— А у Энн другое мнение, — тихо ответил Томас.
Открыв глаза, она встретила его пристальный взгляд.
— Прошло четыре месяца, Том, — начала Дайана, собираясь разом покончить с неприятным для нее разговором. — Я помню, как остро воспринимала всю иронию создавшегося положения: Энн и Генри, мой дядя и твоя мать. Ты и я. Теперь я уже все пережила.
— Ты даже забыла, как тебе было хорошо в моих объятиях?
— Давненько я не помышляла ни о каких объятиях! — ответила она, не сумев скрыть горечь и боль. — Послушай, делай как знаешь: оставайся или уезжай, но избавь моих родителей от встречи с тобой! Не думаю, что им это понравится.
— Ты ошибаешься.
— Что ты хочешь сказать? — недовольным голосом спросила она.
— Мы уже виделись. Твоя мать показывала мне вчера свой садик. Там на кустах висят записочки. Все обращены к тебе, во всех — любовь и беспокойство.
— Ох… — Из глаз Дайаны потекли слезы, она закрыла лицо руками. У нее не было сил отпихнуть его, когда он сел рядом и обнял ее, хотя она и прошептала: — Пожалуйста, не надо…
— Дайана! — Томас нежно прижал к себе ее худенькое тело, сотрясаемое рыданиями. — Дайана, позволь мне помочь тебе.
Как ты мне поможешь, если снова уедешь? — спрашивала она себя. Именно эта мысль не давала ей покоя.
— Похоже, у меня нет особого выбора, — не переставая плакать, выдавила она.
— Похоже.
— С вами нелегко, Томас Элиот. Обещай мне одно: не трогай меня! — потребовала она.
Он поцеловал ее в макушку и улыбнулся, видя ее решительный настрой.
— Ленч испортится, — сказал он.
— Холодное мясо и салат? Не думаю.
Вскоре они втянулись в новую жизнь. Каждое утро Дайана давала уроки. После ленча Том работал над книгой, а она возилась по дому. Им по-прежнему помогала Рут.
Шли дни, новости распространялись быстро, и вскоре у Дайаны появилась масса учеников, не только детей, но и взрослых.
Томас соорудил небольшое возвышение для ее стула и поставил над ним большой зонт.
— А я и не знала, что ты такой умелец, — насмешливо произнесла она, но, посмотрев на него сверху вниз, поспешно отвела глаза в сторону. Его близость странным образом действовала на нее, но она старалась скрыть свои чувства.
После обеда, когда они втроем смотрели телевизор, Дайана впервые поинтересовалась:
— Как твоя книга?
— Спасибо, хорошо. Хочешь посмотреть, как я устроился?
Дайана заколебалась, потом протянула руки к костылям.
— Тут куда лучше, чем я предполагала, — произнесла она, оглядывая обжитую квартирку помощника.
— Полагаю, во всем сказался твой вкус.
— Да, мама старалась меня занять, — пояснила она, думая, что оранжево-красные и бледно-зеленые тона в спальне и ванной — совсем неплохая идея. — А хорошо, что тут оказался письменный стол, — добавила она. Симпатичный дубовый стол, который ее мать купила на распродаже, стоял между окнами.
С одной стороны на столе лежали папки с заметками, с другой — большие фотографии.
— Том! — Она с восхищением принялась рассматривать их. — Это же потрясающе! — Фотографии действительно были замечательные — утесы, моря, птицы, зеленые луга и холмы. — Я и не знала, что ты так можешь снимать!
Он поморщился.
— Я всегда увлекался фотографией. Очень удобно, когда можешь сам снять то, что надо.
Дайана вспомнила прекрасные снимки из его книги и суховато произнесла:
— Я как-то предложила тебе заняться кулинарией, если надоест журналистика. А оказывается, в тебе масса скрытых талантов.
— Энн мне рассказала, — тихо отозвался он.
— О чем?
— Как ты расстроилась, узнав, что я писатель. Прости.
Дайана внимательно посмотрела на него, сохраняя бесстрастное выражение лица.
— А Энн, похоже, поделилась всеми моими секретами с тобой. Это произошло, когда она заезжала проведать меня?
— Да. Честно говоря, даже не знаю, Дайана, почему я тебе тогда не сказал.
Она поглядела на него, на его упрямо сжатые губы, на скрещенные на груди руки.
— А я, кажется, знаю, Том. Ты не хотел ничего прочного.
Он начал было отвечать, потом умолк и придвинул ей плетеный стул.
— Присядь, Дайана.
Пожав плечами, она села. Томас устроился на постели и спросил:
— Хорошо прошли эти две недели, правда?
— Очень хорошо, — согласилась она. — Ты очаровал мою помощницу — собственно, ты давно уже ее очаровал — и учеников. Уверена, что все девчонки старше двенадцати безумно в тебя влюблены.
Помолчав, она вспомнила, как родители приехали на обед к ним. По глазам обоих было видно: они не уверены в том, что поступают правильно. Их беспокойство заставило Дайану сказать им, что они с Томом ничего пока не решили, но она рада, что он предложил ей помощь. Дайана знала наверняка, что родители не один вечер обсуждали ее отношения с Томом.
Нельзя отрицать: выглядела она сейчас лучше, здоровее, а когда занялась любимым делом, то и настроение ее улучшилось. Родители, навещавшие дочь почти каждый день, конечно, замечали происходившие с ней перемены…
Подняв глаза, она скорчила гримасу.
— Ты даже «обаял» моих родителей, да и помог мне подзаработать.
Но он не стал обижаться на ее пренебрежительный тон.
— Подумай, сколько я могу еще сделать для тебя за оставшуюся жизнь, Дайана.
— Ты ведь не станешь вновь заводить разговор о том… — тихо начала Дайана.
— Стану.
— Тогда скажи мне, что будет, когда ты закончишь книгу?
— Думаю, мы могли бы поехать вместе туда, где я буду собирать материалы для моей следующей книги, — спокойно ответил он. — К тому времени как раз с тебя снимут гипс. Мы могли бы устроить себе отпуск… или медовый месяц.
— Странно слышать. Я думала, ты хоть попытаешься объяснить мне, почему тогда не признался, что ты автор книги! — вспылила она.
— К сожалению, ты была права, Дайана, тогда я не хотел серьезных длительных отношений. Считал это ненужным. Но то было тогда.
— Единственное, что изменилось, — только это. — Она постучала по гипсу.
— Нет. Одиночество на островах. Я не мог о тебе не думать — там это оказалось просто невозможно. Более того, я понял, что, куда бы ни забросила меня судьба, мне не удастся уйти от тебя, Дайана.
— Сейчас легко говорить, Том.
— Но это правда.
— Спасибо. А если бы ты поехал не на пустынный остров, у тебя бы не было проблем?
Впервые за то время, что они провели вместе, Дайана заметила раздражение в его взгляде и получила от этого удовольствие. Томас уловил злорадный блеск ее глаз и махнул рукой.
— Ладно. Пойдем смотреть телевизор.
— Почему бы и нет? Я сейчас мало что могу делать.
— Можешь, можешь, — ответил он. — Если бы забыла о своих обидах, мы могли бы поставить тихую музыку, поговорить, а потом лечь вместе и уснуть. Тебе бы стало легче, Дайана. — Но поняв, что его слова не нашли отклика в душе Дайаны, холодно усмехнулся и сказал: — Позволь мне хотя бы помочь тебе подняться по лестнице.
— Обойдусь и без твоей помощи. Не трогай меня, Том. — Дайана яростно застучала костылями.
Неудивительно, что она споткнулась. К счастью, он все же пошел за ней и успел поймать ее, когда она полетела вниз по ступеням. Дайана стукнулась головой о перила, больно вывернула руку, застрявшую в костыле.
— Ну и идиотка же ты, — услышала она, теряя сознание.
8
Открыв глаза, Дайана увидела над собой взволнованные лица Тома и Рут. Она лежала в своей постели.
— Прости, я сама виновата, — простонала она.
Том сел рядом, забыв про свое раздражение, и взял ее за руку.
— Как ты себя чувствуешь?
Она невольно дернулась, он помрачнел и посмотрел на ее запястье.
— Похоже, ты растянула руку и на голове у тебя огромная шишка. А что с ногой?
— Все так же, — осторожно произнесла Дайана. — Хотя нет, думаю, стало хуже.
— Ничего, скоро приедет врач.
— Не надо…
— Надо, надо, — мягко возразил Том. — Лучше подстраховаться, чтобы потом не пришлось пожалеть.
Он оставался неизменно терпелив весь следующий день, когда ей делали рентген, и даже уступил ее настойчивым просьбам не говорить ничего родителям. К счастью, она не повредила ногу. Более того, оказалось, что перелом почти сросся и ей даже пообещали снять гипс через пару недель. Вечером он приготовил обед.
Сидя с бокалом вина и наблюдая за Томом, мывшим посуду, Дайана растерянно произнесла:
— Том, что же с нами будет?
— А ты чего хочешь, Дайана? — спросил он после долгого молчания.
— Мне хочется избавиться от чувства, что ты со мной плохо обошелся. И перестать жалеть себя… Но у меня не получается. Еще я хочу тебе верить — и не могу.
— Тогда, может, пока просто потерпишь мое присутствие? — предложил он.
На губах ее заиграла странная усмешка.
— Хочешь взять меня измором?
— Нет. Просто я решил не заводить разговоров о том, что мы не сможем жить друг без друга, пока ты не выздоровеешь. Пока не начнешь задираться и спорить со мной — словом, не станешь опять той самой неподражаемой Дайаной. — Он сел рядом, и ей показалось, что в глазах его мелькнул прежний огонек.
— Идет, Том. Мне никогда не удавалось остаться в стороне от какого-нибудь соревнования!
— Так, значит, ты не возражаешь против того, чтобы я остался?
Она кинула на него уничтожающий взгляд.
— Не разыгрывай невинность, Том. Я же не могу тебя вышвырнуть, а сам ты не уйдешь.
— Извини, не уйду.
— Вот-вот, и я о том же. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Расскажи мне, как ты стал писателем.
— Мне всегда хотелось писать. А мой отец всегда хотел, чтобы я стал адвокатом. Мы пошли на компромисс. Я прослушал курс истории литературы и курс права, но у меня так и не возникло ни малейшего желания заниматься юриспруденцией. Отец не то чтобы согласился, а просто сдался, и в итоге я стал журналистом.
Дайана удивленно подняла брови.
— Но ведь ты потерял много времени, изучая то, что тебе оказалось совсем не нужно.
— Не совсем, — отозвался он с усмешкой. — К тому же в двадцать лет писателем не станешь, я понял это, узнав жизнь поближе.
— Как так?
— Поначалу я, естественно, считал, что могу писать замечательные романы. Но сейчас я знаю, что у меня куда лучше получается вот это. — Томас махнул рукой в сторону своей книги.
— И ты хорошо зарабатываешь? Это ведь твоя третья или четвертая книга?
— Третья. Достаточно.
— И все же, — размышляла она вслух, — если ты перестанешь мотаться по свету и делать свои репортажи, тебе, наверное, будет скучно с непривычки.
— Есть время прилива и отлива в жизни. Не хочу сказать, что все журналисты таковы, но это занятие иногда может сделать человека циником.
— Который не желает иметь никаких обязательств и для которого ничего не свято.
— И который не способен на нечто постоянное. Не говоря уж о том, что многие журналисты насквозь пропитаны виски. К тому же довольно тяжело постоянно видеть самые мрачные стороны жизни и самому находиться на грани нервного срыва.
Они посмотрели друг другу в глаза. Взгляд Дайаны был очень серьезен, в его глазах тоже не было и намека на юмор.
— Но ведь ты будешь все равно постоянно разъезжать, — наконец выдавила она, — собирать материал для очередной книги.
Том пожал плечами.
— Да. Но я бы хотел делать это тогда, когда мне удобно. С тех пор как я уволился, мне сделали два предложения: вести постоянную колонку обозревателя в местной газете и писать еженедельные обзоры для одной центральной газеты. А ты против путешествий? Особенно если у тебя появится помощник, который будет тут жить и за всем присматривать?
Поморщившись, Дайана с тоской посмотрела на травмированную ногу.
— Сомневаюсь, что у меня хватит сил снова начать дело.
— Но надежда все же есть?
— Да, — произнесла она после длительной паузы. — Прости, Том, мне надо лечь. Я устала, и у меня болит голова. Конечно, я сама виновата, но…
— Хорошая мысль. Кстати, если тебе что-то понадобится, постучи в пол.
— Ладно, Том. — Она протянула руки к костылям, но он помог ей приподняться и подал их.
Когда Дайана встала, опираясь на костыли, он нежно взял ее за подбородок, поцеловал и сказал:
— Спокойной ночи, Дайана.
— Том… — укоризненно сказала она, когда он оторвался от ее губ и погладил ее по щеке. — Ты же обещал…
— Боже мой, Дайана, что бы я делал, если бы ты мне не напомнила!
— Ну уж… — Она смотрела на него и чуть не выдала себя. На нее нахлынули воспоминания о минутах их близости. Глаза Дайаны потемнели. — Вы, мужчины, неисправимы!
В его зеленоватых глазах появилась легкая усмешка.
— Если тебя это утешит, знай: мужчина внизу заснет сегодня с большим трудом. Спокойной ночи, милая.
Закрывшись в спальне, Дайана еще долго прислушивалась к доносившимся звукам. Вот он вымыл посуду, прибрал в кухне, наконец открылась и закрылась входная дверь. Лишь тогда она проковыляла к зеркалу и пристально всмотрелась в свое отражение.
На щеках все еще виднелся легкий румянец, но в глазах застыли боль и недоумение. Она осознала, что раньше тосковала о Томасе, но не смогла понять его до конца. Когда же он вновь появился в ее жизни, обида пересилила все остальные чувства.
Но теперь многое изменилось. Наверное, чувства менялись постепенно, однако, как бы то ни было, сейчас Дайана со всей отчетливостью поняла, что изнемогает от желания быть с Томом. Она приложила пальцы к губам, все еще ощущая его нежный поцелуй. Казалось, что она вдыхает его знакомый запах, как если бы он лежал рядом.
Что же мне делать? — подумала она, бросаясь на кровать и обнимая подушку. Лившийся из окошка серебристый свет луны напомнил ей ночи, полные любви.
Наутро ей удалось взять себя в руки. Вернее, так ей казалось, пока после утомительных утренних уроков она не ощутила, что умирает от желания принять душ и вымыть голову.
Дайана шепотом проклинала свой гипс, ероша рукой волосы, в то время как Том готовил ленч и разливал чай.
— Что с тобой? — спросил он через плечо.
— Я уже столько времени не могу принять ванну или хотя бы душ, — с горечью ответила она. — Даже для того, чтобы хоть губкой протереться, мне приходится заматывать ногу огромным пластиковым мешком. Вымыть голову — уже проблема.
— Ясно, — серьезно ответил Том. — Могу я хоть голову помочь помыть?
— Нет.
— Дайана…
— Сама справлюсь, — мрачно произнесла она.
— А ты уже пробовала?
— Нет, мама или Рут мне помогали.
— Ну так расскажи мне, как они это делали. Погоди-ка, я, кажется, сообразил. Рут ставила тебе стул в ванной, так?
— Да.
— Давай попробуем. Сначала ты протрешься губкой и оденешься, если боишься, что твое тело будет меня волновать, — невинным тоном предложил он.
Дайана смерила его негодующим взглядом, потом выругалась и предупредила:
— И не пытайся что-то предпринять, Том, — я могу и укусить.
— Запомню. Позови, когда будешь готова.
Насухо вытеревшись, надев зеленую хлопковую юбку и белую блузку и завернув внутрь воротник, Дайана позвала Тома.
Он пришел со стулом, усадил ее так, чтобы она могла удобно вытянуть ногу и склонить голову над ванной.
— Так, есть маленькая проблема, — сказал Томас, когда она устроилась поудобнее. — Кран не доходит до твоей головы. Как же парикмахеры обходятся?
— У них обычно есть шланг, — довольно ехидно сообщила Дайана, — а тебе понадобится кувшин.
— Конечно, какой я тупой, — поразился он, доставая кувшин. — Так, дальше что, мисс Брайс?
— Не могу поверить, что ты настолько глуп, Том! Намочи мне волосы, да постарайся не утопить меня. И теплой водой, чтобы не ошпарить и не заморозить меня! — раздраженно приказала она.
— Ну как?
— Нормально, — неохотно признала она. — Теперь возьми шампунь и вотри в волосы.
— Вот так?
Открыв глаза, Дайана заметила в зеркале его лукавую улыбку. Она вздохнула.
— Отлично, Том. Теперь можно все смыть, а потом смочи волосы кондиционером.