Челленджер - Ян Росс 16 стр.

Она снова молчит.

– Ира, пока. Прилечу и позвоню.

Выждав несколько секунд, я вешаю трубку. Так… если сегодня я её продинамлю…

Возвращаясь к стойке регистрации, где уже началась посадка, судорожно потираю виски, пытаясь сосредоточиться. Как ни крути, добраться до Лос-Анджелеса к мало-мальски приемлемому времени никак не удастся. Пока долетим до Сан-Хосе, пока закинем вещи, пока то-сё, а езды до LA часов пять в лучшем случае. От усталости и морального переутомления ситуация с каждой секундой кажется всё более нестерпимой и безвыходной.

Очередной скандал неизбежен. Хотя нет, в том-то и дело, она не станет скандалить, она будет молчать. Уж лучше бы пошумела, пошвырялась чем-нибудь, в конце концов. Всё легче пытки тихой истерикой. Сегодня мне этого не вынести.

Что же делать? Что делать? Мрачное отчаяние вызывает жгучее желание выплеснуть напряжение на кого-то. Бешено озираюсь кругом. Так и подмывает позвонить ей и с ходу начать орать. Зачем она так? Разве она не понимает?! Хочется докричаться. Хочется, чтобы она услышала. Чтобы поняла. Или хотя бы сама начала кричать в ответ. Я до боли стискиваю в кулаке мобильник. Но звонить нельзя. Этого не будет. Она не услышит и, тем более, не примется орать. Она дождётся пока я выдохнусь, скажет что-нибудь бесцветным голосом или молча повесит трубку, а мне лишь станет ещё хуже.

– Эй, где тебя носит? – шутливо треплет меня по плечу Арик. – Мы пока ещё не купили этот самолёт.

"Самолёт… Самолёт!" – врубаюсь я. Поистине, всё гениальное просто. Полечу на самолёте. Я заново прокручиваю расчёт времени и понимаю, что, если поднапрячься, успею на последний рейс. Впритык, но успею. Значит придётся бросить машину в Сан-Хосе. Ну и фиг с ней. Можно взять что-нибудь напрокат прямо в аэропорту. Почему бы себя не побаловать? И я, позабыв о давешних терзаниях, перебираю в уме марки крутых тачек, на которых хотелось бы погонять.

Заняв своё место, Ариэль мгновенно отрубается, свесив голову набок. Я тоже прикрываю глаза, но сон не идёт. Беспорядочно мелькают сцены последних суток – безмятежный вечер, кровавый ужин с Ариэлем, безумная ночь, Стив, явившийся в последний момент, тета-волновой излучатель и спич о спасении человечества. Беспощадный свет операционной, непередаваемый больничный запах, умелые пальцы, сжимающие скальпель, и бурое пятно на хромированной поверхности.

Чтобы отвлечься, я начинаю ворошить в уме выкладки Ариэля. На самом деле, в порыве вдохновения он несколько приукрасил. Во-первых, наше оборудование применимо далеко не для всех кардиохирургических операций, однако вполне пригодно для диагностики и лечения некоторых видов рака. А во-вторых, катетеризация – не единственное решение, всегда остаётся опция открытой операции на сердце. Вскрытие грудной клетки, распиливание рёбер… бррр. Не говоря уж о реабилитации и цене столь сомнительного удовольствия.

Я зябко поёжился, развивать эту мысленную траекторию не хотелось. Тем не менее, упомянутые Ариэлем цифры вполне реальны, возьмись мы лечить всё связанное с кардиологией, компания стоила бы уже не миллиарды… На мыслях о миллиардах долларов, я задремал и провалился в глухой душный сон. Даже не сон, а анабиоз, из которого меня выдрал Ариэль, нещадно тормоша обеими руками. Я ошалело обозрел опустевший салон, с трудом поднялся и потащился к выходу.

По дороге позвонил Ире, успевшей сменить гнев на милость, и условился, что еду прямиком к ней. Подкатив к зданию офиса, мы припарковались поперёк тротуара, заблокировали лифт, перетащили коробки и, не распаковывая, свалили их в лаборатории. И вот мы снова в машине, Ариэль в третий раз гонит к аэропорту, покинутому менее часа назад. Подбросив до входа в терминал, он глушит мотор и оборачивается.

– Спасибо, сегодня ты сделал большое дело.

– Тебе спасибо, – я жму его широкую сильную ладонь. – Теперь это наша общая война.

Продираясь сквозь слизистые оболочки, выныриваю из муторного забытья. Ошмётки болезненного сновидения вспыхивают перед замутнённым взором. Там, в операционной, я, путаясь в проводах, вырываю из вздутых вен инфузионные иглы. Выдираю одну за одной и не могу от них избавиться. Кто это? Женское лицо, рука на моём плече, кругом ряды кресел. Это дежавю или пустые самолёты становятся моим проклятием? Вскакиваю, извиняюсь, сбивчиво благодарю перепуганную стюардессу и бросаюсь к выходу.

В терминале притормаживаю у ряда зазывно светящихся вывесок агентств по аренде автомобилей и выбираю то, в котором нет посетителей. Достаю телефон, смотрю на время и по инерции открываю дверь. Молодая девушка поднимает голову и с готовностью улыбается. Не успею… Прикинув, сколько займёт оформление бланков, я понимаю, что крутые тачки отменяются. Состроив забавную рожицу, отпускаю ручку и бросаюсь прочь – ловить такси.

– Ну, наконец-то. – Ира распахивает объятия, и я зарываюсь лицом в её волосы.

– Ира, – шепчу ей на ухо, – Ира…

Я чувствую, как её тепло по капле проникает в меня. Как жадно откликается каждая клетка моего тела. Как расслабляются сведённые мускулы, и обволакивает сладким пологом усталость. Нежно провожу у неё за ухом, и ниже к ключицам, пропуская между пальцами шелковистые пряди… И тут соображаю, что уже два дня не мылся, и осторожно высвобождаюсь из объятий.

– Ир, я только в душ и к тебе, – наклоняюсь и целую её в шею.

Она тихо улыбается, тыльной стороной ладони поглаживая мою щёку.

…Опоясавшись полотенцем, выхожу из ванной, посвежевший и готовый к подвигам, и браво направляюсь в спальню. Приняв гордую позу и слегка сдерживая блудливую улыбку, я останавливаюсь на пороге, словно в ожидании взрыва бурных оваций. В комнате тихо, и царит полумрак. Ира лежит на кровати спиной ко мне. По белой простыне красиво растекаются её волосы. В пепельнице мерцает тлеющий огонёк. До меня доходит не сразу, но действительность не изменить ослиным упрямством, – она спит.

Я растерянно потоптался на месте. Ничего не изменилось. Моя поза как-то сама собой растеряла всё донжуанство. Улыбка скукожилась. Я ещё некоторое время постоял в дверях, тешась надеждой, что она вот-вот повернётся и позовёт меня. Но этого не произошло. Я подавил гадковатый прилив жалости к себе, поправил сползающее полотенце и поплёлся в гостиную.

Страшно захотелось курить. Травы нет. Пошатавшись из угла в угол, я обнаруживаю на балконе пачку ментоловых сигарет. Распечатываю. Закуриваю. Как бы это выразить… разница, как между сексом и мастурбацией. Пара затяжек, и я ломаю сигарету в пепельнице, обжигая пальцы и не чувствуя боли.

Вернувшись в ванную, я напяливаю штаны, с отвращением набрасываю мятую, пропахшую несвежим потом рубашку и, застыв перед зеркалом, несколько долгих минут тупо пялюсь на своё отражение. Близко-близко, в красные, пустые глаза. Потом, проходя мимо спальни, останавливаюсь и гляжу на безмятежно посапывающую Иру. Переборов себя, вхожу в комнату и аккуратно накрываю мою спящую красавицу одеялом. Она сладко потягивается и что-то мурлычет, укутываясь поплотнее. Я смотрю на неё, такую близкую и далёкую, смотрю со смешанным чувством нежности и отчаяния, отчаяния непонятости и безмерного одиночества. Затем, стряхнув оцепенение, выхожу, гашу свет в гостиной, миную прихожую и тихо закрываю за собой дверь.

Дома я первым делом хорошенько накуриваюсь. Не жуя, проглатываю купленные по пути бутерброды и, едва отдышавшись, забиваю новый косяк. Отголоски пережитых эмоций, отражаясь и наслаиваясь, гулким эхом резонируют в опустошённом сознании. Зная, что в таком состоянии всё равно не уснуть, я решаю глянуть на результаты нашей сумасшедшей поездки.

Включив комп, запускаю простенький анализ первой контрольной точки. На экране высвечивается график, и у меня перехватывает дыхание. Ноль информативных данных. Опомнившись, запускаю анализ второй. То же дерьмо. Третья точка. У меня постепенно темнеет в глазах. Четвертая. Пятая. Догоревший окурок обжигает пальцы, и я отшвыриваю его на пол. Шестая, седьмая… Я прогоняю точку за точкой, не в силах остановиться.

…Через полтора часа, окончательно отчаявшись, я оторвался от экрана, окинул невидящим взглядом свою берлогу, сгрёб остатки травы, дотащился до спальни и рухнул в постель.

Глава 12

Субботний день пролетел за исследованием результатов. Не в силах смириться с провалом, я прямо с утра засел за компьютер. Поначалу картина казалась безнадёжной, но при последовательной проверке стали обнаруживаться вполне удобоваримые данные.

– Илья, ты снова опаздываешь? – Ирин звонок выдрал меня из дебрей прикладной математики. – Я же тебя жду!

Стремясь компенсировать вчерашнее, она договорилась оставить Алекса у подруги, чтобы мы могли провести вечер наедине. По пути было решено отправиться ко мне, заказать что-нибудь и посмотреть фильм. Пока я оформлял доставку, Ира успела задремать, свернувшись в кресле. Вопреки идентичности ситуации, сегодня меня это вполне устраивало, я приглушил музыку и продолжил бороться с результатами.

Это было малознакомое и приятное чувство – рядом спал родной человек, а я охранял её сон. После ужина мы завалимся смотреть мой любимый, давно ждущий своего часа для совместного просмотра, "Астенический синдром" Киры Муратовой.

Заслышав тарахтение мотора, я поспешил навстречу посыльному, чтобы не потревожить Иру шумом и разговорами, потом красиво разложил привезённую снедь и лишь затем разбудил мою соню. Поев, мы перебрались в спальню для продолжения культурной программы.

В конце первой части картины камера отдаляется – виден зал кинотеатра, вспыхивает свет и опускается занавес.

– …Мы ведь не часто встречаемся с кино действительно серьёзным… – запинаясь, мямлит конферансье. – Мы имеем сегодня замечательную возможность поговорить…

Зрители в кинозале шумно встают и принимаются озлобленно проталкиваться к выходу. Безысходный трагизм на фоне безразличия толпы, поданный в столь ироничной форме, неизменно вызывает во мне трепет и восхищение. Я оглядываюсь на Иру, ища сопереживания, и вижу, что она уже мирно посапывает.

– Зачем такое кино, про грустное? – брюзжит мужик в буром плаще. – Мне и без того неважно. Я на службе устал. Я развлечься хочу. Музыку послушать… А тут опять: ходют, ноют, хоронят, разговаривают про всякое…

– Лёш, ты устал. Лёш, как я люблю тебя! – жена берёт его под руку, прижимаясь поплотнее, в жужжащей массе разбредающейся публики. – Как я люблю твой запах. Сейчас бы умереть. Лёша-а-а… у тебя лицо… Ты похож на ангела…

Она трётся щекой о его плащ. Зал пустеет, и в кадре крупным планом появляется спящий, свесив голову набок, школьный учитель Николай Алексеевич. В заднем ряду вскакивает сержант.

– Взвод! Встать! – рявкает он. – Выходи строиться!

Ира и Николай Алексеевич синхронно встрепенулись. Солдаты, грохоча сиденьями, подхватываются на ноги. Николай Алексеевич ошалело сдирает с головы вязаную шапку и снова впадает в спячку. Ира поворачивается на другой бок и, уткнувшись мне в плечо, следует его примеру. Это уже перебор. Я отстраняюсь, вылезаю из постели, накуриваюсь до чёртиков и принимаюсь метаться по гостиной. Ирина выходка накладывается на раздражение и гложущее чувство вины по поводу проваленного опыта. Перебесившись, возвращаюсь в спальню, отодвигаю Иру к стенке и, упиваясь праведным гневом, продолжаю смотреть действительно серьёзное кино в гордом одиночестве.

Утром, не вслушиваясь, я отмёл Ирины оправдания, отвёз её домой и, вернувшись, вновь засел выяснять отношения с результатами. К вечеру вырисовались очертания удручающих итогов: приблизительно половина ещё подавала вялые надежды, остальное – вовсе никуда не годилось.

Это было фиаско. Я отказывался смириться и весь день вновь и вновь гонял тесты и скрупулёзно изучал данные. Пятьдесят процентов коту под хвост из-за каких-то багов! Моих багов! Хотя я десятки раз всё проверил и перепроверил! В важнейшем эксперименте, повторить который шансов нет и не будет. И это лишь предварительный анализ… Не исключено, что дальше станет ещё хуже, но для более подробного исследования требовалась аппаратура, и продолжить можно было только на работе. Я с ужасом думал, что нас могли подвести сенсоры и запороть ощутимый процент результатов… Хорошо, если не все оставшиеся пятьдесят. Могли подвести выбранные мной частоты, параметры и интенсивность импульса, да мало ли ещё что. Я представлял новые и новые возможные ошибки, и уже отчётливо видел, как у нас, а точнее у меня, в сухом остатке окажется полный ноль.

Тоже мне, соратничек! Как там я сказал, пожимая Ариэлю руку? "Теперь это наша общая война!" Вот и повоевали. Что и говорить, достойное выступление. У меня даже закралась подлая мыслишка заявить: мол, я предупреждал, что мы не готовы, и свалить вину на него. Но нет – восставала пресловутая гордость: я же сам на это пошёл. И я с извращённым сладострастием вонзал в себя колья уничижительных упрёков.

Ночью, ворочаясь в постели, перебирал в уме модули и настройки треклятого эквизишн кода, реконструируя порядок собственных действий и силясь угадать, что ж я там напортачил. С горечью вспоминалась ссора из-за последних пяти процентов. Как много бы я дал за те пять вместо этих чудовищных пятидесяти. Что же я упустил? Всё ж работало! Каким вообще образом такое возможно?!

В понедельник, истерзанный переживаниями, я притащился на утреннее совещание, о назначении, или, скорее, переназначении коего Ариэль разослал экстренные весточки ещё на выходных. Всё то же совещание, изменить установленное время которого представлялось абсолютно невозможным.

Но, поистине, для начальства нет ничего невозможного! И вот я топчусь перед закрытой дверью. Планёрка в самом разгаре, стоит ли упоминать, что я традиционно опаздываю. Собравшись с духом, закрываю глаза, глубоко вдыхаю, выдыхаю и резко распахиваю дверь.

– Встречайте! – прервавшись на полуслове и прекратив малевать на доске, Ариэль торжественно указывает на меня, словно на Мессию у восточных врат Иерусалима. – Сейчас он сам всё и расскажет.

Сотрудники оборачиваются, будто надеясь воочию узреть явление чуда, но я ощущаю себя отнюдь не Мессией, а его ослом.

– Небось уже провёл первичный анализ? Верно?! – сияет Арик, насилу сдерживая ликование.

– Ариэль, тут такое дело…

– Не дрейфь! Уступаю сцену тебе.

Шеф хлопает меня по плечу и плюхается в кресло. С трудом оторвав от него взгляд, смотрю на Стива, Ирис, Тима Чи, даже Татьяна тут, для полноты моего унижения.

– Половина результатов никуда не годится, – выпаливаю я.

– Ч-ч… что? – поперхнувшись, заикается Ариэль. – Что значит…

– С остальным пока неясно, – заканчиваю я чуть тише.

– Что ты несёшь?! – Ариэль вскакивает, мгновенно теряя всю добродушную вальяжность. – Что значит никуда не годится?! Как?! Мы всю ночь проторчали! Перепроверили каждый шаг! Всю ночь! До последней запятой! Как такое может быть?! Почему…

– Ариэль… – пытаюсь вклиниться я.

– Как?! Мы же… Ты же… Ведь все тесты… – Шефа несёт и в бессильной злобе он совершает бестолковые движения руками. – Что ты такое порешь?! Как же так?! Мы же всё проверили! Все тесты… На все сто процентов! Что, чёрт подери, это значит?!

Ища поддержки, я оглядываюсь на Ирис, потом на Стива, но им тоже не по себе, они отводят глаза, и лишь Тамагочи пялится на меня с неестественным выражением. Раздаётся сухой треск, пальцы Ариэля окрашиваются ядовито-малиновым цветом. Он разжимает кулак, и на пол падают обломки маркера. Вылупившись на свою ладонь, он хватает листок из стопки моих бумаг, трёт, комкает и отшвыривает. Затем хватает ещё один.

– А ну, показывай! – вновь начинает вопить он. – Давай сюда презентацию!

– Какую ещё презентацию?! – срываюсь я.

– С результатами, чтоб их… С твоими грёбаными результатами!

– Какая, нахрен, презентация?! Я все выходные корячился, пытаясь хоть как-то успеть первичные тесты!

– И не удосужился подготовить презентацию?

– Презентацию чего? Того, как мы провалили опыт?!

– Так, ладно, показывай что есть!

Я начинаю возиться с проектором. Меня трясёт. Провода, извиваясь, выскальзывают из рук.

– Даже проектор не можешь настроить? – шипит Ариэль.

С трудом сдерживаясь, я тычу в кнопки едва слушающимися пальцами. В конце концов всё как-то срастается, открываю код, загружаю первую точку, прогоняю тест, получаю уже набивший оскомину график белого шума и обречённо поясняю происходящее. Ариэль мельком косится на изображение и всверливается в пустоту перед собой. Ирис поначалу старается следить. Тамагочи постреливает глазками то на Арика, то на экран, то на Стива. Я продолжаю обрабатывать и показывать точку за точкой. Долго, нудно и довольно коряво. К публичному выступлению я не готовился ни практически, ни морально.

Постепенно все, кроме Стива, теряют нить. Ирис нюансы обработки сигнала мало понятны, и она быстро тонет в подробностях. Таня-Марина и вовсе всю дорогу чатится в мобильнике.

– Как я уже не единожды был вынужден констатировать, халатный подход к разработке… – подзуживает Тим Чи в паузах между моими репликами. – Налицо тлетворное влияние отсутствия систематической методики…