— Ладно, сегодня был очень насыщенный день, и я, наверное, лучше пойду домой. Надо же там хоть иногда появляться! — наигранно весело улыбнулся я и поднялся с дивана.
— Конечно, Гарри, конечно, — дед поднялся и пошел меня провожать. — Тебе нужно отдохнуть, так что проведи там еще и весь завтрашний день, а на следующее утро я буду тебя ждать у себя.
— Ага, спокойной ночи, — попрощался я на ходу.
— Спокойной ночи, Гарри, — попрощался дед, но дверь не закрыл и все еще смотрел мне вслед.
А я изо всех сил старался не сорваться на бег, так к Дурслям меня тянуло впервые. Жизнь все же удивительная штука!
========== Часть 17 ==========
Четверг. 4 июля. Дом, милый дом? Нет, я определенно сошел с ума! Разве может этот ненавистный с детства дом стать в одночасье моим убежищем от мирских невзгод? И разве вот эта, вечно придирающаяся ко мне особа может так ласково мне улыбаться? И сон… Каким сладким оказался сон в собственной кровати в обнимку с теплым и мягким Феликсом. В таком направлении двигались мои мысли этим ранним солнечным утром, пока я с удовольствием поглощал овсяную кашу с клубничным джемом. Кто бы мог подумать, что каша из рук тетушки может быть такой вкусной, я даже жмурился слегка, прям как Феликс, уплетающий кошачий корм. Если бы еще все это было взаправду, а не по моему велению, так вообще — красота. Но, в принципе, меня и так устраивает. По крайней мере, лучше, чем было. Во всяком случае, для меня. Вообще во время еды, пока рот занят, можно много чего рассмотреть. Например, родственников.
По левую руку от меня завтракал такой же овсянкой, только без масла и джема, Дадли. Он заметно осунулся.
— Вот, как ты любишь, — тетя поставила передо мной чашку ароматного кофе со сливками и сахаром.
Я посмотрел на нее снизу вверх и благодарно улыбнулся. Ее губы дрогнули в ответной улыбке, и она провела рукой по моим волосам, слегка спутанным после сна.
— У тебя очень красивые волосы, Гарри. Прямо как у моей мамы, твоей бабушки, — в глазах ее полыхнул озорной огонек воспоминаний. — Когда я была маленькой, то любила расчесывать ее пряди, если хочешь, я и тебе могу помочь. С такой гривой в одиночку тяжело управляться.
-
Мы сидели в гостиной все вместе: дядя Вернон читал газету, попутно комментируя самое интересное, Дадли смотрел телевизор — да, ему все же разрешили за хорошее поведение и неплохие результаты внезапной диеты; я сидел на полу, а тетя Петуния расчесывала мои волосы, разбирая их на тоненькие прядки.
— Расскажите мне о бабушке, — попросил я.
Удивительно, что о родителях я знаю мало, но о бабушке и дедушке не знаю вообще ничего. То есть вообще! Даже имен не знаю.
— Мою маму, твою бабушку, звали Элис. Она была очень доброй и понимающей женщиной. У нее всегда, сколько я ее помню, были длинные черные волосы, которые она укладывала в высокие сложные прически, но по выходным, почти до самого обеда, она распускала их и ходила так по дому, а мы с Лили бегали за ней по пятам и любовались. В детстве мы думали, что мама наполовину русалка, — хихикнула тетя. — Даже когда врачи сказали, что ей необходимо их обрезать, мама не сдалась. Сказала, что уж если ей суждено умереть, то пусть так и будет, но с волосами она не расстанется. А потом у нее случился инфаркт и она умерла. Ей было сорок пять лет, отец умер через два месяца — не выдержал. Очень уж он ее любил.
Интересно, если он так любил ее, то почему они разошлись? Да еще и так, что впоследствии она зачала от другого? Хотя, может, Элис не любила своего мужа.
— Как звали моего деда?
— Метью Эванс. Он был старше мамы на десять лет и работал хирургом. А познакомились они, когда мама попала к нему на операционный стол с аппендицитом. Вся его жизнь прошла на работе. Он все время был там, со своими пациентами. Бывало, что его среди ночи забирали из дома для очередной сложной операции. Когда я была маленькой, я помню, что они часто ругались, но потом это резко закончилось, и она стала какая-то спокойно-отстраненная. Даже когда отец приходил с работы она не шла встречать его, а молча накрывала стол, приносила газету, мыла посуду. Почти вся ее жизнь состояла из меня и Лили. Она очень хорошо готовила. Особенно хорошо ей удавалась яичница — такой вкусной я больше нигде не пробовала. Из рук мамы вся еда самая вкусная, жаль, что тебе не удалось попробовать, — сказав это, тетя погладила меня по голове и поцеловала в макушку.
Очень милый жест, прям материнский.
— Все, готово! Если хочешь, я могу заплести их, — предложила тетя.
— Нет, не надо, — ответил я.
Еще чего не хватало — с косичкой ходить. Как только я поднялся, зазвонил телефон. По старой привычке я ответил на звонок, почти не задумываясь. Голос, который я услышал в трубке, вогнал меня в состояние ступора.
— Гарри, с тобой все в порядке?
— Да, — ответил я немного на распев.
— Слава Мерлину!
— Зачем ты звонишь, ты ведь знаешь, что со мной сделают Дурсли, если узнают?
— Просто ты не пришел в кафе, не ответил на письмо и вообще все о тебе беспокоились не только я! — с другой стороны трубки уже слышались обвинительные нотки.
— Гермиона, со мной все в порядке, правда. Не нужно мне звонить и писать тоже не нужно. Не обижайся, но до конца каникул я хочу побыть один и подумать над всем, что происходит в моей жизни. Хотя признаюсь честно — мне тебя очень не хватает.
— Я тоже скучаю, Гарри. Извини за беспокойство. Увидимся в школе.
— Пока, — попрощался я и повесил трубку.
Это был странный, очень и очень странный разговор. Я еще с минуту смотрел на трубку аппарата, прежде, чем положить ее, вслушивался в приглушенные гудки, будто ожидая от них пояснений. Что это было? Неужели она догадалась? Она так смотрела на меня в кафе, будто узнала, кто скрывался под маской. Гермиона всегда была умницей, но разве можно было узнать в этом странном парне меня? Нет, не думаю, хотя она выдает такие логические выводы, что порой ум за разум заходит. И что интересно — ошибается она редко.
— Гарри, с тобой все в порядке? — спросила тетушка.
Я кивнул, мол «Да, все в порядке». Наверное, этот разговор должен был ободрить меня, придать сил и уверенности в том, что она уж точно настоящий друг, но отчего-то на душе стало гадко-пригадко. Я откровенно заигрался во всех этих николовских штучках. Зацепился за возможность стать сильнее и могущественнее, и забыл о том кто я. А кто я? Подросток, сирота, герой. На самом деле героем была моя мама, а я просто не умер, благодаря ей. В этом и заключается все мое геройство, а остальные мои приключения это так, чьи-то хитро вымудренные партии, а не мои заслуги. Я всегда играю роль меча в чьей-то руке, разящей зло в любом ее проявлении. Даже сейчас я не более, чем оружие. Может, я просто ни на что больше не гожусь?
-
Дадли ушел в мясную лавку, дядя Вернон на работу, а тетушка за покупками. А я остался наедине со своими мыслями. Я лежал на кровати, тупо пялился в потолок и размышлял о своей жизни. Все не заладилось с самого моего рождения, наверное, еще даже до зачатия… Глупо с моей стороны надеяться на благополучный исход моей жизни. Все мое существование подчинено служению свету и добру, никто не хочет понимать того, что я обычный мальчик, который хочет просто жить. Как же я неистово задолбался! Уехать бы на необитаемый остров, чтобы все оставили меня в покое и сами сражались со всевозможными темными магами и прочей шушерой. Феликс лежал где-то в районе моей головы и тихонечко мурлыкал. Может у меня, как и у него, скоро все наладиться и кто-нибудь заберет мою многострадальную тушку из всего этого хаоса. Хотя, если быть до конца честным, его я использую в своих целях. Он — моя маскировка. Извини меня, кошара, но я обещаю, что тебе будет комфортно в моем доме и безопасно.
-
Четверг. 11 июля. Прошла неделя с тех пор, как я покинул дом Николаса и он все еще не объявлялся. А я по-прежнему сидел в доме Дурслей и читал ту книжку с заклинаниями. Даже об уже известных мне слоформах я почерпнул много нового и полезного. О таком в школе не скажут, а если и скажут, то так, что ничего не поймешь, даже если захочешь. Вот она — великая сила слова. Особенно интересной стала информация о некоторых побочных действиях тех или иных заклинаний в зависимости от фазы луны и времени года. Что летом в новолунье взрослому магу хорошо, то подростку — смерть. Это навело меня на мысль о том, что это могло быть одним из пунктов запрета колдовства во время летних каникул. Особенно опасными для здоровья в летний период становились разрушительные заклинания. Видите ли летом, как и весной, — время созидать, а не разрушать. «Юные маги, не достигшие семнадцатилетнего возраста, связаны с силами природы теснее, чем взрослые представители магического мира… Одно из преимуществ подобной связи — если вовремя ее осознать и закрепить… дает возможность постоянной магической подпитки… В более зрелом возрасте… способность управлять силами природы и использовать в своих целях». Что тут скажешь — информация полезная и занимательная. Знать бы еще как эта связь закрепляется. А вот и подводные камушки: «Маг не должен намеренно вредить природе, разрушать и подавлять как флору, так и фауну… грозит серьезными последствиями… возможна даже полная потеря магических способностей». Вот те раз! А если я случайно сломаю дерево или в образе кота мышь придушу? Нет, так не пойдет.
-
«Гарри, собирайся и приходи ко мне» — вещал патронус, в форме неведомой мне птицы, голосом Николаса. А я уж думал, что он оставил меня в покое. Наивный! Как только послание было доставлено, птица расправила крылья и, пролетев сквозь стену, исчезла. Наверное, полетела отчитываться перед хозяином. Ничего не поделаешь — пришлось собираться и идти, иначе дед может заявиться прямо сюда, наплевав на бдительную, но в последнее время, очень тихую миссис Фигг. Я частенько отсутствовал дома по нескольку дней, а она даже тревогу не била. Может надзор надо мной уже сняли? А может просто дедуля постарался. Интересно, она хоть жива там или ее распухший труп уже погрызли голодные полунизлы?
-
Мы вновь стояли перед дверью в коридоре на втором этаже дома Николаса. Только сегодня я наконец-то смог понять, чем же все эти одинаковые двери различаются — ручки. Точнее ручки то были одинаковые, а вот камушки, вставленные точно посередине, различались по цвету и размеру. Эта дверь была обозначена изумрудного цвета камнем. За все то время, что я находился в доме деда мы не сказали и слова друг другу. Даже не поздоровались. Странно, но мне не хотелось разговаривать. Хотя его хитрющее выражение лица ничего хорошего не предвещало. А когда было по-другому?
-
Мои легкие заполнил свежий морской ветер. Частицы соли каким-то магическим образом оседали на моих губах. Вдалеке я слышал, как волны бьются о край утеса и кричат чайки, меня окружали пальмы и не знакомые тропические растения. Сомнений нет, мы больше не в Англии. Как такое возможно я все еще не понимал. С каждым разом я все с большим благоговением смотрел на своего деда — такой человек может тебя с лица земли стереть, не отрываясь от чашки с кофе. Ну как таким не восхищаться? Хочу быть как он, чтобы мои дети и внуки так же смотрели на меня. Все же он очень сильный и умный волшебник. Спасибо вселенной, что он послал мне такого родственника — благодаря ему у меня есть возможность стать кем-то больше, чем просто орудием сил света. Главное не стать оружием в руках оппозиции.
-
— Нет, нет, нет! — замахал я руками, всеми силами открещиваясь от предложенной вещицы.
— Тебе придется его взять, иначе мы ничего не успеем, — настаивал Николас.
Это именно то, чего я увидеть одновременно желал и боялся — маховик времени. Мозг настоятельно рекомендовал взять и воспользоваться. Естественно, в своих целях. Сириус умер не так давно, так что вернуться меньше, чем на месяц назад вполне возможно.
— Я не могу прочесть твои мысли, но и без того могу сказать о чем ты думаешь. Не пытайся его спасти — я пробовал. Ничего не вышло, некоторых просто невозможно вернуть.
— Я думал, они все уничтожены, — вспомнил я слова Гермионы.
— А тебе не приходило в голову, что можно еще сделать? — улыбнулся Николас, протягивая вещицу.
Приходило, конечно, но как-то не было времени и желания над этим думать.
-
Мы возвращались назад снова и снова. Снова и снова, а на календаре все еще был четверг, 11 июля. Я умер, превратился в зомби, упокоился и вновь воскрес и все это за один день, длиною в год. Триста шестьдесят пять раз — именно столько раз я крутил этот чертов маховик. Помимо очевидных вещей, у этой штуки был еще один минус — вернуть он мог лишь на сутки назад, так что, как только наступало утро пятницы, я поворачивал время вспять и принимался за тренировки. Попутно я выяснил что каракули, нацарапанные на моем теле во время той безумной попойки, призваны снизить утомляемость, а так же стабилизировать каналы моей магии. Я не знаю как это действует, но недавно они окончательно прижились и начали действовать, так что высыпаюсь я за четыре часа и не чувствую себя разбитым даже после самых энергозатратных заклинаний. Однако дополнительный учебный год немного подпортил мои нервы. Тренировки были поистине утомляемыми и выматывающими. Такой прыти от древнего старичка я не ожидал. Он не просто тиран, он деспот! Я проклинал тот день, когда встретил его и согласился на всю эту дурно попахивающую авантюру.
На двести девяносто третий раз я был готов добровольно подставиться под Аваду Темного лорда, лишь бы вырваться из этого ада. Но перед этим, на двенадцатый день, мне пришлось остричь свои шикарные волосы. Как бы ни было жаль, но они мне мешали. Из-за них я был неповоротлив и откровенно плавился на этой жаре под пологом из собственных волос. Зато из них получились отличные силки и тетива. Да, отныне я владею технологией изготовления лука и стрел. Так же я могу добыть себе пропитание — весь год на завтрак и обед я ел лишь то, что сам поймал, собрал и приготовил. Как-то так. А еще я овладел многими заклинаниями, в том числе запретными. Искупался в крови невинных, провел сотню и один ритуал. Разобрался с магией крови, некромантией, лигиллеменцией и прочей ерундистикой. Так же осознал разницу между аппарацией и трансгрессией.
Чтобы ты тоже понял эту разницу, я поясню: аппарация — это мягкое перемещение, практически безопасное, не вызывающее дискомфорта, но более долгое, так как твой организм разбирается на молекулы и собирается в том месте, которое ты задумал. Трансгрессия же более агрессивный метод перемещения, при котором твое тело приходит как бы в пластичную субстанцию и перемещается по магическому коридору. Очень узкому коридору, должен заметить. К тому же, в отличие от аппарации, трансгрессия сопровождается громким хлопком и отчетливой воронкой, в которую может затянуть все, что угодно, даже брошенное вслед заклинание. Так же возможны и практически неизбежны такие побочные действия как головная боль, тошнота, рвота, несварение желудка, вздутие живота и, самое неприятное, — расщепление. Большинство магов используют второй метод лишь потому, что ему легче обучиться. Аппарация же сложна, и требует долгих и мучительных тренировок, чем-то схожих с занятиями по анимагии.
К сожалению, аппарацию я пока что не освоил, даже сравнительно легкая в исполнении трансгрессия плохо дается. Получается не всегда удачно и с перебоями, да еще и на короткое расстояние. Так же я стал более-менее разбираться в ядах и противоядиях, пообщался со змеями, можно даже сказать подружился. Довольно милые создания! Учитывая, что кроме Николаса и многочисленных рептилий, почесать языком было не с кем. С одной гадюкой мы так сдружились, что она захотела стать моим питомцем, на что я с радостью согласился. Зверинец мой постепенно растет, боюсь подумать, какую же еще тварь я надумаю у себя приютить. Мою новую подружку зовут Саахас, что значит «смелая». Она и впрямь за словом в карман не лезет, да и охотится довольно открыто и жестоко. Но, как и все животные все же опасается естественных врагов. От Букли я пообещал ее защитить.
О ритуалах рассказывать нет ни сил, ни желания. Помнишь мои слова о том, что Николас считает маглов расходным материалом? Так вот — на материалы он не скупился. Я буквально принимал ванны из человеческой крови, он заставлял ее пить, рисовать ею, использовать в различных зельях. Не скажу, что я получил от этого кайф, но я уже без содрогания могу вспороть человеку горло, выцедить из него кровь, а затем распотрошить на ингредиенты. Возможно, если бы дед позволял на них поохотиться или самому «добыть» человека, я воспринял бы это с большей радостью, но мне было запрещено покидать это место. И как сказал Ник — «С ингредиентами, как и с едой, играть грешно». На многих, прежде чем убить, я испытывал заклинания, запретные тоже… Больше всего мне нравилось использовать «Империус», это почти как сексом заниматься. А вот на счет последнего дед строго настрого запретил даже самоудовлетворяться. И, чтобы я не нарушил своего обещания, наложил на меня какое-то заклятие. Представь — у тебя каменный стояк, а ты не может взять своего дружка в руки, пока это само собой не прекратиться. Таким образом, я несколько раз обоссал себе грудь и живот, потому как сил терпеть больше не было, но потом приловчился и заклинанием перенаправлял струю в другую сторону. А вот запретные давали хоть какую-то разрядку.