Говорил же — типун мне на язык или под пресс его, а лучше — отрезать к херам…
Да, Данька был чувствительным человеком, а чувствительных людей я не любил.
Надо ли говорить, что времена меняются?
— Ты дебил, ты в курсе?
Новиков шмыгнул носом, утирая огромную, как у годовалого ребенка, слезищу и пропуская меня в глубины своей тихой двухкомнатной квартиры.
— Фильм прям в душу зашёл, — сердцещипательно морщась, сказал он. — А ты чёрствый кирпич, вот что. И не понять тебе, как я рад, что русские начали снимать хоть что-то смотрибельное.
Недолго думая, я переместился на кухню. У всех людей, приходящих к Даньке, раза со второго вырабатывался рефлекс — разуваться-раздеваться за считанные секунды и тут же бежать в безопасное место. То есть на кухню. И закрывать за собой дверь.
Пока я наливал себе чай, Новиков залез на подоконник и уткнулся в стекло, косплея ванильную пизду. В антураже своей холостяцки-неприбранной кухни он выглядел особенно драматично.
Ещё одна особенность была в том, что, как правило, бытовухой у него заведовали гости — хозяин это дело терпеть не мог. Поэтому его «чувствуй себя, как дома», означало именно то, что должно означать.
— Чё смотрел-то?
— «Экипаж». Штука на грани фантастики, но грустненькая очень, — сюп-сюп. — Зайчик, достань мне сникерс из холодильника.
— Кто хранит сникерсы в холодильнике? Ты больной ублюдок, — я сунулся в хладный храм металлик оттенка и вытащил целый пакет мини-сникерсиков. Заодно прихватил кастрюлю с чем-то неведомым, но предположительно съедобным.
В этот момент дверь содрогнулась, и по линолеуму в лучших традициях фильмов ужасов заскрежетало что-то острое.
— Иди на место, сука ревнивая, — сказал я, поставив кастрюлю на стол и трусливо приоткрыв дверь так, чтобы создалась малю-ю-ю-юсенькая щель. Подмышка Сатаны, именуемая Маргаритой воззрилась на меня недобрым карим глазом.
— Не обижай мою девочку.
— Девочку? Ты про этот злющий карьерный самосвал на ножках?
Боясь ослаблять бдительность, я кинул Даньке пакет шоколадок и вернулся к смертельно опасным гляделкам с Ритусей.
На самом деле Рита мне нравилась. А вот я ей — не очень. Меня она пыталась сожрать, как и всех людей, к которым Данька испытывал хоть какую-то симпатию.
Дважды она рвала мне джинсы, один раз — футболку, когда я согласился остаться на ночевку. Мы напились так, что Данька по ошибке уложил меня спать на её диване.
Да, у неё был свой собственный диван. На полу сволочь спать не соглашалась, как и тесниться с людьми — спихивала бренные тела на пол и была такова.
— Ритусик, иди на место.
«Девочка» на такое заманчивое предложение зловеще оскалилась и попыталась протолкнуть лапу в щель, но я был хитрее, придвинул стул и сел на него, создав таким образом баррикаду.
— Знаешь, она от тебя без ума, — встрял в наш содержательный диалог Новиков. — Вовка бы уже в травмпункт поехал.
— Шутишь?
— Почти.
Мы уютненько помолчали, прислушиваясь к неглубокому дыханию Риты.
— У тебя проблемы были с того раза?
Я вздрогнул и, чтобы чем-то себя занять, сунул нос в кастрюльку. На дне лежали сосиски и порция гречки. Кто её сварил, оставалось лишь гадать, ведь Новиков кухонную суету презирал и мог приготовить только доширак. И тот недо-или перезаварить.
— Нет. Твоя опека помогла, спасибо. Но слухи ходят…
В «тот» раз Даня прикрывал меня от гомофобов — ребятки наскакивали всерьез только вне универа, да и всего пару раз. Как оказалось, ненавидеть нетрадиционных все горазды, как и издалека погавкивать, а травмировать человека по-настоящему — всем ссыкотно.
Если честно, я думал, что в наше время настолько модно ненавидеть геев, что бедных напуганных гетеросексуальных ополченцев ничто не остановит: ни Данька, ни отчисление, ни полицаи.
Но нет. Слава богу, по большей части всем на всех насрать, и открыто воющих среди студентов технического универа оказалось очень мало.
Отстали они быстро, как только поняли, что всюду развод, а Данька выглядит слишком опасно для обыкновенного пидорка.
Вся соль в том, что приставания, в отличие от запугиваний, не закончились. Нихуяшеньки.
— Я требую оплату.
— Карточкой или наличкой?
— Хочу воспользоваться твоим телом, — он свесил ноги с подоконника и почесал одну о другую. Из-под штанины мелькнул штопанный шрам, хорошо заметный на смуглой коже. — Пошли на выходных по магазинам?
— Э? Нах?
— Ты же шаришь в компах. Мне бы видюху новую купить, моя уже «Ведьмака» со слезами тянет.
— Давай ближе к делу обсу…
Внезапно я поехал. В самом прямом смысле — Маргарита сдвинула меня вместе со стулом, видимо, слегка заскучав. Данька подозвал её, похлопав по коленкам. В два прыжка преодолев кухню, она поднялась на задки и подставила под ласковые ладони свою черношерстную голову.
Таким образом, Рита погребла Даню под своим пушистым туловищем, а я остался, несколько напряженный, сидеть на стуле с кастрюлькой в обнимку.
Данька быстро и легко убеждал всех, что Рита — милый гигантский одуванчик, и если она решила слегка прикусить одежду, это игрульки, не имеющие ничего общего с попыткой отъесть ногу. А я понимал лишь то, что подобные собаки при желании убить — убивают за секунду, которую даже осознать не успеешь.
Проблема в том, что было между нами с Ритусей напряжение. Чувствовала она, видимо, что Даня питает ко мне искреннюю привязанность.
Сукой она ревнивой была, в общем.
— Знаешь, Даша меня благодарила. Ну, за то, что я за тобой приглядываю. И извинялась. А ещё я выяснил её псевдоним.
— А мне ни слова не сказала.
— Думаю, она чувствует себя виноватой.
— Здасте-мордасте, приехали и остановились.
— Но талант у неё определенно есть, я посоветовал не бросать перо, — слегка придушенно глаголил мой ненаглядный друг. — Риточка, ну потерпи чуть-чуть. Скоро этот хер с горы свалит и нам с тобой никто не помешает наслаждаться друг другом.
У Даньки была собственная квартира, чему я очень, по-чёрному завидовал. Мне такую роскошь иметь не полагалось, так как родители зарабатывали неплохо и сразу приобрели гнездо на троих. Как я ни умаливал мать, потряхивая бюджетной основой своего обучения, всё равно оказывался неубедителен.
— Свалишь — отупеешь моментально, — говорила она, отворачиваясь к зеркалу и размазывая по лицу пятый слой сверхдорогого крема. — Окончишь универ — поговорим.
Лаконичная у меня была маман, короче говоря.
— Правду говорит, со мной так и было, — с гоготом добивал папан.
Я лишь трагично вздыхал — ладно хоть деньги мне давались без подъебов.
— Если Дашка перестанет постоянно пить, может и пробьется в писатели. Она день без коктейля не может провести. Я тоже бухаю, да, но не каждый же день, — сердито забормотал я, чем на свою голову привлек внимание Маргариты.
Она отлипла от Даньки и прибилась к моей ноге, будто корабль к пирсу.
Обычно животные, как говорится, клянчат еду. Маргарита не клянчила. Маргарита весила килограммов пятьдесят. Она отжимала, как быдло подвальное, мои сосиски, и мне нечего было ей противопоставить.
Данька наблюдал за процессом со снисходительной мальчишеской ухмылкой, наверняка мысленно делая ставки — сдамся я через минуту или через две.
— На, — тоскливо вздохнув, я разорвал сосиску пополам и хотел было съесть вторую часть, но не тут-то было. Маргарита поймала свой кусок в полете и стала отжимать то, что осталось, придавив огромной теплой лапой мою стопу.
Пришлось отдать. Я же не самоубийца.
— Хорошо смотришься. Ты был бы отличной жёнушкой, чувак.
— Ты думай, при ком такое говоришь! — почему-то слегка покраснев, прошипел я. — Кстати, в последнее время ты часто шутишь на «такие» темы. Завязывай уже.
— Ты чё, гомофобом заделался после истории с письмом?
— Нет. Это странно и смущает, понял? Достаточно и того, что половина универа думает, что мы встречаемся.
Даня, вновь с разбегу войдя в роль ванильной пизды, поджал губы и отвернулся к окну.
— Ты мой друг. Что хочу, то с тобой и делаю.
И шмыгнул носом так, что Маргарита мигом навострила свои треугольные лопухи.
Вот. И ничего ему в присутствии этой твари не противопоставишь, если не хочешь остаться без пальцев на ноге.
========== 3 - Внимание, марш, на старт ==========
Я привык к его странностям.
Привык к манере дурачиться, к отсутствию тормозов и даже к постоянному высмеиванию всего и вся. Но вот к чему привыкнуть невозможно, так это к тому, что Данька всегда старался привлечь к своей персоне как можно больше внимания, притом любыми доступными способами.
Стоял там такой: в футболке с клыкастым Спанчбобом, в дутой жилетке, в рваных джинсах и ботинках с идиотскими салатовыми шнурками, надвинув на брови чёрную кепку. На фоне стеклянной витрины очередного храма Dolce & Gabbana Даня выглядел словно солист Slipknot, сбежавший с концерта прямиком в церковь.
Стоял, с понтом дела непринуждённо-расслабленный, уткнувшись в смартфонище размером с ляжку Маргариты в поперечном сечении. И привлекал не меньше внимания, чем я со своим еблищем и пятном, под чутким руководством Анны Тесаковой разодетый в строго-лаконичное.
Мы с ним составляли отличную пару — цирк на выгуле. Смотри-не хочу, селфи с обезьянками — сто рублей.
— Хей! — заметив меня, Новиков быстро сбросил телефон в карман. — Грампи, ты ли это?
— Смотрю я на тебя и чувствую приближающийся приступ эпилепсии.
— Слушай, а вы с Тимом Бёртоном случайно не родственники?
— Тебе только видюха нужна? — быстро переключился я, дабы не разводить очередной срач.
— Процессоры ещё глянем.
И мы побрели мимо пёстрых витрин торгового центра.
Чего там только ни происходило. Магазины гудели на разные лады, со всех сторон до ушей долетали обрывки музыки и беззаботной болтовни. Ближе к середине ряда потянуло свежемолотым кофе — на этом этаже располагалась моя любимая Кофемания.
Липнущие взгляды немного отвлекали, поэтому я натянул капюшон и постарался прикрыть щеку волосами, чтобы пятно не бросалось в глаза.
Данька вертел головой по сторонам в поисках магазина техники, а потом опустил на меня взгляд и нахмурился.
— Ты чего?
— Смотрят, — я раздражённо повел плечом.
— И?
— Пятно же.
— И-и-и? — остановившись, Данька потянул меня за ворот, как нашалившего ребенка. — У тебя что, комплекс?
Я сумрачно заткнулся, не зная, что на это ответить.
В универе пятно не прятал — за три-то года многие обсмотрели его со всех сторон, обсудили, успели забыть и обсудить по второму кругу. Кто бы что ни говорил, в студенческой среде такие хреновины не странность, на которую при удобном случае будут тыкать пальцем, а особенность. Наедине с Данькой тоже не было нужды прятаться. Но в общественных местах ходить с пятном на виду всё равно, что с надписью «хуй» на лбу.
— Тебе не понять, — огрызнулся я.
— Меня всё время разглядывают.
— Да, только тебя разглядывают, потому что ты красивый.
Выкрутившись из его руки, я поторопился углубиться в спасительную тьму капюшона, словно потревоженный сурок. Данька молчал целую минуту, разглядывая меня тем самым «хитрым ужасающим».
— Красивый, говоришь?
Мы остановились возле детского магазина. Новиков развернулся и, ничего не объясняя, торопливо скрылся в царстве мягких игрушек и пластиковых куколок.
Я остался тупо стоять, не зная, как реагировать. Обидел? Сказал что-то не то?
Но через пару минут он вывалился оттуда под хохот продавщиц с двумя идиотскими девчачьими хвостиками, и мои душевные метания потеряли актуальность.
Ничуть не смущаясь, Данька стряхнул несчастный капюшон, мягко подцепив ткань ладонью и мимолётно погладив меня по макушке. От таких прикосновений тело моментально бросило в котел — я с трудом переносил нежности, особенно естественные, как само дыхание.
Тем временем Новиков натянул на меня свою бейсболку. Наклонился, весело заглянул под темноту козырька. Прошептал…
— Как я тебе, Блэкджек?
— Долбоёб, — к горлу подступало, и я уже не мог стоять на ногах — трясся весь, норовя укатиться в неведомые ебеня от смеха.
— Красивый?
— Очень красивый и очень долбоёб…
— Спасибо за комплимент, — хохотнул он и потащил меня, как назло, именно к Кофемании. Само собой, внимание всех вокруг прилипло к Новикову — притом намертво. А я думал, что привык к его странностям…
Типун мне на язык, чтобы не сказать это вслух!
— Костя, ты классный, — вдруг заявил Данька, постукивая ложкой по краю фарфоровой чашки. — Прекрати париться из-за своего пятна.
— Понимаешь, дело не только в нём, — я вздохнул. — Моё лицо. Если бы оно было обычным или уродским, то да… они бы просто смотрели и видели — некрасивый мальчик, ну его. И никаких проблем. Знаешь, что мне моя первая девушка сказала?
— Что?
— Ты был бы просто идеален без этой фигни. Она похожа на грязь. Удали и я за тебя выйду, Костя.
— Вот тварь, — он поморщился. — Ненавижу таких.
— А удалить нельзя, — я уже привычно ткнул пальцем в складку нижнего века и провел линию к скуле. — Врач сказал, слишком близко к глазу. Форма века исказится и будет несимметрично. Такое у папы есть и у деда по его линии было. Только темное.
— Ты серьезно? — Новиков выглядел изумлённым до глубины души. — Даже по врачам ходил?
— Слушай, ну правда… — я отхлебнул кофе и немного успокоился — карамельный у них был просто изумительный. Взрыв вкуса на языке. — Тебе может это и не кажется уродством, а мне — да. Оно мне жизнь портит. Его только у мамы в агентстве изюмом назвали, мол, захочу моделью стать — моментально на вершину поднимусь с такой рожей и особенностью. Типа там любят то, что заставит человека фотографию разглядывать — несимметрии, родинки и прочую хрень…
Я рефлекторно прикрыл пятно запястьем — это всегда происходило, когда нервы начинали сдавать.
— Меня в школе Понго называли. Понимаешь, каков пиздец?
— А Понго — это кто?
— Папка далматинцев Уолт Диснея.
Мы немного помолчали. Я заметил, как официантки поглядывают на наш столик и смеются из-за шикарной Данькиной прически.
И вдруг — тёплые пальцы скользнули по коже. Я вздрогнул, переводя взгляд.
Даня осторожно обхватил мою руку и отвел от лица. Бережно, без всякого напора. Воспротивиться не вышло. Я чувствовал себя, словно тайный агент под прицелом снайперов, где одно движение означает расстрел.
Девочки на горизонте оживились.
Я был убит выстрелом в темечко.
— В жизни ничего глупее не слышал, — Данька улыбнулся уголками губ, в глазах утонули теплые блики. — Будь ты хоть зелёного цвета, я бы всё равно… был рядом.
Серьёзная мина в сочетании с долбанными хвостиками смотрелась странно, и было тяжело, но я проникся.
— Мне ещё ни с кем не было так хорошо, Блэкджек. Так что хорош. Серьёзно, завязывай с этой фигнёй, иначе мне придётся обожанием вымести эту чушь из твоей головы. Не вынуждай переходить к силовому методу.
«Мне ещё ни с кем не было так хорошо» — это были мои слова, вот что мне хотелось сказать в тот момент. Но я молчал, потому что был убит.
Его пальцы всё ещё лежали на запястье. Уже не тёплые — горячие. И лишь убедившись, что я не собираюсь спорить, Данька убрал руку.
— Как у тебя с фанфиками дела складываются?
Внезапно захотелось срочно провалиться сквозь Землю, прямиком куда-нибудь в тёмный космос.
— Там же просто тьма этого слэша! Тьма тьмущая! Да и гета тоже — все трахаются, и трахаются много! Зачем сношать всех со всеми, ты мне скажи?! Ненавижу фанфики!
— Вот это шок, правда? — Даня флегматично поднял бровь. — Хочешь моих любимых авторов сброшу?
— Да я сам… так, стоп, я там не задержусь!
— Отзывы пиши — они это любят и проду выкладывают чаще.