— Элен, мы ведь уже обсудили это, — вступил в разговор Генри. — Нет никакой возможности переписать эту песню для твоей роли. Парни корпели две ночи напролет, пытаясь переделать ее, но это песня для инженю.
— И про Дженифер Норт тоже пишут, что перед нею прямая дорога на экран, — добавил Гил.
— Дженифер Норт не поет!
— Элен, но ведь Тэрри Кинг не в состоянии повредить тебе, — взмолился Генри.
— Можешь поклясться своей задницей, что не в состоянии! Ей просто не отколется такая возможность. Это шоу — мое, я не добренький рождественский Санта Клаус. Единственной звездой в шоу Лоусон может быть только сама Лоусон.
— Но эта девушка здесь очень хороша, — стоял на своем Гил. — Две песни, которые она поет, на руку всему шоу в целом. А что хорошо для шоу, хорошо и для тебя. Ты ведь сама сказала, что это твое шоу.
— Ну что ж, раз она настолько хороша, валяй, делай ее звездой своего следующего шоу. Интересно, сколько отстегнули бы твои спонсоры, если бы в главной роли была она?
Генри встал.
— Элен, ты слишком крупная величина для этого. Девушка никак не может повредить тебе, и она заслуживает того, чтобы дать ей шанс. Тебе ведь тоже когда-то приходилось начинать. Помнишь свое первое представление? Предположим, Нэнси Шоу настояла бы тогда, чтобы тебя выкинули вон в Нью-Хейвене. Где бы ты была сегодня?
— А где, черт возьми, сегодня Нэнси Шоу?! — рявкнула Элен. — Послушай, Генри, ей было уже под сорок, когда появилась я. Будь она чуть похитрей, она бы избавилась от меня. Но она же всегда задирала нос; она была красавицей, а все эти великие красавицы вечно задирают нос. Считала, что по внешним данным я ей не ровня. Может, так оно и было. И все равно то представление стало моим триумфом. А уж с Тэрри Кинг такого просто не может произойти. Она — не Элен Лоусон. И если уж на то пошло, Нэнси Шоу тоже была не Элен Лоусон. Но я научилась на ее ошибках, и никто не воспользуется ни мной, ни моим шоу для того, чтобы выстелить мягкими перышками свое гнездышко.
Гил пожал плечами.
— У нее же контракт на все выступления в этом шоу. Лицо Элен исказила злобная усмешка.
— Знаю я эти контракты на все выступления.
— Но, Элен, отзывы о ней очень положительные. Не могу же я вот так пойти к спонсорам и заявить, что я выставляю ее вон, потому что она плохо поет.
— Согласна, — дружелюбно ответила она ему.
— И твоя репутация в шоу-бизнесе тоже не улучшится, если станет известно, почему ее сняли.
— Верно, — согласилась Элен. — Нам обоим это меньше всего нужно. По крайней мере, хоть в этом мы заодно. — Ее глаза хищно сузились. — Вот и принимайся за дело. Избавляйся от нее любым приемлемым способом. Это ты умеешь, небось, не впервой.
Казалось, Гил Кейс стал меньше ростом дюйма на три. Тяжело вздохнув, он сказал:
— Ладно. Но лучше подождать, пока не пройдет премьера в Филадельфии.
— Ну уж нет! — взвыла Элен. — Чтобы о ней опять понаписали в газетах? Хочу, чтобы ее не было — и на этой же неделе!
Гил начал терять терпение.
— Милая моя девочка, и что же тогда? Кто заменит ее в понедельник, на премьере в Филадельфии?
— Вызови Пэнни Максвелл. Она пробовалась на эту роль, и она быстро схватывает. Кроме того, я хотела ее с самого начала.
— У нее сейчас репетиции в новом шоу Макса Саллера.
— Ты смеешься? Боже мой! Она же берет слишком высокие ноты, и она — корова.
— Тогда решено, — сказал Гил. — На премьере в Филадельфии поет Тэрри. Даже если я сяду на телефон завтра утром и обзвоню всех агентов в Нью-Йорке, не отыщется никого, кто сумел бы за такой срок войти в эту роль.
— Я знаю, кто сумел бы, — вдруг сказала Анна. Все повернулись в ее сторону. — Понимаю, что это не мое дело, но… — взволнованно добавила она.
— И кого же ты знаешь, мой ангел? — добродушно спросила Элен.
— Нили О'Хара. Она дублировала Тарри, знает каждую песню и поет действительно хорошо.
— И речи быть не может, — надменно отрезал Гил. — На дублирование я поставил ее, просто чтобы подстраховаться на гастролях. Для выступления в Нью-Йорке я подыщу настоящую дублершу. Эта чересчур невзрачна, напоминает мне бедную сиротку.
Элен прищурилась.
— А как должна выглядеть инженю? Соблазнительной рыжей красоткой со здоровенными титьками?
— Элен, это важная роль. Я не могу рисковать и ставить на премьеру в Филадельфии никому не известную девчонку.
— Она всю свою жизнь на эстраде, с самых пеленок, — вмешалась Анна. — Привыкла выступать перед публикой. Правда, мистер Кейс, у Нили может получиться.
— Ну-у… — Гил заколебался. — Можно ее попробовать, я думаю. У меня будет три. недели в Филадельфии, чтобы подыскать другую, если у нее ничего не выйдет.
Элен встала.
— Тогда все решено и нам всем можно идти спать.
— Сном праведников, — сердито сказал Гил. — Кроме меня, которому придется обрабатывать Тэрри Кинг.
— Могу поспорить, тебе не раз доводилось делать это до того, как ты подписал контракт с нею, — отрезала Элен. Она направилась к двери. — Завтра назначай репетицию на одиннадцать для всех, кроме меня. Прямо там в начнешь с нею. Мне нужно отоспаться; у нас еще дневное представление. — Она обратилась к Анне: — Я рада, что ты пришла сегодня, Анна-пышечка. Когда лягу, позвоню тебе.
Гил закрыл дверь за Элен.
— Вы мне нисколечко не помогли, парни, — обвинил он присутствующих.
— Я пытался, — пожал плечами Генри. — Но я знал, что это бесполезно. — Он посмотрел на Лайона и Анну. — Ладно, идите поешьте. Я останусь с Гилом и разработаю сценарий экзекуции.
Когда они стояли в ожидании лифта, Лайон предложил:
— Зайдем в тот ресторанчик напротив?
— Я не хочу есть.
— Устала?
— Нисколько, — глаза ее сияли.
— Я бы подышал немного. А ты как, не отважишься бросить вызов нью-хейвенской зиме? Они пошли по пустынной улице.
— Как они поступят с Тэрри Кинг? — спросила Анна.
— Поднажмут и вынудят уйти, — изо рта Лайона шел парок.
— Но как?
— Приходи завтра на репетицию, если ты не слишком впечатлительна.
Она поежилась.
— Ну, по крайней мере, у Нили появится шанс.
— Ты была замечательна. Хотел бы я иметь такого друга, как ты.
Она вдруг пристально посмотрела на него.
— Лайон, а кто же я по-твоему? Думаешь, я гуляю с тобой в эту холодную декабрьскую ночь просто потому, что мне нравится мерзнуть?
— Я гуляю потому, что я в самом деле твой друг, Анна. И еще — я смотрю на вещи реалистически. Нью-Хейвен подойдет к концу, а некий огромный бриллиант на твоем пальце останется, и один славный парень к нему в придачу. Ты слишком хороша для скоротечной любовной интрижки в командировке.
— Значит, больше ничего не будет?
— А разве между нами могло быть что-то большее?
— Может быть все, что ты захочешь, Лайон. Не говоря ни слова в ответ, он повернулся и повел ее обратно в отель. Они не разговаривали, пока не пришли к нему. Номер у Лайона был точно такой же блеклый и старомодный, как и у нее. Лайон помог ей снять пальто. С минуту он нежно смотрел на нее, потом протянул руки. Она бросилась навстречу ему, навстречу его губам, холодным от ночного мороза, но ставшими упругими и требовательно-жадными, когда они встретились с ее губами. Ее руки обвились и сомкнулись вокруг него. Анна сама поразилась настойчивой страстности, с которой она ответила на его поцелуй: словно всю жизнь ждала, чтобы ее поцеловали именно так. Она прильнула к нему, мысленно все больше и больше растворяясь в волшебной прелести этого поцелуя.
Когда она оторвалась от него, в глазах у нее стояли слезы.
— Ах, Лайон, спасибо тебе за то, что дал мне поверить…
— Поверить?
— Я… я не могу объяснить… просто обними меня. — Она вновь заключила его в объятия. Он опять поцеловал ее, и она молила бога, чтобы этот поцелуй длился вечно. Все ее тело трепетало от одной только радостной мысли, что к ней прикасается он.
Внезапно Лайон резко отстранился от нее. Он держал ее на расстоянии вытянутой руки. Голос у него от волнения сел, но говорил он с нежностью.
— Анна, я очень сильно хочу тебя, но ты должна сама решать. — Он посмотрел на ее перстень. — Пусть это означает для тебя то, что ты сама пожелаешь. Но если все это действительно окажется только временно, для Нью-Хей-вена, я пойму тебя.
— Лайон, я не хочу, чтобы у нас была всего лишь любовная интрижка в командировке.
— Сядь, Анна. — Он бережно подвел ее к краю кровати. — Если бы я думал, что ты хочешь только этого, я бы вообще ничего не начал. И если бы мне была нужна девочка только на выходные, то здесь нашлось бы из кого выбрать. И мне не пришлось бы долго добиваться той, на ком бы я остановил выбор. Вокруг этой премьеры в Ныо-Хейвене царит какая-то странная надрывно-истерическая атмосфера. Сегодняшняя ночь пройдет, наступит понедельник… В понедельник ты вернешься в Нью-Йорк. Там будет совершенно иной мир, и эти два выходных будут казаться сном. Я хочу, чтобы ты знала, если это произойдет… я пойму тебя.
— А ты сам? — спросила она. — Для тебя здесь тоже могла бы быть эта надрывно-истерическая атмосфера? Он рассмеялся.
— Боже мой, Анна, да знаешь ли ты, сколько у меня уже было этих Нью-Хейвенов, Филадельфии и Бостонов? Сегодня всего-навсего еще одна точно такая же ночь. За одним чудесным исключением: рядом со мною — ты.
Протянув руку, она коснулась кончиками пальцев его лица.
— Я люблю тебя, Лайон.
— И об этих словах я тоже не буду тебе напоминать.
— Ты не веришь мне?
— Наверное, сейчас ты действительно так думаешь. По-моему, такая девушка, как ты, не ляжет в постель с мужчиной, если не убеждена, что любит его.
— Я никому в жизни не говорила таких слов, Лайон. Я действительно люблю тебя.
Он отошел и закурил сигарету. Когда он обернулся, на его лице застыло решительное выражение.
— Сейчас я провожу тебя в твой номер. — Подойдя к стулу, он взял ее пальто.
Она опустилась на краешек кровати.
— Лайон… я не понимаю..
— Не будем спешить с этим. Посмотрим, как ты отнесешься к этому в понедельник… в Нью-Йорке.
— Отнесусь точно так же.
— Я не могу воспользоваться такой возможностью. Она медленно поднялась.
— Ты в самом деле хочешь, чтобы я ушла? — Она все видела перед собой, словно в тумане.
— Боже мой, Анна, как раз этого я хочу меньше всего. Но ради тебя… я…
— Лайон… я хочу остаться, — робко проговорила она. Он с любопытством посмотрел на нее, словно оценивая значение ее слов. Вдруг лицо осветилось одной из его неуловимых улыбок, и он сорвал с себя пиджак. Приблизившись, он протянул к ней руки.
— Иди же сюда, прекрасная, славная моя девчонка. Я пытался вести себя благородно, но моя крепость пала, ты не оставила от нее камня на камне.
Анна чувствовала, как ее губы растягиваются в попытке улыбнуться. Он нежно обнял ее и отпустил. Что же теперь? Вот он развязывает галстук. А что же полагается делать ей? Она действительно хочет лечь с ним в постель, но ведь, наверное, существуют какие-то нормы поведения в такой ситуации. Не может же она просто начать стаскивать с себя одежду, как девица из стриптиза. О боже, но почему она не надела свою новую комбинацию и не спросила у кого-нибудь, как полагается вести себя в подобных случаях? Он уже снимает рубашку. Ей нужно что-то делать, не стоять же вот так…
Он расстегнул ремень на брюках и небрежно показал на дверь в ванную.
— Хочешь раздеться там?
Она молча кивнула и бросилась в ванную. Закрыв за собой дверь, оставшись одна, она разделась. Что же теперь? Не может же она вот так голая выйти в комнату. Сколько она грезила именно о такой минуте, когда она отдаст себя мужчине, которого полюбит. Но ведь не так же, не в маленьком номере отеля в Ныо-Хейвене! В своих мечтаниях она представляла себе роскошную двуспальную кровать, ее воображение рисовало, как в тончайшей прозрачной ночной рубашке она неслышно проплывет по воздуху в объятия своего мужа. Вокруг будет царить полумрак, и она эфирным созданием скользнет под покрывало навстречу нежным объятиям своего возлюбленного. Дальше этого в своих грезах она никогда не заходила и не рисовала себе настоящий половой акт; она мечтала лишь о своих чувствах и романтически-возвышенной обстановке, сам же возлюбленный виделся ей смутно, с размытыми чертами. И вот теперь у него есть лицо… а у нее и в помине нет прозрачной ночной рубашки. Она стоит голая, дрожа и щурясь от резкого света, не зная, что же ей делать.
— Эй, там! Мне здесь ужасно одиноко, — раздался голос Лайона.
Лихорадочно осмотревшись, она схватила большое купальное полотенце и, завернувшись в него, робко открыла дверь.
Лайон лежал в постели, накрывшись до пояса покрывалом. Загасив в пепельнице сигарету, он протянул руки ей навстречу. Она повернулась, чтобы выключить свет в ванной.
— Пусть горит, — сказал он. — Хочу видеть тебя… поверить, что в моих объятиях действительно ты.
Она подошла к кровати, и он взял ее за руки. Полотенце упало к ее ногам.
— Моя прекрасная Анна, — с нежностью сказал он. От его восхищения и от той естественной, непринужденной простоты, с какой он восторгался красотой ее тела, ее неловкость и стеснительность исчезли. Откинув покрывало, Лайон привлек ее к себе и заключил в объятия. Волнение, которое она ощутила-от той силы, с какой его тело вжималось в ее податливую плоть, вдруг показалось ей самым естественным чувством на свете. И невыносимо прекрасное, пьянящее, неведомое ощущение от его губ, целующих ее горячечно и испытующе. Она чувствовала, что отвечает на его объятия с таким жаром, какого никогда не подозревала в себе, ее губы требовали все больше и больше. У нее никак не получалось поцеловать его достаточно крепко. Его руки ласкали ее тело — нежно, потом интимно. И все же эмоциональное, потрясение подавило в ней все физические ощущения. Держать его в своих объятиях… быть рядом… знать, что он хочет ее, что она нужна ему…
А потом случилось это. Господи, то самое мгновение! Она хотела доставить ему удовольствие, но боль застигла ее врасплох, и она вскрикнула. Он сразу же отстранился, привстал и отпустил ее.
— Анна… — она увидела удивление в его глазах.
— Ну, давай же, Лайон… — молила она. — Все будет хорошо.
Он опять лег, простонав:
— Пресвятой боже! Не может быть…
— Но, Лайон, все хорошо. Я люблю тебя.
Он склонился над нею и нежно поцеловал. После этого снова лег на спину, закинув руки за голову, глядя в полутьму перед собой.
Она лежала не шевелясь. Он достал себе сигарету, предложил и ей. Она отказалась и жалко посмотрела на него. Глубоко затянувшись, он сказал:
— Анна, ты должна мне поверить. Я бы никогда не дотронулся до тебя, если бы думал, что ты…
Соскочив с кровати, она бросилась в ванную и захлопнула за собой дверь. Уткнувшись лицом в полотенце, рна пыталась заглушить рвущиеся из груди рыдания.
Лайон рванулся за нею и распахнул дверь.
— Не плачь, моя дорогая. Все осталось нетронутым: ты по-прежнему девушка.
— Я плачу не поэтому!
— В чем же тогда дело?
— В тебе! Ты не хочешь меня!
— О-о, дорогая моя… — он обнял ее. — Да конечно же, я хочу тебя. Страшно хочу. Но я не могу. Понимаешь, я даже мечтать не смел…
В ее заплаканных глазах сверкнуло нечто похожее на ярость.
— А чего ты ожидал? Я не шлюха!
— Нет, конечно же. Просто я думал, что у тебя уже когда-то было это… ну, в колледже… и уж наверняка с Алленом…
— Аллен ни разу не прикоснулся ко мне!
— Теперь вижу.
— Неужели для тебя такая большая разница, девственна я или нет.
— Самая большущая разница на свете.
— Ну, извини. — Она слышала себя словно со стороны, не веря собственным ушам. Дурацкое положение: вот они стоят обнаженные в ванной под отвратительной яркой лампочкой без плафона, обсуждая то, что должно быть святым и сокровенным. Схватив полотенце, она прикрылась.
— Пожалуйста, выйди и дай мне одеться. Вот уж не думала, что придется извиняться за то, что я… неопытна. Думала, мужчину, которого я полюблю, это… обрадует… — Голос у нее прерывался, и она отвернулась, чтобы скрыть слезы унижения.