Не знаю, что делали там, под своей попоной, Лёшка с Наташей, но мои руки были гораздо более бесстыжими, чем тогда, когда мы с Тамарой оставались наедине. Трепеща от страсти, я трогал сквозь шерстяную кофточку нежные и упругие груди моей девочки.
Тамара удерживала мои ладони, но не отталкивала.
Мне хотелось расстегнуть несколько пуговок, но, признаюсь, я не осмеливался сделать это.
— Ты с ума сошёл, — едва слышно шептала Наташа.
— Ничего не видно, — глухо бурчал Лёшка.
Я скашивал глаза и действительно не мог понять, что там у них происходит, потому что Лёшка почти лежал на девочке. Если бы просто лежал! Он как-то недвусмысленно двигался, словно… Неужели?
Нет! Не может быть!
Разве что — «понарошку».
Хмелея от общей атмосферы любви, я начинал гладить живот моей девушки, короткое платье сминалось кверху, и мои пальцами касались тугих трусиков.
Я умирал от любви.
При этом мы, как и Лёшка с Наташей, целовались немыслимо долгим поцелуем, и я был уверен, что счастливее меня нет никого на свете.
Наступила вторая половина октября, и деревья пожелтели.
— Пойдём погуляем по лесу, — с трудом произнёс я.
С трудом — потому что это была непростая фраза.
Все пацаны в один голос хвастались, что если девчонка соглашается пойти с тобой в лес, то можно считать, что победа в кармане.
— Пойдём, — запросто ответила Тамара.
Жаркая волна ударила мне в лицо.
Как легко она согласилась! Моя победа в кармане!
Неужели Тамара не знает, что может случиться в лесу?
И в тот же миг мне стало совестно.
Что это я так плохо думаю про мою девушку! Она доверяет мне! А я…
Какая победа? Баран! Ведь я люблю её!
Осенний лес встретил нас прозрачным воздухом и гулким шумом ветра в кронах высоких буков.
— Смотри, под ними ничего не растёт, — удивилась Тамара.
— Да, под буками и грецкими орехами никогда ничего не растёт.
— Почему?
— Буки и грецкие орехи не желают этого, — рассмеялся я.
— Какие они эгоисты, — улыбнулась Тамара.
Мы прошли по буковой роще и вышли на небольшую полянку.
— Посидим? — пытаясь говорить равнодушно, предложил я.
— Давай, — ответила Тамара и достала из сумочки покрывало.
Ничего себе…
А я думал, что нам хватит и моего пиджака.
И мы посидели…
Нам понадобилось лишь две минуты, чтобы повторить весь тот скромный любовный опыт, который мы накопили за всё это время.
Дальше начиналось неизведанное.
Тамара лежала на спине, а я жадно и страстно целовал её.
Девочка совсем не сопротивлялась, когда мои вздрагивающие от волнения пальцы расстегнули её плащ, а затем пуговки кофточки.
— Люблю, люблю, — шептал я и пытался просунуть ладонь под лифчик.
Ничего не получилось.
Я говорил какие-то нежные слова, лицо Тамары стало пунцовым, губы мелко задрожали, и она стала дышать шумно и жарко.
Моя ладонь скользнула вниз по её животу, по бедрам, достигла кромки короткой юбки и, прихватив край ткани, отправилась в обратный путь.
— Что ты делаешь?.. — выдохнула Тамара.
Что я делал?
То, что мне больше всего на свете хотелось делать.
— Люблю тебя, — ответил я.
И снова стал целовать её припухшие губы.
А моя дерзкая рука стала жить своей жизнью.
Ошалев от собственной смелости, я запустил пальцы под резинку её трусиков. Нежная кожа девичьего живота была горячей и шелковистой.
Я умирал от любви…
— Не надо, миленький…
— Почему?
— Пожалуйста, не надо.
— Ты не любишь меня?
— Люблю.
— Тогда почему — «не надо»?
— Я боюсь.
— Чего ты боишься?
— Этого боюсь.
— Меня?
— Нет, не тебя.
— Я не сделаю ничего такого, чего ты сама не хочешь.
— Я знаю.
В это мгновение мне стало по-настоящему стыдно.
Она мне доверяет, а я веду себя как…
…Как подлый соблазнитель.
И я отпустил её.
Тамара села и стала приводить в порядок свою одежду.
Моё сердце стучало всюду: в ушах, в висках, в кончиках пальцев, в щеках, во рту, в коленках, в пожухлой траве, в пожелтевших кронах деревьев, в белоснежных облаках, в бездонной синеве осеннего неба.
Ничего не случилось.
Это плохо или хорошо?
Ведь могло случиться.
Я хотел этого?
Хотел. Очень.
Тамара хотела этого?
Похоже, что хотела.
Но я отреагировал на её слабый протест и…
И теперь сижу, словно баран, и тупо смотрю, как она поправляет юбку и застёгивает кофточку.
А моё сердце никак не может успокоиться.
Может, нужно было начать снова целоваться?
Совершить ещё одну попытку?
Нет, я ничего не сделал.
Девочка достала большую расчёску и со словами «ты меня всю помял» стала расчёсывать свои длинные русые волосы.
— Тамара, — робко начал я.
— Что? — спросила она строго.
— Позволь мне… Расчесать тебя, — я боялся, что она мне откажет.
— Ну… Попробуй, — улыбнулась Тамара.
Был я ли счастлив в жизни? Был, конечно.
Минуты счастья были самыми разными, но вот этот день, когда мы с Тамарой сидели на опушке осеннего леса, и я неторопливо и бережно расчёсывал её густые волосы, день этот, час этот остался для меня одним из самых счастливых.
Не знаю, сколько прошло времени.
Я обнял Тамару, уткнулся лицом в её волосы, и мы замерли и, казалось, совсем перестали дышать.
— Как хорошо, правда? — спросила Тамара.
— Правда, — прошептал я.
Посидев ещё немного, мы поднялись и, сложив наше покрывало, не спеша двинулись вверх по склону горы.
Мы шли обнявшись и тихонько разговаривали.
«Хорошо, что ничего не случилось», — подумалось мне.
«Если бы что-то случилось, разве мы могли бы так беззаботно и откровенно разговаривать? Нет, конечно. Нам и так хорошо, а то, что не случилось сегодня — случится потом. Придёт время, и это обязательно произойдёт. Ведь мы любим друг друга.»
Какие хорошие мысли меня распирали.
Я даже гордился своим поведением.
— Чего ты хочешь больше всего на свете? — спросил я Тамару.
— Честно?
— Честно.
— Чтобы мы никогда не расставались, — печально сказала она.
— Мы и не расстанемся, — ответил я твёрдо.
Впереди, прямо перед нами был высокий обрыв, который назывался Белая Скала.
Я специально привёл сюда Тамару, я знал, что ей непременно понравится прекрасный вид, который открывался с этой высоты.
— Знаешь, как называется эта скала? — спросил я.
— Нет.
— Видишь, какая она белая?
— Вижу.
— Она так и называется — Белая Скала.
Мы подошли к самому краю.
— Как высоко! — Тамара с опаской посмотрела вниз.
— Метров сто двадцать свободного полета. Летим?
— Хороши шуточки, — сказала Тамара.
— Тогда давай сядем и свесим вниз ноги, — предложил я.
— Я боюсь, — прошептала Тамара.
— Если загудим, то вместе, — уверенно заявил я.
Мы осторожно уселись на самый край обрыва.
Огромная высота рождала жуткое чувство страха.
Я обнял Тамару за плечи.
— Мне страшно, — сказала Тамара.
— Не бойся. Мы вместе, — улыбнулся я.
Вдали, в голубой дымке, виднелись ещё более высокие горы.
— Какая красота, — сказал я.
— Хочется взлететь, — улыбнулась девочка.
— Я ведь предлагал, а ты не захотела, — засмеялся я.
— А ты мог бы умереть от любви? — тихо спросила Тамара.
— Как это? — не понял я.
— Ну, например, если бы твоя девушка умерла…
— Ты что?! Отчего?
— Мало ли отчего… Умерла, и тебе самому жить не хочется.
— А-а… Понятно, — наконец, сообразил я.
— Ну, так что?
— Что?
— Ты мог бы умереть от любви?
— Конечно! — убеждённо ответил я.
Мне вдруг подумалось, что Тамара и впрямь умерла, и острая, невыносимая печаль пронзила моё сердце, и стало трудно дышать. Я схватил девушку за плечи и крепко прижал к себе, это уже совсем не было похоже на любовное объятие, наверное, так обнимаются перед вековой разлукой.
— Ты меня задушишь, — услышал я слабый голос.
— Не говори больше так, — прошептал я.
— Почему?
— Потому что я понял, что значит «умереть от любви».
— И что это значит?
— Что я не хочу без тебя жить.
— Правда?
— Правда…
— Правда-правда?
— Зачем ты всё переводишь в шутку?
— Я не шучу, — едва слышно сказала Тамара.
Мы помолчали.
— А ты веришь в жизнь после смерти? — спросила Тамара.
— Я… Не знаю…
Мы снова помолчали.
— Нужно только договориться, — тихо произнесла Тамара.
— О чём? — не понял я.
— Где и как мы встретимся.
— Когда?
— Когда нас не будет, — прошептала она.
— Прекрати эту загробную тему! — воскликнул я.
— Хорошо. Не буду, — она уткнулась носом в моё плечо.
Лёгкий ветер шевелил её русые волосы.
Я погладил их ладонью, и меня охватило острое чувство жалости. Мне показалось, что Тамара не только моя любимая девушка, но ещё и сестрёнка.
Потом мы пошли домой, и Тамара заявила, что хочет пить.
— Пойдём, я знаю, где есть родник, — сказал я.
Лесной родник и впрямь был совсем недалеко.
Вода была такая холодная, что ломило зубы.
Напившись, мы нагнулись и стали смотреть в воду.
Мелкие песчинки поднимались со дна вверх и, совершив короткий полёт, снова падали вниз.
— Смотри! Вот так и мы! — сказал я.
— Что? — не поняла Тамара и стала смотреть внимательнее.
— Мы, как эти песчинки…
— В смысле?..
— Появляемся на свет и исчезаем.
— Но через какое-то время песчинки снова взмывают вверх.
— Да. А может, и у людей так?
— Как?
— Несколько жизней.
— Я в это не верю, — грустно сказала Тамара.
В этот день мы встретились ещё раз, уже вечером.
С востока вставала луна, и она была непривычно огромной.
Мы уселись на нашу кладочку и стали целоваться.
Моя рука скользнула вверх по девичьему бедру.
Казалось, будет всё, как обычно.
Неожиданно Тамара высвободилась из моих объятий.
— Что? — не понял я.
— Я сбегаю домой, — сказала она.
— Зачем? — спросил я огорчённо.
— Я скоро вернусь, — успокоила меня Тамара.
— Ладно. Сбегай, — прошептал я.
Балансируя руками, она прошла по мостику и исчезла в темноте.
Я ждал её с нетерпением.
Почему-то подумалось, что она не вернется.
Мало ли… Родители не отпустят.
Мы и так целый день вместе.
Но Тамара вернулась. Причём действительно очень быстро.
Я не мог понять, зачем она уходила от меня.
И только когда я вновь её обнял, когда мы снова стали жарко целоваться, а моя бессовестная ладонь скользнула вниз, к девичьим бедрам, вот тогда я понял, зачем она ходила домой.
Честное слово — мне показалось, что я зарычал от осознания того, что произошло.
Тамара вернулась ко мне без чулок.
— Пойдём на бережок, — сказал я хриплым голосом.
— Пойдём, — послушно ответила Тамара.
Мы поднялись и пошли.
Тёмный берег, густые кусты.
Я посмотрел по сторонам.
Нет, нас никто не мог увидеть.
Я страстно привлёк Тамару к себе, и звездное небо качнулось над нами.
Неожиданно я почувствовал, что Тамара не стоит на ногах, а почти висит на мне.
Осторожно и бережно я стал заваливать её на траву.
Тамара совсем не сопротивлялась. Теперь мы сидели рядом.
«Она хочет, она хочет», — застучало у меня в ушах.
— Давай ляжем, — хриплым голосом попросил я.
— Будь осторожен, — прошептала Тамара и легла.
Я прижался к девушке, лёг так, чтобы не давить на неё своим весом, и моё колено скользнуло между её ног, которые с послушной покорностью раздвинулись.
«Всё. Назад пути нет», — подумалось мне.
— Любимая, ты мне веришь? — прошептал я.
— Да… — едва слышно ответила она.
И в этот момент я решился.
Приподнявшись, я запустил обе ладони под её короткую юбку и скользнул пальцами под резинку тонких трусиков. Справа и слева.
И потянул их вниз.
Сердце стучало, словно молот.
«Бух, бух, бух!»
— Тамара! Давай сделаем это, — выдохнул я.
— Не надо, я боюсь, — жарко шепнула Тамара.
Не надо? Сама попросила, чтобы я был осторожен…
Мысли мои смешались. Не надо?
Почему «не надо», если так сильно хочется?
— Ты не хочешь? — огорчённо спросил я.
— Не знаю… Я боюсь, — повторила она.
— Я буду осторожен… Ты станешь моей…
— Я и так твоя… Если ты меня любишь…
— Люблю.
— Тогда относись ко мне, как к любимой.
— Как?
— Бережно.
— Бережно?
— Да. Бережно. Сбереги меня для себя.
Действительно! Какой я идиот. Разве можно так поступать с любимой девушкой. Нельзя. Любимую девушку нужно беречь и лелеять, ведь она моя и только моя.
Я отпустил Тамару, и теперь мы снова сидели на траве.
Девушка поправила трусики и одёрнула юбку.
От волнения я не мог ничего сказать.
Руки дрожали.
Словно кур воровал!
— Тамара! Я не сделаю ничего такого, чего ты сама не хочешь.
— Я знаю, — ответила она.
— Но… Я хочу этого… — выдавил я из себя.
— Ты у меня лопушок, — прошептала Тамара.
— Кто? — не понял я.
— Никто. Я пошутила, — улыбнулась она.
Конечно, я расслышал это слово «лопушок», только не понял, что она имела ввиду.
Спрашивать и уточнять я не осмелился.
Лопушок так лопушок.
Очень даже ласковое слово.
— Хочу тебя спросить… — робко шепнула Тамара.
— Спрашивай, — запросто сказал я.
— Как ты думаешь, мы ещё долго будем вместе?
— Что ты такое говоришь! — возмутился я.
— А что? Первая любовь, говорят, не бывает счастливой.
— Откуда ты знаешь? У тебя уже что — была первая любовь?
— Нет. Ты моя первая любовь.
— Тогда — что? Подружек наслушалась?
— Нет.
— Но почему ты так говоришь?
— Подумалось.
— Ну, ты подумай сама, что нас может разлучить?
— Найдется какая-нибудь Ирочка.
— Далась тебе эта Ирочка! Я не люблю её! И не любил!
— Я имею ввиду в общем, а не конкретного человека.
— И в общем нам ничто и никто не мешает.
— Помешает, — глубокомысленно произнесла Тамара.
— Что ты имеешь в виду?
— Например, то, что мой отец…
— Что — твой отец?
— Мой отец — польский еврей.
— Ну и что?
Моё удивление было совершенно искренним.
Что с того, что её отец польский еврей?
— Твои родители могут не разрешить тебе жениться на мне.
— Чушь какая, — сказал я.
— Ага! Видишь, а сам говоришь неуверенно.
— Просто вопрос какой-то глупый, — попытался оправдаться я.
Мы помолчали.
— Холодно, пойдём домой, — сказала Тамара.
Мы встали, и я проводил её к дому.
Речная прохлада превратилась в промозглую осеннюю сырость, и, сидя на кладочке, мы были вынуждены обниматься всё крепче и крепче уже не столько от любви, сколько от холода.
В горах прошли дожди, и наша речка возмужала так, что сидеть на кладочке без риска намочить обувь стало совершенно невозможно.
И мы покинули нашу кладочку.
Как оказалось — навсегда.
Теперь мы обнимались на лавочке у тамариного дома, что было не совсем удобно, так как нам то и дело кто-нибудь мешал. То тамарин брат, то её старшая сестра.
А в один из последних дней октября произошло такое…
Долго у меня ещё краснели уши, когда я вспоминал то, что тогда случилось.
Мы договорились с Лёшкой, что я к нему приду.
Ну я и пришёл, а он, видимо, об этом забыл, но, скорее всего, ему помогла забыть Наташа.
Короче, я пришёл: «тук-тук» в дверь, а она вдруг открылась.
У нас с Лёшкой всё было запросто.
Он приходил ко мне, а я к нему.
Ну я и зашёл.
Никого.
Потом я понял, что в доме кто-то есть.
Шагнул в комнату и сразу увидел их.
И глаза мои полезли на лоб.