на перестрелку не возьмешь с собой нож, — поддразнивает Булочка.
Брауни закатывает глаза.
— Вы двое, можете просто получить номер в отеле и воевать там. Пошли, Конфетка.
— Что такое История войн? — спрашиваю я их, пытаясь трясущимися руками открыть упаковку с печеньем.
Я стараюсь не думать о том, что со мной произошло.
Булочка разгоняет автомобиль вокруг стоянки, словно моторную лодку.
— Каждый год Дельта Хауз выбирает пару женских клубов, чтобы идти на войну. Но, как правило, это только наш дом, который является Чи домом, или дом Каппа. Они что-нибудь берут из общежития, а потом мы идем на войну, чтобы получить это обратно. В прошлом году они украли у нас один из греческих трофеев и пили из него пиво. Они послали фотографии выкупа, — объясняет Брауни.
— Но в этом году мы с Брауни разработали наступательную операцию. Мы думаем, что можем нанести опережающий удар, — коварно объясняет Булочка.
— Мы подумали, почему мы должны ждать, пока они вытягивают первую кровь? Это просто глупо. Тогда нам придется играть на их условиях — следовать их правилом — попасть в их ловушку. Почему бы не взять все в свои руки?
Брауни кивает.
— Мы пытались решить, что можно взять из их дома, чтобы сбросить их со счетов и погрузить в хаос, — с удовольствием рассказывает Брауни.
Я думаю об этом секунду, а потом неожиданно говорю: — Вы должны взять одну из их композиций. Ну, те, которые есть в их доме, на которых изображены их члены братства. Тогда вы сможете оценить их по десятибалльной школе и выслать результаты в качестве выкупа, — я краснею, снова подумав о каталоге сестринского братства.
Со зловещей улыбкой, Брауни восклицает: — Эй, да, также как они делают с каталогом первокурсников.
Я поднимаю руку в «не вы идете» жесте.
— Эви, ты злой гений, — восклицает Булочка, и «Золотой гусь» начинает пересекать желтые линии на дороге.
Девушка мне подмигивает через плечо, а Брауни выравнивает колесо в прежнее положение.
— Нет, просто я отвергнутая женщина, — отвечаю я, откусывая кусочек от моего крекера.
— Ты нужна нам! — говорит Брауни, — Ты думаешь о своей ноге, и ты действительно спортсмен, побывав сегодня в магазине, я бы сказала, что из тебя выйдет отличный солдат войны.
Глядя на меня в зеркало заднего вида, Булочка въезжает на стоянку общежития: — Нам необходима хитрость, и ты двигаешься как кошка. Мы с Брауни обсуждали игру и то, что ты сделала, перед тем как Тамара вывела тебя из игры. Это было так, словно пантера шла против броненосца.
— Разве мы говорили броненосец? Я думала, мы говорили о пантере и дикобразе, — перебивает Брауни.
— Дорогая, броненосец, дикобраз, еж — без разницы, Тамара знала, что она не может соревноваться в скорости и грации, и поэтому она прибегла к силе, чтобы вывести Эви из игры, — рационально рассуждает Булочка, припарковав машину в задней части стоянки.
— Просто скажи да, Эви, или она так и будет доставать тебя, пока ты не согласишься, — заговорщически говорит Брауни.
Мы открываем свои дверцы и выбираемся из Гуся.
— Разве для того, чтобы участвовать, я не должна быть членом Чи или что-то подобное? Особенно если я не в вашей команде? — спрашиваю я, интересуясь, как все это работает.
— Нет, все будут смотреть, как мы выбираем тебя, ты же не Каппа, — говорит Брауни, потом пьет из фонтанчика.
— Вы выбираете меня? — спрашиваю я, пока мы идем к двери.
— Дорогая, мы никогда не начинаем, мы никогда не выбираем, потому что это не наша обязанность. Я полагаю, что ты либо за нас либо нет, но просто ты нам нравишься — нам кажется, что ты с нами. Можешь это рассматривать, как родственную душу, — говорит Булочка, обняв меня за плечи.
— Если не хочешь, ты не должна соглашаться, нам просто нравится, когда ты рядом.
— Так ты поможешь нам победить Дельтов? — продолжает Брауни, открывая двери Йетса и придерживая их для Булочки и меня.
— Да, помогу, — соглашаюсь я, потому что, это отвлечет меня от того, что произошло в 7-Элевн.
Я не знаю, как расшифровать то, что со мной происходит. Я просто пытаюсь пережить этот ужас.
Брауни и Булочка хлопают в ладоши как маленькие дети.
— Ок, завтра вечером, после тренировки встретимся и разработаем стратегию.
— Ты готова к тренировке, Эви? Как твое колено? — заботливо спрашивает Брауни.
— Все нормально. Я могу тренироваться, — говорю я, зная, что я больше не могу продолжать этот фарс с фальшивым прихрамыванием.
— Классно! Сейчас ты хочешь прийти и расслабиться на некоторое время? — спрашивает Булочка, открывая дверь в их комнату.
— Думаю, нет, я пойду и попробую уснуть, — отказалась я. — Увидимся завтра, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, милая, — отвечает Булочка, пока я иду по коридору в свою комнату.
На внешней стороне моей двери прикреплена записка. Я разворачиваю ее и читаю.
«Дорогой Рыжик.
Прости, я был мудаком.
Я заходил к тебе, но одна из девушек, сказала, что ты передала, что тебя нет.
Пожалуйста, когда прочтешь записку, позвони мне, чтобы я мог извиниться.
Рассел.»
Глава 9
Иностранный язык
Я читаю записку Рассела несколько раз. Это так мило, он вроде бы был мудаком, но все же милым. В комнате я складываю записку и кладу ее на стол. Я переодеваюсь в футболку и пижамные штаны, направляюсь по коридору в ванную комнату, умываюсь и чищу зубы.
По дороге обратно я останавливаюсь как вкопанная, потому что в моем животе опять начинают порхать бабочки, и чем ближе к комнате, тем сильнее становиться это чувство.
Медленно я приоткрываю свою дверь, просчитывая свои варианты. В пижаме, без обуви и ключей я хотела оказаться подальше отсюда. Но вроде-бы ко мне это не имеет никакого отношения, так как это моя комната.
Моя. Поэтому я расправляю плечи, шагаю веред и останавливаюсь у двери.
Когда я открываю ее, то осматриваю комнату на присутствие в ней Рида, но его там нет. Наклонившись к двери, чтобы закрыть ее, я с облегчением вздыхаю, пока не додумываюсь посмотреть в шкафу. Подкравшись к двери, я быстро заглядываю внутрь, но его там тоже нет. Я спокойно дышу, пока расчесываю волосы, собирая их в хвост и готовясь ко сну. Потом я нервно обхожу комнату.
Мой Рид-родар, еще не утих. «Он должен быть здесь, в общежитии. Но почему? — с беспокойством думаю я».
«Может быть, он навещал кого-то, — размышляю я, и немедленно чувствуя укол ревности, убивающий меня, шокирующей своей интенсивностью».
«Какое мне дело до того, кого навещает Рид? — разумно думаю я, пытаясь отмахнуться от ощущений, которые испытываю. Я даже не люблю его, и чем меньше он думает обо мне, тем лучше, верно?»
Повернувшись к компьютеру, я читаю письмо от дяди Джима, в котором описывались некоторые технологии, которые разрабатывались для подсознательного обмена сообщениями в рекламе.
Понимая,
что не одно программное обеспечение, не сможет объяснить то, что может сделать Рид, я решаю, что могу принять объяснение Рида.
На секунду я думаю, не рассказать ли дяде Джиму о том жутком мерцающим свете и кошмаре, который произошел со мной в 7-Eleven сегодня вечером, но мои руки трясутся от страха.
«Я не могу рассказать ему, — думаю я, сжав руки вместе, чтобы они не дрожали. — Он бы действительно испугался и захотел, чтобы я вернулась домой. Он посчитает, что будет безопаснее, если я останусь в стороне».
Я быстро пишу ему ответ, отправив бубльгум-версию о моей жизни в колледже. Затем, я прошу дядю проверить компьютер Рассела и обеспечить его защитой IP-адреса.
Я отсылаю сообщение и выключаю компьютер.
Найдя свой телефон на тумбочке, я отправляю сообщение Расселу с ответными извинениями из-за нашей ссоры и назначаю встречу за завтраком.
Я одергиваю одеяло и иду выключать свет.
На обратном пути, я случайно выглядываю в окно и вижу, что по другую сторону от него стоит Рид. Я почти кричу, но у меня вспыхивает желание придушить его. Однако я отхожу от окна, хотя мое сердце продолжает колотиться в груди. Я практически не могу разглядеть его там, потому что свет от лампы, делает его практически незаметным. При выключенной лампе, я могу легко увидеть Рида, который стоит, прислонившись спиной к пожарной лестнице и скрестив на груди руки.
«Наверное, он наблюдает за мной с тех пор, как я вернулась из ванной, — с раздражением думаю я».
Я стараюсь припомнить, не сделала ли я что-нибудь неловкое, но ничего не вспомнив, подхожу к окну и задергиваю занавеску. Все еще негодуя, я ложусь в постель.
Я слышу, как на окне щелкает замок, и оно открывается, я понимаю, что Рид собирается забраться внутрь, и поэтому натягиваю на голову одеяло.
— Сейчас же уходи, Рид! — шепчу я ему в темноте.
— Женевьева, — голос Рида доносится со стороны пожарной лестницы. — Встретимся на парковке через пять минут.
Его голос до странности напряжен.
— Зачеем? — скулю я, надеясь, что он отстанет.
— У тебя пять минут! — серьезно говорит он, пред тем как захлопнуть окно.
Я сижу в кровати около двух с половиной минут. «Если я не выйду, что же он натворит? — сердито думаю я».
На третий минуте я откидываю одеяло и выпрыгиваю из кровати.
— Хорошо! — говорю я сквозь зубы, сжимая руки в кулаки.
Я проскальзываю в пару кроссовок и надеваю куртку с капюшоном. Выхожу из общежития через заднюю дверь, придя на парковку, у меня в запасе еще остается тридцать секунд.
Автомобиль Рида припаркован в задней части стоянки, поэтому я иду туда. Рид выходит из машины и обходит ее вокруг, чтобы открыть для меня дверь.
На нем нет рубашки, и я понимаю, что когда он был возле пожарной лестницы, то был не один.
Я хмурюсь, когда понимаю, что он неспроста так ходит; это же неприлично, разглядывать кого-то столь совершенного. Он должен сделать миру одолжение и съесть пончик или два.
Рид сидит на переднем сидении, насупившись и скрестив на груди руки, я отказываюсь смотреть на него. Он наблюдает за мной, тяжело вздыхает и говорит: — Что произошло сегодня вечером?
Я хмурюсь.
— Дай подумать… чего ты не видел, пока шпионил за моим окном? Как ты попал туда? Начало пожарной лестницы должно быть задвинуто, и она находится в двадцати футах от земли. Нет никакого способа, которым ты мог бы добраться туда, ты… ты извращенец! — говорю я ему.
Он хмурится, отражая мой взгляд.
— Джейти сказал, что вчера в Seven-Eleven ты упала в обморок. Он сказал, что ты была белая как приведение, что, прежде чем совсем отключиться, ты бормотала на латыни. Пит сказал, что на секунду подумал, что ты умерла. Теперь, пока не кончилась мое терпение, расскажи мне, что случилось, — шипит он сквозь зубы.
«О, просто подожди, пока я достану доступ к сайту с брошюрой! — со злостью думаю я. — Тогда Джейти и Пит получат по большой единице».
Я отворачиваюсь от него и с сарказмом отвечаю: — Ну, ты можешь сказать Джети и Питу, что в следующий раз они могут распустить слухи о том, что я надела новый свитер с вязаной пчелкой!
— Женевьева, — спокойно говорит Рид, но на меня это производит тот же эффект, словно он кричит.
— Прекрасно! Я ходила в Seven-Eleven, чтобы перекусить, мне стало плохо от флуоресцентного света, я очнулась на полу и потом пошла домой. Конец истории. Спокойной ночи, — говорю я и пытаюсь открыть дверь машины, но прежде чем я успеваю потянуться за ручкой, Рид их блокирует.
— Рид! — жалуюсь я, когда не могу найти кнопку для разблокировки.
— Начнем с самого начала, — медленно говорит Рид, решив относиться ко мне, как к нашкодившему ребенку.
— Ты зашла в Seven-Eleven… — он замолкает, чтобы я продолжила.
Выдохнув, говорю: — Хорошо, я рассказываю ему что произошло: от дежа вю, до лестницы и ссоры, перейдя к мерцающему свету, и после того, как очнулась и обнаружила, что говорила на другом языке… ну, в любом случае, возвращаясь к Блэк Саббат.
Я рассказываю ему в таких подробностях, которых думаю, будет достаточно; я даже объясняю ему про трупный запах.
По мере того, как моя история продолжается, челюсть Рида все больше напрягается.
— О чем ты говоришь… ты знаешь, о чем ты бормотала, до того, как потеряла сознание? — быстро спрашивает он, пока я не закончила.
— Нет, они сказали мне, что я что-то говорила, но я не помню эту часть, — отвечаю я.
— Если ты снова услышишь этот язык, думаешь, сможешь узнать его? — задумчиво спрашивает он.
Нахмурившись и пожав плечами, я честно отвечаю: — Я не знаю.
И тогда происходит нечто удивительное: Рид начинает говорить со мной на языке, который одновременно кажется мне знакомым и чужим, и от этого начинает кружиться голова. Язык гибкий и музыкальный, но я не понимаю его, он словно гипнотизирует меня. Я чувствую, что хочу стать ближе к его источнику, и когда он перестает говорить, к моему ужасу, я понимаю, что прижимаюсь к его груди не только ухом, но и губами.
— Что это было? — с благоговением спрашиваю его я.
— Тебе понравилось? — веселым тоном спрашивает он; ему смешно от моей реакции.
— Что ты сказал? — благоговейно спрашиваю я.
— Я сказал: «неизвестное существо, я найду тебя», — отвечает он.
Я чувствую, как к моим щекам приливает краска. — О, я не о сути, это звучало так прекрасно, — отпуская его, говорю я и выпрямляюсь на своем месте. — Что это за язык? Он звучит как кельтский, но не… — в уме я подыскиваю подходящее определение, но не нахожу.
— Я чувствую, что должна понимать, о чем ты говоришь, но не понимаю, — разочарованно говорю я. — Ты можешь научить меня?
— Скоро, ты будешь знать достаточно. Это был тот язык,