по тому, что разбудили меня не крики, о чем-то эти двое все же договорились.
Решила, раз уж бездарно пропустила весь накал страстей, то неплохо бы узнать, к чему пришли эти двое.
– Итак, озвучьте резюме беседы, – мое первое предложение после пробуждения заставило свекра нахмуриться, а оборотня вспыхнуть не хуже, чем промасленный фитиль.
– Я смотрю, ты хорошо устроилась: разыграла меня втемную с этим прохвостом, – он кивнул в сторону Дейминго, который сжимал кулаки так, что костяшки были белее снега – не иначе сдерживался из последних сил? – Теперь свалила решение проблем, а сама благополучно…
– Грохнулась в обморок! – закончила я за него.
Я была зла. Да что он понимает, этот рафинированный прожигатель жизни, не пропускающий ни одной юбки?
– Тебе никогда не приходилось терять дорогого человека? Смотреть в глаза собственной смерти? Защищать то, что любишь? Отрекаться от родных и прошлого? Ты лишь гонишься за сиюминутным удовольствием, разбивая сердца!
– Так вот кем ты меня видишь? Дураком-повесой, которого не жалко и в расход. Только не говори мне, что в твоем лице судьба преподнесла мне урок, – его пальцы были уже не похожи на человеческие: неполная трансформация во всей красе впечатляла когтистостью и волосатостью, но лицо блохастый пока держал. – А может, еще скажешь, что хотела меня наказать или перевоспитать?
Свекор благоразумно в перепалку не вмешивался. То ли не хотел попасть под раздачу (из нас с Адриано сыпались искры), то ли был настолько мудр, что позволял спустить пар.
– Не скажу. Единственный способ, которым женщина может перевоспитать мужчину, – это сделать ему столько зла, чтобы он окончательно потерял вкус к жизни. А я лишь борюсь за тех, кто мне дорог. За мужа и за ребенка.
Адриано надменно скривил губы. Это его безмолвное презрение подняло такую волну гнева внутри, что мне захотелось вцепиться этому бабнику в глотку, расцарапать лицо, заехать в челюсть.
Поймала себя на этих ощущениях и испугалась. Это я? Да что со мной такое происходит? Обняла себя руками и тихо всхлипнула. Еще раз, потом еще.
Дейминго присел на край кровати и с укором посмотрел на оборотня.
– Что это с ней? – пошел на попятную Адриано, у которого волчьи черты стремительно растворялись в человеческом облике.
– Беременность, я же говорил, – обреченно протянул родственничек, сдавая меня с потрохами. – Что, ни разу не сталкивался? Жаль-жаль. Раз уж мы в одной лодке, совет как мужчина мужчине: привыкай. Перепады настроения, сонливость, прожорливость или тошнота не к месту и в самый неурочный час…
– Личный опыт? – участливо поинтересовался хранитель, напрочь игнорируя меня.
Нет, эти двое еще немного и станут петь дуэтом!
– Сохрани меня небо! – проникновенно выдал старик, чем еще больше расположил к себе этого бабника. – Просто за свою жизнь наблюдал не одну беременную. Они все в этом положении одинаковы.
– Я так и не поняла, – подала голос. – Дорогой родственник, вы кого утешаете, этого хвостатого или невестку?
– Обоих, – выдохнул старик, а потом словно спохватился: – Но речь сейчас не о том.
– А о чем же?
– Гораздо важнее, что твой резерв на нуле. И за прошедшие несколько часов не увеличился ни на одну ЕМС[5]. А это может говорить лишь об одном – самой тебе навряд ли удастся быстро восстановиться.
– А если не быстро? – я прикидывала, сможем ли мы трое пару недель просуществовать в восемнадцатом столетии, ни во что не вляпавшись и не нарушив хода истории.
– Не быстро – это от года до пары десятков лет, – припечатал вместо свекра Адриано.
Вот ведь блохастый! Умеет сообщать приятные вести. Оборотень же, не подозревая о своей лестной характеристике, продолжил:
– Но есть вариант – стимулировать процесс восстановления в источнике силы. И, не давая мне задать очередной вопрос, выпалил: – Ближайший такой – в Венеции, во Дворце дожей.
Из всей этой речи я поняла, что впереди маячат гондолы и каналы. Памятуя о том, что с водой у нас взаимное и крепкое чувство неприязни, первое, что я выдала на эту тираду:
– Плавать не буду! И даже не спрашивайте почему.
Мужчины, к слову, так и не спросили. Лишь понимающе хмыкнули, а Таргос мне, как неразумному ребенку, гладя по голове, сообщил:
– Перенестись туда порталом не получится – погрешность координат будет высока. У нас есть маячки, актуальные для двадцать первого века, но в это время… кто их знает. Одно дело – если нет выхода и проваливаешься в водоворот времени, другое – когда риск можно свести к минимуму. Поэтому нам предстоит небольшое путешествие, в котором будет уместным не выделяться из толпы.
Пока свекор вещал, Адриано, подойдя ближе к шкафу, деловито начал доставать оттуда вещи и раскидывать их в две кучи. В одну полетели рубашки, камзолы, штаны-кюлоты, чулки, парик с буклями и торчащей ввысь косицей (последняя своей остротой напомнила шпиль готического собора). Я лишь подивилась – и откуда все это в дамском гардеробе? Но потом вспомнила о профессиональной принадлежности хозяйки и решила, что сие богатство – наверняка милый презент от поспешно покидавших опочивальню кавалеров.
Во вторую кучу полетели нижняя женская рубашка, платье-мантуя, чулки и его ненавистное величество – корсет. Не говоря ни слова, встала, подошла к «моей» груде одежды, подцепила мизинцем это пыточное орудие и перекинула его в другую груду.
Адриано раздул ноздри и прошипел:
– Это часть женского гардероба!
– Значит, я мужик, – решила внести ясность в наш конструктивный диалог взглядов.
– И судя по всему – нобелевский лауреат, – ехидно откомментировал свекор и пояснил специально для Адриано, пребывавшего в замешательстве: – Если не ошибаюсь, именно эта премия в размере миллиона долларов будет выплачена первому мужчине, сумевшему родить дитя.
Я не покраснела (хирурга, пусть и недобитого, тяжело чем-то смутить), но от ответной реплики все же воздержалась.
Дейминго же, подойдя ближе, поднял корсет и… отшвырнул его подальше с фразой:
– Обойдемся без этой дряни. Незачем сплющивать мою внучку. Одежды же в шкафу много. Подберем что-нибудь посвободнее.
Этим чем-нибудь оказалось только ночное платье с чепцом. Остальные наряды либо подчеркивали достоинства, либо скрывали недостатки, но всегда обнимали талию с энтузиазмом голодного удава.
Перебрав ворох женских платьев, я алчущим взглядом вампира, не нашедшего подходящей девичьей шейки, обратила взор на то, что носила сильная половина человечества несколько веков назад: кюлоты и рединготы, треуголки и жабо.
Переодевались мы споро и молчаливо, а после мои спутники – с виду два представительных джентльмена – пошли… грабить. Мы миновали приемную и гостиную, тускло освещенную мыльную, где в бассейне вода отливала обсидианом, спальню и, наконец, добрались до кабинета.
Секретер, стоявший у одной из стен, был подобен мертвецу: в смысле собирался надежно хранить спрятанные в него тайны. Это бы ему и удалось, если бы на жизненном пути сего старинного аналога сейфа повстречались добропорядочные грабители с отмычками, ну или на худой конец тати с ломами. Увы,
ни Дейминго, ни Адриано добропорядочными не были ни разу: один швырнул в самый перспективный с виду замок заклинанием, второй наколдовал себе увесистый топорик и тюкнул по крышке пару раз. Резное дерево, благородное, мореное, покрытое лаком и, судя по его вычурному виду, сочетавшему в себе прочность и изящество форм, явно появившееся из-под руки мастера в эпоху расцвета барокко – минимум полтора столетия назад, надсадно застонало.
Спустя каких-то пару минут Адриано стал обладателем двух увесистых кошелей, а свекор – россыпи мелких камней и шкатулки, инкрустированной жемчугом.
– Вандалы, – констатировала я, но без возмущения или злобы. Понимала, что это – вынужденная мера. Но все же…
Подумалось, что мужчины всегда были сторонниками радикальных мер: если увеличить территорию государства – то только захватить, а не бартером, обженив наследников, если дырявые носки – сразу выкинуть, а заштопать – ни за что!
– Зато потенциально сытые вандалы, – поправил меня родственничек, лелея на груди шкатулку.
На это его заявление мой желудок выдал сольную партию, подтверждая, что и его хозяйке неплохо бы примкнуть к воровской братии.
Дни сменялись днями, и бег резвых лошадей уносил нас все дальше от Вечного города. Дилижанс, почтовая карета, а теперь вот вообще седло – прошло семь дней с начала нашего путешествия по страницам истории. Пока была возможность, я внимательно изучала прихваченный из хранилища талмуд и поражалась плодовитости рода Медичи: да столь любимые генетиками за свою скорость размножения мушки-дрозофилы им в подметки не годились. Единственная странность – несмотря на обилие боковых ветвей, в конце восемнадцатого века род практически прервался.
Недовольно поерзала в седле, пытаясь усесться если не удобнее, то хотя бы надежнее. Мне все время казалось, что ослабь я поводья – и эта чертова скотина ломанется во всю прыть. Утешало лишь то, что Адриано вообще отказался взгромоздиться на лошадь, утверждая, что это самое опасное из всех животных (кобра и акула его почему-то не смущали – видимо, им в «мирный» зачет шло то, что они были не ездовые).
На справедливое «чем страшна милая объезженная трехлетка?» свекра, этот горе-ловелас выдал, что кобыла опасна со всех сторон: внезапна сзади, коварна спереди и непредсказуема посередине. А посему оборотень замыкал нашу нанокавалькаду на осле. Скосила глаза и еще раз ухмыльнулась: ноги всадника практически волочились по земле.
– Ты же оборотень! – не выдержал Таргос спустя час с начала нашего торжественного выезда с почтовой станции. Надо ли говорить, что сопровождался оный ухмылками всех аборигенов, включая беззубых, подслеповатых стариков, голопятой детворы и даже, как мне показалось, ободранных помойных котов. – Это лошади должны тебя бояться, а не ты их!
– Когда я в звериной ипостаси, они от меня попросту шарахаются, – нехотя признался Адриано.
– А ты, в качестве контрибуции, в человеческой – от них, – поддела я.
Блохастый сверкнул глазами и ничего не ответил. Хранил он безмолвное презрение долго. Минут пять.
– Я их с детства не переношу. Как-то в возрасте трех лет меня покусал жеребец, и с тех пор…
– А ты бы покусал его в ответ, – припечатал родственничек.
Адриано, услышав о кардинальном способе избавления от психобоязни, лишь фыркнул.
Я же возвела глаза к небу и мысленно застонала: что за напарнички мне попались! Причем оба.
Небесная лазурь была безмолвна. Прохладный ветер с Адриатики перебирал лепестки магнолии, донося до нас ароматы моря. Прямо по курсу значилась Венеция с ее куполами храмов и сводами палаццо.
Наконец-то добрались! Возрадовалась тому, что за время нашего путешествия не встретилось ни одного briganti, как итальянцы именовали романтиков с большой дороги.
Зря, как оказалось, я раньше времени возблагодарила судьбу.
Пятеро любителей легкой наживы выскочили перед мордами наших лошадей (и осла!) из бузинных кустов, заставив меня вздрогнуть.
Мотивы простых итальянских парней были прозаичны и понятны, о чем свидетельствовали два арбалета и несколько ножей, столь ржавых и зазубренных, что я сначала приняла их за раритетные пилы.
Свекор, зараза, не дал бандитам даже заикнуться о прозаическом «кошелек или жизнь», а широким жестом зазывалы плавно развел руки и обратил взор на меня:
– Давай действуй! В прошлый раз у тебя отлично получилось.
Но, как ни странно, «действовать» начал Адриано. Он с рыком оттолкнулся уже не ногами, лапами, вылетев из седла, как камень из пращи, и кинулся, клацая зубами, на одного из арбалетчиков. Щелкнула тетива, и болт взмыл в небо. Удар лапой по виску заставил несчастного потерять сознание. Второй стрелок спустя мгновение был покусан и молотил ногами о землю, а оборотень нещадно валял его.
Один из любителей «ближнего боя» с тесаком в руках крикнул: «Демон!» Его нижняя губа мелко задрожала, ладонь судорожно сжала древко, и он… бросился наутек, подавая пример остальным.
Адриано, отвлекшись на инфернальный эпитет, поднял морду и успел лишь обиженно крикнуть вдогонку:
– Синьоры, я не демон, я оборотень!
– Какая разница! – кто-то из улепетывающих решил озвучить общую мысль.
Надо ли говорить, что крик бандита, оскорбивший оборотня до глубины души, подействовал лучше любой нюхательной соли, приведя в чувство и первого атакованного. Арбалетчик, бросив свой рабочий инвентарь, присоединился к союзникам, спешно покидавшим поле битвы.
Бедняга, которого подмял хвостатый, успел наполовину ужом вывернуться из-под Адриано, пока тот отвлекался на беседу, однако в последний момент был придавлен к земле лапой. Но окончательно доконало беднягу заявление блохастого:
– Раздевайся!
После этого грабитель счел, что общение с исчадьем ада выше его сил, и отрубился.
Адриано взвыл протяжно и заунывно, словно увидел на небе круглоликую луну. Первым понял его досаду свекор:
– Ну кто же знал, что они тут такие пугливые?
– Они не пугливые, а набожные, – вступился за разбойников оборотень, принимая человеческую ипостась.
Кстати, зрелище обратной трансформации, не скрытое одеждой, было тем еще: не будь я медиком – стошнило бы. А так, ну человек изнутри, только живой при этом.
– Хотя бы легче стало? – участливо спросил Дейминго.
– Да, теперь полегчало.
После этого заявления я выдохнула. Хорошо, что этому хвостатому, как выразился он сам, полегчало: с того приснопамятного разговора меж девичьих статуй Адриано напоминал скороварку под давлением. Чувствовалось, что внутри его кипят, клокочут эмоции, выхода которым он осознанно не дает. Наша перепалка не в счет. Ему нужно было остыть, но срывать зло на той единственной, кто сможет вернуть его в настоящее? Или ее спутнике? Вот оборотень и крепился.
Взглянула на обнаженного мужчину, уверенного в своем магнетизме. Он довольно усмехался, поднял руки, словно потягиваясь, отчего мышцы на его груди напряглись. Могучий торс, широкие плечи, узкая талия и накачанный пресс, кожа, отливавшая бронзой, – классический эталон самца. О том, что это именно самец, помимо всего прочего говорил и первичный половой признак, который оборотень также не преминул продемонстрировать во всей красе.
Я поймала себя на мысли, что тело Адриано интересно мне столь же, сколь статуя Аполлона Бельведерского.
Помимо воли память подкинула совершенно