Дженнифер могла бы попытаться остановить его словом или жестом… но не сделала этого. Его поцелуй казался неизбежным. Затем Гордон поднял голову, взглянул на нее, и девушке показалось, что он собирается отпустить ее, вот-вот разожмет объятия. Но вместо этого его рука скользнула вниз по ее спине, и он вновь склонил голову.
Ей было хорошо с ним, было приятно чувствовать его руки, его тело. Дженнифер прижалась к нему теснее, взволнованная и смущенная теми чувствами, которые разгорались в ней. Если она что-то делает не так, неправильно, об этом можно будет подумать и позже. А настоящие мгновения слишком чудесны, чтобы упустить их, слишком восхитительны, чтобы отказаться от них. Девушка ответила на поцелуй, и это было удивительное ощущение, будто они оба воспарили под облака.
Мягким движением Гордон расстегнул молнию на платье и приспустил его, обнажив ее плечи и грудь. Это было так неожиданно, что Дженнифер инстинктивно отшатнулась и попыталась прикрыть грудь руками.
— Ты боишься меня? — хрипловато спросил Гордон, снова склоняясь над ней.
Обжигающий взгляд темно-серых глаз завораживал. Дженнифер замотала головой и молча обвила его руками за шею. В отчаянном порыве припала к его губам и, когда эти полуоткрытые губы нетерпеливо шевельнулись, с радостью приняла чувственную атаку его языка, возвращая ласку, заставляя его стиснуть ее еще сильнее. Одежда словно сама собой упала к их ногам.
— Если хочешь бежать, Дженнифер, то поторопись, — неровно дыша, сказал Гордон. — Потом будет поздно.
Она снова замотала головой. Нет, она не помышляла о бегстве. Ни один мужчина еще не заставлял ее настолько забыть о стыде, ни одному мужчине еще не удавалось разбудить в ней желание. Сочувствие — может быть, восхищение — пожалуй, но не желание. Дженнифер понимала, что, отдавшись Гордону, станет перед ним беззащитна. Эта близость сломит ее, и она уже не сможет держать его на безопасном для себя расстоянии. Подобно дракону, он спалит все на своем пути огненным дыханием и не оставит ей ничего. И, зная это, она, тем не менее, не собиралась бежать…
Холод обдал разгоряченную кожу Дженнифер, и она поняла, что лежит на диване рядом с обнаженным Гордоном, и он смотрит на нее. Она только мгновение назад всплыла на поверхность из темных глубин сладострастия, где чувствовала лишь его губы и возбуждающие ласки рук.
— Что ты делаешь? — прошептала Дженнифер, но еле слышный, прерывистый голос принадлежал не ей, совершенно другому человеку.
— Любуюсь тобой.
Взгляд Гордона скользнул по ее груди, переместился ниже и остановился на стройных ногах. Покраснев от смущения, Дженнифер остановила его, коснувшись губами загорелой груди. Гордон вздрогнул и, медленно погрузив руки в волосы на затылке, стал притягивать ее все ближе, ближе.
На этот раз его губы были не властными, а ласковыми и нежными, они легко касались самых чувствительных уголков ее рта. Дженнифер таяла от наслаждения. Силы покинули ее. Гордость и принципы остались где-то далеко, так что дозваться их было невозможно…
И тут Гордон неожиданно замер и, сжав ладонями ее лицо, приказал:
— Взгляни на меня!
Ей с трудом удалось выбраться из чувственного тумана, усилием воли заставить веки подняться. И в это мгновение Гордон сделал резкое движение, вырвавшее сдавленный вскрик из горла Дженнифер.
Напрягая руки и плечи, он застыл в неподвижности.
— Почему? — ошарашено пробормотал, наконец, Гордон.
Дженнифер, неверно истолковав вопрос как упрек, поморщилась.
— Потому что я никогда раньше не была с… с мужчиной.
— Нет, почему ты ничего не сказала мне об этом. Я был уверен, что…
Погладив его по щеке, она ответила с нежной, успокаивающей улыбкой:
— Ты здесь ни при чем. Я ведь сама хотела этого.
Гордон снова прижал ее к себе. Дженнифер полностью подчинилась его воле, растворилась в нем. И в этом жарком слиянии оба без остатка отдались страсти. Ее сердце падало вниз, как на «русских горках», потом взмывало в небо, как на гигантском «чертовом колесе», перед глазами мелькали цветные огни, как будто она неслась на бешено вращающейся карусели. Ее ногти впивались в его спину, пока страсть, бушующая в ней, не превратилась во всепожирающее пламя, сметающее все вокруг и ставшее наконец ослепительным взрывом чувственного наслаждения. В какой-то миг ей показалось, что она парит в невесомости, где нет никого, только она и Гордон.
А потом померкли огни и карусель, замедляя бег, остановилась. Мало-помалу к Дженнифер возвращалось сознание, хотя сознание было другим, новым. Ее, например, совсем не трогало, что она находится в доме почти незнакомого мужчины полностью обнаженной. Она не жалела о том, что произошло, и знала, что никогда не пожалеет, даже если потом ей будет больно. Возможно, у них с Гордоном нет никакого будущего, но это ничего не меняет. Сейчас он с ней, и Дженнифер твердо решила оставаться с ним как можно дольше.
Она лежала рядом с Гордоном утомленная и счастливая. Ей очень хотелось дотронуться до него, хотелось, чтобы он обнял ее, но чувственное безумие уже прошло, и Дженнифер почему-то не решалась первой заговорить с ним. Однако быть рядом и притворяться посторонней она тоже не могла: Поэтому, чуть приподнявшись, осторожно провела рукой по его щеке, но Гордон никак не отреагировал на ее робкое прикосновение. Тогда Дженнифер заглянула ему в лицо, но он с непроницаемым видом смотрел в потолок.
— Гордон… — позвала она.
— Шшш, — сказал он, — ничего не говори сейчас.
Немного смущенная его реакцией, Дженнифер встала и прошла в ванную, которую нашла дальше по коридору. Она посмотрела на себя в зеркало. От удивления ее глаза широко открылись. Дженнифер с трудом узнавала себя. Волосы растрепались и спутались, но не стали от этого менее прекрасными. Глаза были полны безграничного, почти вызывающего удовлетворения.
На нее смотрела женщина, чьи желания она не могла предвидеть, чьи действия, возможно, не смогла бы контролировать. С одной стороны, Дженнифер гордилась произошедшей с ней метаморфозой. Она чувствовала, что прошлая жизнь была пустой, лишенной глубины, потому что в ней отсутствовал секс. Теперь же она знала потребности и удовольствия взрослой женщины.
Но, все же, оставаясь в душе немного консервативной, не могла не тревожиться, понимая, что влюбилась слишком внезапно и слишком безоглядно. Слишком многим пожертвовала, отдавшись Гордону. Однако, несмотря на опасность, подстерегающую столь внезапную страсть, Дженнифер наслаждалась тем, что стала женщиной, которая самостоятельно приняла решение вступить в отношения с мужчиной.
Гордон поднял голову, когда Дженнифер появилась в дверях гостиной. Ее хрупкая фигура буквально утонула в его просторном халате, висевшем в ванной. Пальцы ног едва выглядывали из-под подола, который должен был заканчиваться на середине икр, проймы оказались на уровне локтей. Еще сегодня Гордон не представлял, что Дженнифер может выглядеть соблазнительнее, чем в облегающем голубом платье, но теперь выяснилось, что он ошибался. Облаченная в мешковатый халат, с лицом, начисто лишенным косметики, с копной темных спутанных волос, она казалась еще более очаровательной и желанной.
Сам он, полностью одетый, если не считать галстука, сидел на диване и курил сигарету. Гордон выглядел утомленным и непривычно домашним.
— Иди сюда и садись, — сказал он, указывая на диван напротив себя. — Нам нужно кое-что обсудить.
Дженнифер внутренне сжалась. Ей показалось, что голос Гордона звучит напряженно, хотя лицо оставалось бесстрастным. Она села и нервно провела пальцем по инкрустации на столике. Теперь она узнала все о физической близости, но никто не предупредил ее о той странной неловкости, которая овладеет ею потом. Словно неведомая сила обнажила самую сокровенную ее сущность, оставив беззащитной и смущенной.
Тело Дженнифер еще не остыло от любовных утех, и ей вдруг захотелось, чтобы Гордон снова овладел ею. Однако Дженнифер отчаянно нуждалась в доказательстве, что он все еще хочет ее. Противоречивые чувства привели ее в смятение.
В наступившей тишине Гордон, казалось, о чем-то сосредоточенно думал, взвешивал то, что он собирается сказать. При этом он исподлобья поглядывал на Дженнифер, как будто пытаясь проникнуть в ее мысли.
— Я хочу спросить тебя кое о чем, — наконец произнес он. — Только постарайся быть откровенной. Если ты увлечена Марком, то как допустила то, что произошло? Или твои чувства оказались столь недолговечными и развеялись при первом же предложении малознакомого тебе мужчины? Теперь, пожалуй, ты не захочешь уйти от меня, увидев, как я живу. Неужели мне придется силой выставлять тебя за дверь?
Дженнифер застыла, не в силах поверить в то, что услышала. Никогда прежде она не испытывала такой сильной душевной боли и меньше всего ожидала от Гордона этих слов — жестоких и несправедливых. Взглянув ему в глаза, она удостоверилась, что он говорит абсолютно серьезно. И кроме того, он отнюдь не был похож на того страстного и нежного мужчину, который только что обнимал и целовал ее.
Глаза Дженнифер сузились.
— Так ты проверял меня? Хотел посмотреть, далеко ли я зайду? — Она вспомнила вдруг слова Марка: «Этот мужчина не для тебя».
Боль в сердце стала нестерпимой. В горле стоял комок, руки и ноги казались тяжелыми и непослушными. Она как будто очутилась посреди кошмара. Это было нечто ужасное и в то же время нереальное. Не заботясь о том, что предстанет перед Гордоном обнаженной, Дженнифер сбросила халат, быстро оделась и, не поднимая глаз, шагнула к двери.
Гордон мгновенно поднялся с места и с легким смешком схватил ее запястье и с такой силой сжал, что лицо Дженнифер побелело от боли.
— Держись подальше от Марка.
Она побагровела от ярости. Лицо искривила гримаса злости.
— Убери руки, негодяй! Не смей прикасаться ко мне! С меня достаточно. Я не могу открыть тебе всей правды, иначе ты бы очень пожалел о своих словах. Но, появляясь вместе с Марком, я оказываю услугу в первую очередь ему и его семье.
— Чтобы никто не догадался, что Марк — гей?
Неожиданный поворот в их разговоре выбил почву из-под ног Дженнифер. Она охнула и прижала ладони к щекам, понимая, что тайна ее друга раскрыта.
— Так ты знаешь?
— Конечно, знаю. Я ведь не слепой. А сегодня еще раз убедился в этом.
— Если тебе все известно, — ответила она, беря себя в руки, — тогда мне не понятна твоя реакция. Ведь ясно же, что я никогда не смогу выйти за Марка замуж, несмотря на все его богатство.
— А разве это для тебя препятствие? Ты можешь стать членом уважаемой семьи, получив в придачу хорошее состояние, расплатиться с долгами, — с нажимом произнес он. — При чем здесь муж-гей?
Дженнифер заткнула уши пальцами.
— Замолчи сейчас же! Ничего не желаю слышать!
Но Гордон силой заставил ее опустить руки.
— Нет, тебе придется выслушать меня. Что же касается предложения, которое мой друг так необдуманно сделал тебе…
— Да он шутил! — перебила его Дженнифер. — Неужели ты принял его слова всерьез? Тем более что он был пьян.
— Нет, к сожалению, не шутил. И тебе это известно так же хорошо, как и мне. Если ты и дальше будешь появляться с ним на людях, вам придется пожениться. В каждом обществе свои правила и законы, и никому не удастся сломать систему, просуществовавшую многие годы. Марк — человек слова, да и родители его давно мечтают о невестке. Так что очень скоро ты можешь стать миссис Дженнифер Фарроу — респектабельной дамой, перед которой откроются неограниченные возможности. Но возникнет одна небольшая проблема: тебе придется сидеть с Марком на сексуальной диете, и с твоим редким темпераментом, с твоей страстностью, ты непременно заведешь себе любовника. Что же будет дальше? Семья Фарроу станет всеобщим посмешищем — в обществе любят посудачить о таких вещах.
— Ты сам не знаешь, что говоришь!
— Знаю. Я лишь нарисовал картину твоей будущей счастливой жизни.
— Достаточно, я наслушалась! Если желаешь строить беспочвенные догадки, это твое дело. Я только удивляюсь, как могла довериться тебе, быть с тобой…
Невольные слезы брызнули из глаз, покатились по щекам при воспоминании о том, кем был для нее этот мужчина, и о страданиях, которые он намеренно причиняет ей. Дженнифер опустила голову, иначе заметила бы мрачное выражение лица Гордона.
— Т-тебе, — продолжила она, запинаясь, — не придется выставлять меня за дверь. Я сама уйду, но запомни: ты мне не нужен и я больше не хочу тебя!
Гордон отвел глаза, чувствуя, что эти слова глубоко ранили его, хотя он не желал даже себе признаваться в этом. Он не переставал думать об унизительной ситуации, в которую сознательно поставил Дженнифер. И все для того, чтобы убедиться в ее реакции, понять, чего же она хочет от жизни, как планирует поступить.
— Если ты беспокоишься насчет денег, — заговорил он, заставляя себя продолжить этот фарс, — так не волнуйся, никаких проблем. Сколько нужно, чтобы ты оставила Марка в покое?
Дженнифер ощутила, как что-то стягивает ей горло наподобие петли, как все больше не хватает воздуха. Собрав последние силы, она глубоко вздохнула, словно пытаясь разорвать удавку.
— Мне жаль тебя, Гордон. Ты не веришь в человеческие чувства, полагая, что в этом мире все делается ради денег. Продолжай жить своей жизнью. Желаю тебе удачи!
5
Говорят, что время излечивает все раны. Когда Дженнифер каждое утро вставала и шла на работу в библиотеку, старое изречение казалось ей досужим вымыслом. Ее сердце не ощущало себя исцеленным. Ни на минуту, с момента последней встречи с Гордоном. Прошло уже две недели, а она так и не оправилась от нанесенного ей оскорбления. Возможно, потому, что была уверена: Гордон — единственный мужчина, пробудивший ее чувства, мужчина, которого она ждала всю жизнь.
На работе Дженнифер еще пыталась держаться, как обычно, — уверенно и непринужденно, ибо гордость не позволяла ей выказывать обиду и разочарование. Но вечером она закрывалась в спальне и сидела, безучастно глядя в одну точку.
Мир уже был не таким, как раньше. Он окрасился в серые тона. Даже солнце не желало больше сверкать жизнерадостно, а тени ложились на землю мрачные и холодные. Пустота и унылое однообразие воцарились в ее жизни. Дженнифер словно потеряла цель своего существования. Она уже больше не верила никому и ощущала себя так, будто идет по туго натянутому канату, с которого непременно сорвется и погибнет, если что-то или кто-то не придет ей на помощь. Но самым худшим было то, что в памяти остался его запах, вкус его губ.
Гордон словно стал частью ее самой. Она вызывала его образ тысячи раз во время бессонных ночей. И образ этот был теплым, чувственным. Он проскальзывал к ней в постель, и Дженнифер даже ощущала его нежные ласки. Это, как ни странно, на время помогало, успокаивало. Но при свете дня казалось, что рассудок готов изменить ей.
Наверное, потому, что мысли ее теперь постоянно были заняты случившимся две недели назад, Дженнифер стала рассеянной и постоянно забывала всякие мелочи. В один из таких неудачных дней, доехав до библиотеки, она вдруг поняла, что оставила на кухонном столе реестр купленных книг. Дженнифер развернулась, выехала со стоянки и направилась обратно домой.
Остановив автомобиль у подъезда, она поспешила в кухню. Папка лежала там, где и была брошена. Взяв ее, Дженнифер мельком взглянула на себя в зеркало. Бледная и худая как привидение, волосы тусклые и висят неряшливыми прядями. Вздохнув, она направилась в ванную, решив причесаться. У нее всегда были густые пышные волосы, и теперь, когда они отросли, с ними стало невозможно справиться.
Пришлось стянуть их лентой и дать себе слово завтра же отправиться в парикмахерскую.
Дженнифер хотела сварить себе кофе, ведь сегодня у нее во рту не было еще ни крошки, но раздумала. Сама мысль о кофе, как и о еде, вызывала отвращение. Она сильно похудела, и платья висели на ней как на вешалке. Добродушная миссис Ларсен, встревожено поднимая брови, уже в который раз советовала ей обратиться к врачу. Дженнифер вежливо слушала, кивала, но через пять минут выбрасывала ее наставления из головы. Глубокие переживания так изматывали морально и физически, что к концу дня у нее совсем не оставалось сил. Ни энергии, ни воли на то, чтобы подумать о себе и своем здоровье, недоставало.