог в великом штате Миссисипи не смогли решиться упомянуть об этом.
— Я думал, Миссисипи гордится своими авторами, — предположил он.
— Ну, вероятно, не гомосексуальными, — заметила его жена.
Нас прервал официант, который принёс напитки.
Я оглядел ресторан, отчётливо чувствуя себя не в своей тарелке и не в своей стихии. Мужчины были в костюмах, которые будто надели в последний момент, а женщины выглядели безупречно, ни один волосок не выбивался. Почему-то я сомневался, что какие-либо из этих мам и пап готовились к визиту добрых душ из ДСО. И, в любом случае, я был одним из тех людей, которым нравились ёлки за доллар, потому что для похода в «Волмарт» наряжаться не нужно.
«Френелли», вероятно, был самым дорогим рестораном в городе, что говорило не о многом, по большому счёту, это был Тупело, Миссисипи, родина Элвиса, но даже так это было за пределами моей лиги. Любое место, где требовали четыре доллара за стакан воды, было выше меня и, вероятно, будет всегда. И кто, чёрт побери, станет платить четыре чёртовых доллара за стакан воды?
Мистер и миссис Ледбеттер, казалось, чувствовали себя совершенно непринуждённо, как и их сын. Мы с Ноем выглядели как деревенщины, которые чесали задницы, любуясь видами Большого Города.
Я опустил меню, внезапно приняв решение.
— Думаю, мы с Ноем пойдём, — сказал я, вставая.
— Что ты имеешь в виду, чёрт побери? — требовательно спросила миссис Ледбеттер.
Я протянул руку Ною, взглядом говоря, что пора уходить. У него в глазах не было вопроса, он просто встал.
— Я вас оставлю, — произнёс я. — Хорошо вам провести время.
— Вилли, какого чёрта? — слишком громко потребовал Джексон.
— Мне здесь неуютно, и я хотел бы уйти, — сказал я ему. — Увидимся позже. Или нет. Сейчас я не уверен, что меня это волнует.
Я взял Ноя за руку и помаршировал прочь, моё лицо горело от прилива крови.
— Вилли, подожди! — крикнул Джексон.
Он пошёл за нами к входной двери. Я вышел на улицу и встал на тротуаре, трясясь от необъяснимой злости. Проехала толпа мотоциклистов, и я зацепил взглядом цвета конфедерации на более чем одной блестящей металлической поверхности.
— Вилли, пожалуйста, — произнёс Джексон, беря меня за руку.
— Мы с Ноем идём домой. Присоединишься к нам?
— Я не могу оставить родителей просто сидеть там. Это грубо.
— А твоя мама — она не грубая?
— Она такая, какая есть.
— И какая же?
— Когда ты это узнаешь, Вилли, дай мне знать. Я слушал всё это почти тридцать лет.