========== Глава 8. Кто никогда не предаст ==========
Тогда
Они стояли втроем на открытом мраморном балконе особняка, уединившись от шума и веселого смеха гостей. Музыка, если и доносилась сюда со стороны залы далекими отголосками, тотчас тонула в криках чаек и звуках прибоя. Соленый ветер, идущий со стороны бескрайней бирюзовой глади Средиземного моря, бесновался в волосах, вздувал пиджаки, небрежно накинутые на плечи Макса и Саши, разлетался складками шелка в подоле серебристого платья Яны.
Закатное солнце умирало в агонии за линией горизонта, кровоточа по небу и поверхности моря алым и золотым. Пахло летней спелостью, горькими апельсинами и дурманящей лавандой.
- Как вы думаете… - Саша отхлебнул из бокала с дорогим тосканским вином, коснувшись губами стеклянного ободка в том месте, откуда отпил Максим. – Есть ли что-то, что еще не принадлежит нам? – он раскинул руки, подставляя лицо теплым жгучим лучам итальянского солнца, ласкающим его точеные черты. И благоговейно шепнул: – Мы всемогущие. У нас есть весь мир.
Яна обернулась на него со снисходительной ласковой улыбкой, в ее серых глазах отражалась не по годам глубокая мудрость. Вечно эти взгляды, задумчивые и умиротворенные, устрашающие всеобъемлющей силой знания, которые Макс никогда не мог понять до конца.
- У тебя все еще нет того, на что не распространяется власть твоих денег, - сказала Яна, скользнув по Максу кратким многозначительным взглядом, от которого чуть не остановилось сердце. Такое прозаически простое, но сильное признание.
Саша пренебрежительно усмехнулся, с явным недовольством перехватив этот взгляд.
- У меня есть Алиса, - уверенно отрезал он, облокотившись локтями о массивные перила балкона. Задумчивая складка, пролегшая меж светлых бровей, обозначила его невольное смятение. Алиса принадлежала ему, но принадлежал ли он ей?
Кто-то из гостей заглянул на балкон, чтобы позвать их обратно в дом, но был остановлен тяжелым неприязненным взглядом Макса. Дверь с силой хлопнула, и музыка стала звучать гораздо тише.
- Ладно, - легко согласилась Яна, обнимая брата за напряженные плечи. – Но, только представь, я недавно думала о том, как сильно можно любить. И поняла, что высшая степень чувства – это когда ты не отрекаешься от человека даже тогда, когда он влюбляется вновь, но уже не в тебя. И ты просто… - Яна едва заметно улыбнулась, мыслями явно пребывая далеко отсюда. - Желаешь им счастья, искренне. И начинаешь любить обоих.
Саша ничего не ответил, только раздраженно стряхнул с плеч ее руки и запальчиво швырнул бокал с недопитым вином с балкона. Стекло разлетелось вдребезги, ударившись о дорожку, а напиток алой кровью растекся по светлой плитке. Макс устало вздохнул - друг так и остался ребенком, который не в силах был вынести переход собственности в чужие руки.
***
- Ты не сделаешь этого, - преувеличенно ровным голосом произнесла Алиса в трубку, едва не срываясь на ожесточенный рык. Саша едко усмехнулся, представив, как она мечется по офису отца, как набирает номера один за другим, поднимает давно уснувших в своих домах сотрудников местного отделения полиции, будит сонных дежурных участка. – Я знаю, что это сделал ты, я буду давать свидетельские показания.
- Этот диалог не отслеживается и не записывается, один очень талантливый парень прямо сейчас стирает за мной и тобой каждую секунду разговора, - Саша провел ладонью по холодному рулю, ощущая лишь странную, близкую к чувству тошноты пустоту. Все оказалось легче, чем он думал, и эта легкость отзывалась неправильной звенящей тишиной внутри черепной коробки. – Я сделаю самое грязное дело так, что не останется и пятнышка, ты же меня знаешь. Сестрица была не права, за деньги можно купить все, даже свободу, привязанность, все ваши пресловутые чувства, обожание, страсть.
Темное полотно шоссе уходило вдаль, туман стелился по обочинам и стекал белесым потоком по оврагу туда, где остановил свою «феррари» Саша, заглушив двигатель. Навигатор поминутно мигал красным, напоминая о том, что его местоположение, за сотню километров от места планируемой аварии, отмечается в базе данных.
Алиса молчала и тяжело, давя в себе слезы, дышала в трубку, пока где-то на улице далеким отголоском надрывалась сирена. Ночь замерла на границе с рассветом, готовая растаять по щелчку пальцев или звуку неосторожного слова, первому блеклому веянию света над кромкой горизонта. В эту бесконечно долгую мучительную секунду Саша жалел, почти готов был сказать «прости», выдавить, прохрипеть, только ей одной и так, чтобы едва услышала, но все-таки знала. А потом Алиса произнесла бесстрастным тоном, лишенным всяческих эмоций:
- Он никогда так просто не прибежит к тебе. Он не продается.
В сердце ощутимо кольнуло. Сожаление или злоба, разобрать было невозможно, но голос предательски дрогнул, когда Саша тихо спросил:
- А ты? Ты тогда продалась?
Заминка на том конце провода впоследствии стоила Саше многих бессонных ночей и кошмаров, от которых просыпаешься в холодном поту с чужим именем на губах. Пять букв, три слога, рвущая глотку мелодия закостенелой боли.
А-ли-са.
- К сожалению, я отдалась бесплатно, - сухо отозвалась она и отключилась. Сразу, не дав Саше последней возможности перезвонить и спросить, что же имелось в виду, позвонил один из телохранителей и сообщил, что в двух километрах от города во внедорожник Макса врезался тонированный джип, тут же скрывшийся с места происшествия.
Сейчас
- Эй, - Антон проснулся оттого, что его ласково потрепали по плечу. Комната была погружена во мрак, только лампы на кухне давали немного блеклого света, да за окнами где-то далеко внизу раскинулся подсвеченный миллионами огней ночной город. Макс улыбался одними уголками губ, его карие теплые глаза внимательно вглядывались во встрепанного со сна Антона. - Кто-то должен следить за мной, разве нет? Ты же не для того нанимался к Архангельскому, чтобы со мной спать.
- Очень смешно, - пробурчал Антон, потянулся, потирая ладонью затекшую шею, и осторожно приподнялся, чтобы лечь на узком диване ближе к Максу. Утыкаться носом в его теплое сильное плечо было приятно, так и клонило обратно в марево сна. Антон вяло заметил, целуя его в шрам на шее: - Именно для этого я и нанимался.
- Язва, - тихо рассмеялся Макс, обнимая его одной рукой, а второй поправляя соскользнувший с плеча рукав расстегнутой рубашки. На мгновение во взгляде Романова промелькнуло беспокойство. - Малыш, ты сильно спать хотел? Прости, я идиот, просто все это действует на меня… Странно.
Макс нахмурился, и Антон понял, что под «все» он подразумевает и их первую настоящую встречу, и то, что они лежали на узком диване в охраняемом здании под арестом Архангельского. И даже шрамы, белеющие на коже, уже не спрятанные тканью и вопиюще открытые перед взглядом Антона.
- Я знаю… - слова давались легко, как никогда. - И ты прав, не надо было спать.
Антон приподнялся на локтях и лукаво улыбнулся, все же потупив взгляд, когда произнес чуть более хриплым глубоким голосом:
- Есть и более интересные занятия.
Максим, кажется, расслабился после этого робкого замечания. Он прислонил голову к подлокотнику дивана, с нескрываемым весельем разглядывая зардевшегося Антона - теперь, говоря подобные вещи в глаза, тот уже не чувствовал прежней нахальной смелости, которую дарила безответная темнота. Но это чертовски заводило, вызывая приятное тянущее чувство внизу живота.
- Ты сделал столько безумного ради меня, но по-прежнему смущаешься таких простых вещей? – мягко рассмеялся Макс, прищуриваясь. Антон закусил губу, чувствуя, как разрастается приятное томление в груди, но все же нашел в себе силы пролепетать:
- Совсем недавно ты не считал, что все так просто, - он потянулся к пуговицам на рубашке Макса, осторожно расстегивая весь ряд и разводя полы в стороны. Впрочем, ничего нового в широких плечах, исполосованной рваными белыми шрамами груди и кубиках пресса не было – только родное, давно изученное, вплоть до дорожки светлых волосков, уходящей к краю ремня. Макс напрягся, но не отстранил ладони Антона, которой тот провел от ключицы к темному ореолу соска, покружив нежными пальцами вокруг и легко сжав твердую горошину. Антон набрался смелости, понимая, что любая заминка с его стороны может быть болезненно расценена, как отвращение или неприязнь, а потом склонился ниже и захватил сосок губами, мягко посасывая и смачивая слюной. Небольшой шрам был и здесь, прямо на чувствительной вершинке, и Антон старательно прошелся по нему кончиком языка.
Макс хрипло застонал, вплетая пальцы одной руки в его темную шевелюру, а другой касаясь своего второго соска, принимаясь грубо мять и сжимать. Он приподнялся навстречу, и Антон почувствовал, как в бедро ткнулся стояк, как Макс потерся пахом о его ногу в попытке снять напряжение.
- Солнце, - раздался тихий шепот, почти выдох на пределе собственного самоконтроля. В глазах Макса плескалась расплавленная страсть. – Сходи в душ, ладно? А я разберу нам диван.
Пах Антона свело от неудовлетворенного желания, он почти уже потянул руку Макса ниже, приласкав себя его горячей ладонью, поэтому предложение отозвалось колким разочарованием.
- Это обязательно? – Антон подставил шею под грубый настойчивый поцелуй, ощущая, как по кадыку проходится язык, как зубы впиваются в чувствительную бледную кожу. Там останется яркая гематома засоса, метка принадлежности, собственности. Она разольется под светлой кожей и будет напоминать о Максе, даже когда они разминутся и какое-то время не смогут видеться. Долго. Наверное, дольше, чем держатся синяки.
- Да, обязательно, потому что я могу не сдержаться, - Макс наконец заставил себя остановиться и шептать в ямку между его ключиц, покрывая выпирающие под кожей косточки легкими поцелуями. – Ты попросишь без подготовки, а я не смогу отказать. Поэтому придется тебе самому…
- Хорошо, - неожиданно легко согласился Антон, отстраняясь и вставая с дивана. Он напоследок потянулся к удивленно замершему от такой покорности Максу и поцеловал его в губы долгим чувственным поцелуем. - Не скучай пока без меня.
- Буду, - рассмеялся Макс, ласково погладив его по тыльной стороне ладони.
Антон шел до ванной на твердых ногах, но, стоило ему закрыть за собой дверь, как вся уверенность слетела прочь пестрой шелухой. Он опустился на холодный кафельный пол, обхватив руками колени и уткнув в них горящее лицо. Не стоило позволять Максу отсылать себя так скоро. Романов мог слишком поторопить события неожиданной инициативой, но любая неуверенность или заминка со стороны Антона сейчас, когда за ними следили, могла стоить обоим свободы и долгожданной близости.
Поэтому, уняв беспокойную дрожь во всем теле, Антон решительно потянулся к крану, включая воду. Все же, быть сильным ради Максима - его первостепенная задача. Слабым и ищущим защиты он будет потом, а сейчас не время пасовать. Он ждал того, кто закроет его собой от жестокости мира, подарив желанный покой, всю свою жизнь, и подождать еще немного будет вовсе не сложно.
***
Саша наблюдал за происходящим на экране со странной смесью удивления и равнодушия. Однажды кое-что далось ему слишком легко, и последовавшие за этим два года нельзя было назвать счастливыми, поэтому дремавшая под сердцем настороженность вновь дала о себе знать. Камера сняла, как Антон неторопливо расстегнул рубашку Максима, как склонился ближе, пытаясь подарить по-юношески неопытную ласку. Из динамиков послышался хриплый полный наслаждения стон Макса - видимо, опыт тому был не столь важен для получения удовольствия, как осознание того, кто был перед ним.
Насыров на стуле рядом нетерпеливо заерзал, явно чувствуя себя не в своей тарелке от зрелища близости двух мужчин. Но он все же грубо оскалился и хмыкнул, перебарывая неловкость:
- Этот Антон просто выложил передо мной платиновую карточку с пин-кодом.
«Впрочем, мальчишка не виноват в том, чего знать не мог, - рассудил Архангельский меланхолично, делая план крупнее и разглядывая Макса, принявшегося за разборку дивана. - За верность я выплачиваю вдвое больше, чем предлагают за предательство».
- Наивный, - вздохнул Саша, сетуя на то, что отсутствие фантазии и соображения паренька так и не добавили остроты в создавшуюся ситуацию. Какой был толк от последних поцелуев и последнего секса, последних слов и взглядов, если завтра все рухнет, как карточный домик, на который он лишь слегка подует? - Этот Тотошка думал, что я захочу поделиться с Максом тем, что он и так уже знает? Спекуляции на рынке - мы были вместе в лодке. То, что сестра умерла по моей вине… Он мог догадываться, - слова горчили на языке тягучей ртутью, отравляющей все его существо неправильностью небрежного тона. Нет, Саша не чувствовал те же беспечность и равнодушие, когда в кошмарах ощущал поцелуй Яны на своей щеке. - Хотя, это не в натуре Макса - обвинять, он слишком уверен в том, что человечность в людях всегда возьмет верх над желанием обладать. Это стало бы настоящим предательством. Мое признание, моя исповедь в совершенном. Даже грустно. Неужели, мальчишка думает, что обойти меня будет просто? – напряженно усмехнулся Саша, откидываясь на спинку кресла.
Потом все произошло так быстро, что могло показаться в первую секунду маревом напомнившего о себе кошмара.
- Этот мальчишка гораздо умнее и смелее тебя. И умеет просчитывать действия на несколько ходов вперед, - раздался до боли знакомый голос, память о котором не померкла даже спустя два пресловутых года. Саша медленно обернулся, не в силах убрать нервной улыбки с губ, и в его лоб ткнулось ледяное дуло пистолета. Алиса стояла перед ним, одетая в полицейскую форму, такая холодная, равнодушная и далекая, какой он не видел ее никогда. И в руках она держала диктофон, включенный на запись. – У него есть целая ночь, чтобы попрощаться без слов перед долгой разлукой - вновь из-за тебя. Но между этими двумя не лежит вечность, всего ничего ждать, пока не завершится судебный процесс… Все кончено, Саша, - на его имени голос Алисы дал слабину, скатившись до шепота. - На этот раз по-настоящему.
Архангельский не шевелился, когда дуло пистолета скользнуло по переносице, обогнуло вздымающиеся на жадных вдохах крылья носа, и ткнулось в дрожащие от впервые опалившего его страха губы.
- Знаешь, почему ты проиграл? - спросила Алиса, когда в коридоре раздались торопливые шаги, Насыров поднялся на ноги с невозмутимостью человека, предавшего дважды, и послышалось потрескивание рации. Полиция оцепила здание. Все же, Саша никогда не понимал любовь до конца, потому что в глазах Алисы она искрилась и дрожала на радужке влажной пеленой слез даже сейчас, даже после того, как он показался перед ней таким. Монстром. - Потому что ты никогда не учитывал в своих расчетах меня. Никогда.
Архангельский криво улыбнулся, поднимая руки вверх и сцепляя в замок за головой. Все кончено? Так почему бы просто не выдавить, не прохрипеть над осколками посланной к черту гордости всеобъемлющее и смиренное, обращенное и к Максу, и к Яне, и даже к Антону, но в большей степени к ней:
- Прости.
========== Эпилог. Тем больше есть у меня ==========
- Это дает основания полагать, что назначение нового генерального директора «Уилберг трейда» было решением взвешенным и единственно верным. На данный момент компания находится в руках надежного руководителя…
Антон переключил новостной канал на незамысловатую передачу о дикой природе Африки и вернулся к замене рулона для чеков. Пока старший менеджер не следил за тем, что крутили по небольшому телевизору в зале, можно было отвлечься от череды бесконечных репортажей, посвященных смене власти в крупнейшей торговой корпорации региона.
«Уилберг трейд» вот уже месяц стабильно держался в первой тройке актуальных новостей, в чатах и на форумах без перерыва обсуждали арест и судебные тяжбы Александра Архангельского, обменивались слухами и обнародованными скандальными фактами. Все чаще всплывали в сети фотографии и видео с новым владельцем компании - Максимом Романовым. Обаятельный, скромный и поражающий неуловимым шармом мужчина, над ранами которого славно потрудились косметологи в преддверии выборных кампаний и встреч. Он давал краткие интервью по новой политике «Уилберг трейда», доходчиво и открыто сообщал о перераспределениях бюджета и искренне уверял, что все нечестно отмытые деньги будут отданы сиротским домам.
Антон и сам не брезговал выйти в интернет с университетского компьютера и просмотреть пару-тройку статей. Стабильное «не женат» в графе личной жизни вызывало легкую улыбку, а вот постоянно приписываемые Максу романы заставляли сердце тревожно сжиматься. Не то, чтобы Антон сомневался, но Макс теперь был персоной публичной, да и поговорить с ним, просто услышать знакомый голос и ласковое «солнце, ну что ты?» возможности не было.