— Нет, так не совсем честно. Неправильно, — утрированно по-деловому начала девушка. — Ты приготовишься к моему приходу: уберёшься у себя в комнате, помоешь посуду, поменяешь… — она хотела сказать «постель», но быстро поправилась, — занавески. Нет, так не пойдёт. Я приду к тебе как-нибудь неожиданно, буду идти мимо к какому-нибудь своему пациенту и зайду. Да. Вот так будет правильней, и для досье, опять же, полезней, достоверней. — Под конец её голос совсем окреп от осознания собственной правоты его хозяйкой.
Александр, конечно же, смеялся.
— Жаклин — Жаклин… ты меня плохо знаешь. Я помешан на чистоте. Я всю жизнь заставляю Дженни убираться у неё в комнате, и благодаря мне она всё это жутко ненавидит во главе со мной. Представляю, какой у неё сейчас там бардак дома, пока меня нет… как она там кайфует без меня. Кстати, если ты мне не веришь, можешь спросить у неё.
— Ты прав — я тебе не верю. Вернее, верю, но проверю обязательно… как-нибудь. Сула! — Она слегка дёрнула за поводок своего непослушного щенка, который, кажется, опять начал рыть носом очередную «добычу». — Вообще-то, если честно, то я звоню сегодня, потому что у меня остался всего лишь один выходной, и я могу взять его только завтра. А после мне в расписании поставили подряд три восьмичасовых рабочих дня — буду занята на работе с утра и до вечера, а потом ещё два дежурства через сутки. Так что…
— Очень жаль… — студент явно огорчился, — завтра меня целый день не будет в Оксфорде, я еду в Лондон.
Жаклин хотела спросить: «Зачем?» — но вовремя спохватилась и задала другой вопрос:
— На чём?
— На поезде.
«Ну и отлично».
— Ну и отлично, — обрадовалась она. — Во сколько ты будешь на перроне? Я подойду к отходу поезда, вручу тебе подарок, и ты поедешь себе спокойненько.
— Эмм… только если он не очень громоздкий. Я еду в «The Independent», туда с большими сумками не пускают.
— Оу, в газету? Ты пишешь статьи? — она чуть не добавила: — «Как и мой муж?»
Студент засмеялся.
— Конечно, нет. У нас была экскурсия в это место. Я её пропустил. Причина уважительная — поехал на другую экскурсию, но мне всё равно нужна отметка, что побывал в этом издательстве.
— Ясно. Ну, так что, договорились? На каком ты поедешь?
— На десятичасовом.
— Ты едешь один? — у неё все внутренности свернулись в тугой узел…
— Нет.
Узел плотно подступил к горлу и спокойно, уверенно, что называется, по-садистски, взял девушку за глотку.
— Гхм… — она прочистила горло. Было ощущение, что это какие-то чертовы тесты на вступление в ряды МI-6. — Ну да ладно… Значит, где-то без пятнадцати десять встретимся на первом перроне, хорошо?
— Хорошо. Так у тебя завтра точно выходной?
— Точно. До завтра, Александр?
— До завтра.
«Фух… — Жаклин нажала на отбой — кажется, справилась. Понятное дело, что я навязчива до безобразия, но, думаю, он переживёт. А едет всё-таки, не один… жаль. — Она в досаде растянула губы. — Может, с другом? Или с друзьями?»
— Так, Сула, я всё вижу! Ты плохая собака! Хорошие собаки так себя не ведут! — и хозяйка отвлеклась на своё лопоухое чудо.
Глава 14 Большое Яблоко
Глава 14 Большое Яблоко
Если спросят меня, где взяла
Я такого мальчишку сладкого
Я отвечу, что угнала
Как чужую машину девятку
Рубальская Л.
Миссис Рочестер вернулась с прогулки, помыла лапы своей девочке, насыпала ей корм, немного посмотрела телевизор и отправилась на кухню готовить рулеты в тесте со спаржей, прошутто и сыром — скоро должен был прийти с работы Чарльз.
С мужем всё оставалось по-прежнему — одна сплошная неизвестность и неопределённость.
Жаклин понимала, что у их семейной жизни включен обратный отсчет. Она не отчаивалась и не горевала, справедливо предполагая, что мужчина без неё не пропадёт — во-первых, у него есть его наука и работа, а во-вторых, он до тридцати лет уже жил один и имеет прекрасный опыт, который, даст Бог, ему и не пригодится — может, её супруг сразу же женится во второй раз. Девушка была бы только «за».
Что же касалось её самой, то она абсолютно нормально и со спокойным сердцем представляла себя живущей одной, как и тысячи молодых людей её возраста. У неё тоже была работа, имелась квартира в Лондоне, есть Сула — теперь ей этого вполне хватало. А вот нелюбимого мужа рядом, наоборот, стало мало. Катастрофически.
По поводу сексуальной жизни с ним — доктор Рочестер прекрасно понимала физиологические потребности мужчин в возрасте Чарльза. Иногда девушке думалось, что он ей наверняка изменяет, и её это волновало чуть меньше, чем корреляция падения нарастания финансовой массы по второй производной в Бангладеш. Иногда ей казалось, что с ним всё нормально, что он отлично себя чувствует и даже не замечает того, что творится с их семьёй и с их сексуальной жизнью, хотя в такую версию верилось слабее.
В любом случае, Жаклин первая заговаривать об этом не собиралась — на данном этапе её всё устраивало.
Чего всё-таки нельзя было сказать о её муже. Проявлять терпение ему становилось всё сложнее, хоть он и видел, что жена ещё пребывает в каком-то потустороннем состоянии — она всё время о чём-то думает, а когда перестаёт думать, начинает грустить. К тому же он всё еще винил в случившемся и себя, хоть и точно знал, что повторись сейчас тоже самое, повёл бы себя точно так же — на большее он не способен и не видел необходимости культивировать в себе эту способность. Но, пока еще не особо беспокоясь, действительно, очень доверяя своей супруге, её мозгам, Чарльз верил в то, что жена сделает всё как надо и наилучшим образом. А вообще, жизнь длинная, и они всё ещё успеют.
По поводу завтрашней встречи с Алексом, Жаклин, конечно, переживала, но терпимо.
Во-первых, у неё будет очень мало времени, чтобы сполна насладиться обществом этого красавца и как следует раздразнить и растравить себя, и опять почувствовать ту саму силу притяжения. Во-вторых, опять же, вследствие краткосрочности встречи она надеялась, что ей не представится слишком много возможности наделать глупостей или сделать что-нибудь не так. К тому же, он будет не один, а это возводило «во-первых» и «во-вторых» в третью степень.
Следующим утром она встала рано, около шести. На неё тут же заявила свои права Сула. Призывно поскуливая и позволив своей еще сонной владелице только лишь одеться — процесс дрессировки всё-таки должен быть обоюдным — собака потащила её гулять и долго прыгала в скверике вокруг зевающей Жаклин с мордой, выражающей гениальную идею: «А давай поиграем!!» Хозяйка взяла самоотвод, заменив себя мячом-катапультой. Щенок совсем даже не возражал, но был еще слишком мал и частенько забывал приносить мячик назад, просто ловил его, укладывался со своей игрушкой на землю и начинал грызть. Приходилось вовремя завлекать его к себе или подходить и отбирать эту его драгоценность.
На улице было холодно и ясно, где-то градусов пять-шесть тепла, не больше. Солнце еще не показалось, но день обещал случиться погожим и бодрящим.
После прогулки Жак приняла душ, помыла разморозившиеся со вчерашнего вечера кусочки филе трески, пересыпала их солью и резаным луком, поперчила, притрусила специями и поставила в холодильник, чтобы прийти с вокзала и сделать «рыбу по-польски». У Чарльза сегодня по расписанию занятия со студентами только после обеда, поэтому он спал, просидев над статьями чуть ли не до утра.
Жаклин, боясь потревожить спящего мужа, одевалась в комнате для гостей под чутким руководством Сулы и при её непосредственном участии в виде путанья под ногами и хватания за штанины, шнурки, пояса, галстуки и шейные платки. Но вопреки стараниям своей помощницы, девушке всё-таки удалось надеть жинсы, выбрать мягкий белый облегающий свитерок от Espritи пуховик болотного цвета, опять-таки от BAON. И даже расчесаться. Из обуви оксфордской зимой она носила итальянские замшевые ботиночки в тон куртке, с меховой опушкой натуральной овчины в тон свитерку.
Прихватив, приготовленный подарок, с предосторожностью спрятанный от Чарльза в нижнем кухонном шкафу, (хотя, может быть, это было и излишним — её муж не отличался повышенным любопытством и подозрительностью), Жаклин направилась на вокзал, от которого они жили буквально в двух кварталах.
Солнце уже полностью взошло над горизонтом, но пригревать не спешило, хоть и светило очень ярко. А может, это только казалось привыкшей к облакам и дождям англичанке.
Оксфорд уже вовсю жил своей жизнью. Традиционные небольшие группки студентов подтягивались к зданиям колледжей. Они эмоционально обсуждали между собой свои успехи и неудачи в учебе, реже — футбол и продукцию компании Apрle. С ними контрастировали неспешные, умиротворённые, но от этого еще более традиционные, пожилые англичане и англичанки. Эти направлялись на рынки и в булочные — купить с утра пораньше наиболее свежие и качественные овощи, фрукты и хлеб. Проносились мимо и бегуны, без которых уже трудно себе представить картинку современной Англии. Они бежали в парковую зону, шурша своими спортивными костюмами, и старались не сбиваться с ритма дыхания, устраивая бег на месте перед горящим табло «Wait, please» светофора для пешеходов.
Когда Жаклин шла по безлюдному узкому тротуару вдоль стены Вудстер колледжа, то услышала сзади себя характерные звуки быстрого топота ног, шелеста болоньевого костюма и тяжелого дыхания. В тот момент, когда источник звуков, судя по их громкости, оказался уже совсем близко, девушка остановилась и, не оборачиваясь, прижалась к стене, уступая дорогу бегуну.
— Спасибо! — крикнул пронёсшийся мимо неё мужчина, насколько она смогла заметить, возраста Чарльза и, скорее всего, еще и его коллега.
«Почему я не бегаю по утрам? — отвлекала она саму себя мелочами. — Очень хорошо бы вот так пробежаться сейчас, можно брать с собой на поводке Сулу, можно просто бежать и слушать музыку. Хорошо. — Радуясь полной грудью новому дню, девушка приближалась к вокзалу. — Осторожно, Жаклин, он будет не один, скорей всего, с Анной, — тут же одёргивала она себя. — Ну а мне-то что? Я поздороваюсь, вручу подарок, передам привет Штэфану и Киту и попрощаюсь. Всё».
На вокзале людей присутствовало как обычно после часа пик — еще достаточно, но уже не толпа, поэтому она сразу увидела чуть в стороне от начала первого перрона Александра. Он стоял пока один, уткнувшись в газету. Жаклин быстро-быстро, почти бегом, ушла с прохода сразу на второй перрон и зашла так, чтобы оказаться почти за спиной у парня.
Который в этот момент оторвался от чтения и посмотрел на вход. Видимо, не найдя ничего интересного для себя, опять углубился в чтение.
Девушка замерла, не в силах отказать желанию минутку понаблюдать за молодым человеком, даже опасаясь, что сейчас к нему присоединится Анна.
Александр стоял, опершись плечом о стойку стенда с правилами пользования железными дорогами Великобритании. Одну свою длинную ногу он согнул в колене и поставил за другую на носок ботинка. Одет он был в тёмно-синие джинсы и короткую дублёнку тёмно-коричневого цвета. На левом плече у него висел небольшой черный рюкзак. Смотрелось завораживающе — высокий, стройный, красивый, аккуратно и со вкусом одетый молодой парень, читающий с умным видом утреннюю газету, то есть в лучших традициях всех английских джентльменов в возрасте поголовной грамотности и со зрением от минус пяти до плюс восьми — смотреть не насмотреться.
Но время тикало. Она тихонько подошла к парню со спины, очень жалея, что не сможет дотянуться сзади до его глаз, закрыть их ладошками и сказать: «Угадай, кто?». Поэтому, за невозможностью лучшего, ткнула ему свой напряженный указательный палец прямо в правую почку, и сказала:
— Руки вверх. Вы арестованы, — низким, брутальным голосом.
Александр застыл. Потом сложил газетку в одной руке, прищемив её большим пальцем, и вместе с газеткой поднял руки вверх. И молчал.
— Ну, — понукнула Жаклин, — и чего мы молчим? — она очень старалась изменить свой голос.
— Я имею право хранить молчание, Жаклин.
«Полисменша» тут же прыгнула к нему вперёд и встала перед «арестованным».
— Нууу… я так не играю, — игриво обиженно заговорила она, улыбаясь. — Как ты меня узнал?
— Методом дедукции. — Молодой «Шерлок Холмс» опустил руки и тоже улыбался, сворачивая газету и откладывая её на подставку к стенду.
— Это как? — Жаклин засунула кулачки в карманы, повесив на запястье пакет с подарком, отставила одну ногу и наклонила голову набок на манер Сулы, когда та была чем-то заинтригована.
— Очень просто. Привет. Пойдём к моему вагону, по дороге расскажу. — Он осторожно развернул девушку за плечо и взял сзади за капюшон.
— Привет. — Она послушно пошла рядом. — А ты разве больше никого не ждёшь? Ты же сказал, что будешь не один.
— Они подойдут к вагону. — Тон, которым отъезжающий это проговорил, дал ей надежду, что это всё-таки будут его друзья, или даже один друг, но никак не Анна.
— Как у тебя дела? Чем будешь сегодня заниматься? — спрашивал между тем Алекс.
— Спать, — коротко ответила девушка, посматривая внутрь состава — там было полупусто. — Приготовлю что-нибудь вкусненькое и спать.
— Ясно.
— Ну, так как же ты меня узнал? — не унималась соня.
Он в неодобрении покачал головой, на манер: «Вот упрямая».
— Очень просто — я тебя заметил. — И кривовато улыбнулся.
— Врёшь! — Жаклин даже остановилась.
— Не хочешь, не верь. — Он тоже остановился, но тут же опять мягко подтолкнул её вперёд за капюшон.
— Не верю, конечно же. Я тебя видела…
— Вот уже мой вагон. Осталось восемь минут до отправления. — Он посмотрел на вокзальные часы, остановился и развернулся лицом к своей спутнице.
— С днём рождения, — та вынула из кармана и протянула парню свою сжатую в кулак руку, через запястье которой были перекинуты верёвочные ручки пакета с подарком.
Юноша стоял и смотрел то на неё, то на руку, не двигаясь и раздумывая. Потом осторожно снял с её руки пакет.
— Спасибо. — Он взял свой подарок одним согнутым указательным пальцем и опять задумчиво уставился на свою провожатую.
— Ты не посмотришь? — ей очень-очень хотелось увидеть его реакцию, раз уж пока к ним никто не присоеденился. — Посмотри, пожалуйста, пока никого нет. — Она опять склонила голову набок на собачий манер, и кучерявый водопад её волос затанцевал вокруг личика, как бы тоже присоединяясь к просьбе.
Александр довольно улыбнулся, откровенно наслаждаясь нетерпением своей дарительницы, и молча полез в пакет.
Вытащив оттуда не очень большой куб, обёрнутый синей в пёстрых брызгах бумагой и перевязанный желтой лентой, он потянул за длинный конец перевязи, та легко поддалась, и упаковка сама собой начала разворачиваться. Парень скомкал и убрал её в пакет, и у него в руках оказалась таких же размеров бледно-золотистая коробка. Опять посмотрев на Жак, он открыл крышку и тоже кинул её в пакет. А потом заглянул в коробку.
От увиденного лицо его слегка вытянулось, и «тюльпаны» тоже были, что называется, «в строю». Именно с таким выражением он, в очередной раз посмотрев на девушку, которая в это время испуганно хлопала своими большими карими глазами на него в ответ, начал вытаскивать то, что находилось внутри.
Мистер МакЛарен извлёк на свет божий тоже коробку, но уже из прозрачной жесткой слюды, в которой лежало очень большое яблоко черного шоколада.
Пока именинник всё так же молча гипнотизировал свой подарок, девушка поспешила объясниться.
— Это Большое Яблоко. Символ Нью-Йорка. Я тебе его дарю, чтобы у тебя всё-всё получилось. То, что ты запланировал — помнишь, ты мне рассказывал? Ну, так вот, я тебе желаю, чтобы ты жил в Большом Яблоке. — Под конец она кокетливо-задорно улыбнулась, как бы предлагая оценить её фантазию.
Александр всё это выслушал с очень сложным, витиеватым выражением лица, не проронив ни звука, и дальше стал рассматривать подарок. Яблоко оказалось не совсем простым. На его боках выгравировали и обвели по контуру тонкой золотистой линией символы Нью-Йорка. Здесь присутствовали и Empier State Building, и State of Liberty, и бык с Wall street, и Brooklyn Bridge. Всё было сделано очень точно и аккуратно. Эти же символы нарисовали золотистой линией и на самой прозрачной коробке. А еще к яблоку прилепили черешок и листик, тоже из того же черного шоколада. На листике золотистой линией прорисовали прожилки, и такую же линию провели вдоль черешка.