— Нечто вроде промышленного шпионажа? — уточнил я.
— Почти, — согласился он. — Но только с позиции обеспечения безопасности. Ведь Фаллон не занимается темными махинациями, так что я веду исключительно контрразведывательную работу.
— Если ты проверял меня, ты наводил справки и о Холстеде, не так ли? — спросил я. — Мне он не внушает доверия. Странный тип.
— В этом ты прав, — вновь улыбнулся Пэт. — Этот парень возомнил себя гением, но потом выяснил, что всего лишь талантлив, а это бьет по самолюбию. Беда Холстеда в том, что он никак не может с этим смириться.
— Не можешь ли объяснить мне это поподробнее? — попросил я.
— Дело тут вот в чем, — вздохнул Пэт. — Студентом он проявил незаурядные способности и после окончания учебного заведения надеялся сделать хорошую карьеру. Но он, как и многие ему подобные вундеркинды, заблуждался насчет реального положения вещей в корпорациях. Там полно образованных умников, когда-то претендовавших на ведущие роли, но вынужденных в силу обстоятельств оставаться на второстепенных должностях. А заправляют всем другие ребята, те, что добились своего положения, действуя ногтями и, если нужно, острыми ножами. Я знаю многих президентов корпораций, которые никогда не ходили в колледж:. Встречаются, правда, такие, как Фаллон, но он имел солидную базу, а не начинал с нуля. К тому же у него уже было имя. Фаллон из тех, которые в любом деле добиваются успеха. А Холстеду суждено вечно быть только вторым. Он это понимает, но не хочет в этом признаться даже самому себе и упрямо лезет наверх, снедаемый амбициями. Вот почему он пытался в одиночку найти Уаксуанок, его манили лавры первооткрывателя потерянного города. Он рассчитывал сделать себе на этом имя и удовлетворить свое самолюбие. А ты вынудил его пойти на сотрудничество с Фаллоном и, следовательно, разделить с ним славу. Ему это не понравилось.
Я подумал над услышанным и осторожно заметил:
— Но ведь Фаллон и Холстед осыпали друг друга взаимными упреками. Холстед обвинил Фаллона в похищении у него письма Виверо. С этим мы, предположим, все выяснили. А как насчет того досье, которое, по словам Фаллона, украл у него Холстед?
— Мне думается, что за Холстедом есть такой грех, — откровенно сказал Пэт. — Сопоставим события. Фаллон собрал материалы, относящиеся к письму Виверо, но не придал им особого значения, так как был занят другой проблемой. Холстед знал о досье от самого Фаллона, поскольку тот не делал из него секрета. Вернувшись с раскопок, Холстед обнаруживает письмо у одного старика в Дуранго и покупает его за двести долларов: хозяин, не знал его подлинной стоимости. Но Холстед отлично понимал, что в письме может быть ключ к разгадке тайны Виверо. Мало того, в нем была заложена настоящая бомба: город, о котором никто даже и не слышал.
Харрис потянулся еще за одной бутылкой пива и откупорил ее.
— Спустя месяц Холстед ссорится с Фаллоном и исчезает вместе с его досье по Виверо. Фаллон не придает пропаже особого значения, полагая, что коллега случайно прихватил его досье вместе со своими бумагами. И лишь много позже, узнав о том, что именно с этого момента Холстед и развил бурную деятельность, Фаллон изменил свою точку зрения.
— Все это лишь косвенным образом подтверждает вину Холстеда, — заметил я.
— Однако именно косвенные улики и помогают раскрыть большую часть всех преступлений, — возразил мне Пэт. — У Холстеда далеко не безупречная репутация в академических кругах, поговаривают, что некоторые свои открытия он просто фальсифицировал. Уличить его в этом пока не удалось, изгнать с позором из научного общества тоже. Подобное случается довольно часто, например, у вас в Англии тоже была какая-то скандальная история.
— Да, в области антропологии, — подтвердил я. — Феномен так называемого пилтдоуновского человека. Он не вписывался в общепринятую схему развития человека, появились множество теорий на сей счет, но в конце концов радиоуглеродный анализ показал, что это фальсификация.
— Любители подобных проделок еще не перевелись, — кивнул Пэт. — Они готовы пойти на любой подлог, чтобы прославиться. Эти людишки сделаны из того же теста, что и Холстед, — ничтожные посредственности, мечтающие о быстрой славе.
— И все же, — упрямо повторил я, — все это только наши предположения..
Я не мог себе представить, что и в науке встречаются мошенники. А может быть, мне не хотелось верить, что такая женщина, как Катрин Холстед, могла выйти замуж по любви за такого человека.
— Пока его не схватили за руку, — сказал Пэт. — Но мне кажется, что это вопрос времени.
— А как давно они женаты? — спросил я.
— Три года. — Бокал в руке Пэта застыл на полпути ко рту. — Послушай, если ты думаешь о том же, что и я, то мой тебе совет: не делай этого! Держись подальше от его жены, Фаллону это не понравится.
— Да ты, как я погляжу, читаешь чужие мысли, — язвительно заметил я. — Не волнуйся, миссис Холстед с моей стороны ничего не угрожает. — Сказав это, я поймал себя на мысли, что не совсем в этом уверен. Мне понравилось, что Пэт именно так выразил свою озабоченность: его волновало исключительно мнение его босса, а на реакцию Холстеда ему было наплевать. — Как ты думаешь, — спросил я, — Катрин знает о том, что ты рассказал мне относительно репутации ее мужа?
— Не уверен, — сказал Пэт. — Не могу себе представить, чтобы кто-то решился прямо сказать ей, что у ее мужа паршивая репутация среди ученых. Она узнает об этом в последнюю очередь. — Пэт с интересом взглянул на меня: — А зачем ты втянул ее в эту затею с нырянием? Ты уже дважды вынуждаешь босса идти тебе на уступки. Долго так продолжаться не может.
— Она умеет сдерживать своего муженька, когда это не под силу другим. Ты же знаешь, какой у него вздорный характер. Одному мне не, удастся долго удерживать наших ученых мужей от желания перегрызть друг другу глотки, мне понадобится помощь.
— Ты, скорее всего, прав, — кивнул Пэт. — Со стороны Фаллона вряд ли можно ожидать неприятностей, однако Холстед на все способен. Он явно психически неуравновешенный человек. Знаешь, что я думаю? Окажись он в трудной ситуации, он либо Лопнет, как тухлое яйцо, либо взорвется, как бомба. И то, и другое не доставит тебе удовольствия. Я- бы на него не положился в серьезном деле, ему нельзя верить ни на йоту.
— Спасибо за добрый совет, — сказал я. — Не хотел бы я, чтобы ты писал на меня характеристику.
— О тебе я лучшего мнения, Джемми, — ухмыльнулся он. — Чтобы добиться успеха, тебе следует лишь перестать скромничать. За вами, англичанами, вообще утвердилась репутация тихонь, но ты слишком перегибаешь палку. Мне можно быть с тобой откровенным?
— А разве я могу этому помешать?
— Скорее всего, нет, — рассмеялся Пэт. — Это моя слабость — говорить правду в глаза, за что я в свое время не раз получал по физиономии.
— Ладно, не темни, я готов выслушать худшее. Обещаю не давать рукам волю.
— О’кей. У тебя твердый характер, иначе вряд ли тебе удалось бы уломать Фаллона, это далеко не каждому под силу. Но чего ты после этого добился? Всем теперь заправляют Фаллон и Холстед, а ты выпал из игры. Мало того, своим нелепым требованием взять в экспедицию миссис Холстед, ты разозлил Фаллона. И вообще, для чего ты влез в эту историю?
— Я решил, что смогу таким образом добраться до организатора убийства моего брата, — признался я.
— Об этом можешь забыть, — отрезал Пэт.
— Я и сам уже это понял,— мрачно сказал я.
— Это уже неплохо, — отметил Пэт. — Гатт раздавит тебя, как букашку, и даже не поморщится. Не лучше ли тебе плюнуть на все это и вернуться домой, Джемми? На свою маленькую ферму. Ты же видишь, что никаких сокровищ нет, а открытие затерянных городов в Латинской Америке тебя мало волнует. Так зачем же терять время?
— Я не теряю надежды отомстить Гатту, — сказал я. — Он может и сам подставиться, а уж я не упущу момента.
— Тогда тебе придется ждать довольно долго, Джемми. Скорее Ад замерзнет, чем это случится. На меня сейчас работают пятнадцать оперативников, но пока я не очень-то продвинулся вперед. Планы и намерения Гатта остаются для меня загадкой. Он опытный малый и не допускает промахов. Он все время подстраховывается и держится в тени, это его стиль работы.
— Но ведь его заинтересует, чем мы будем заниматься в Кинтана-Роо?
— Безусловно, — согласился Пэт. — Он будет держать экспедицию под своим неусыпным оком.
— Тогда ему придется последовать туда за нами, — сказал я. — Ему ничего не удастся сделать, находясь в Мехико. Если он так сильно заинтересовался сокровищами Уаксуанока, ему придется отправиться туда за добычей. Я прав?
— Вполне возможно, — задумчиво сказал Пэт. — Не могу себе представить, чтобы Джек доверил такое дело кому-то еще.
— Но там он окажется в непривычной обстановке, Пэт! Кинтана-Роо — это не Нью-Йорк, там он может и допустить ошибку.
— Не понимаю, почему ты так уверен, что у тебя там будут перед ним преимущества? — удивленно посмотрел на меня Пэт. — Да, Гатт городской человек, но это не значит, что его можно назвать цивилизованным. Не сравнивай его с собой, Джемми, ты обыкновенный лондонский бухгалтер, а он гангстер. И в Кинтана-Роо тебе вряд ли придется легче, чем ему.
— Во всяком случае, мы там окажемся в равных условиях, а это уже что-то значит, — сказал я.
Пэт осушил залпом свой бокал и в сердцах стукнул им по столу, едва не разбив его. — Нет, ты все-таки псих! — воскликнул он. — Доля здравого смысла в твоих словах, конечно, есть, но я думаю, что ты псих. Ты такой же ненормальный, как и Холстед. Ты умеешь обращаться с оружием?
— Не пробовал, — признался я. —Поэтому не знаю.
— И что ты намерен делать, доводись тебе столкнуться с Гаттом один на один? Зацеловать его до смерти?
— Не знаю,—уныло сказал я. — Там видно будет. В зависимости от обстоятельств, как говорится.
Он схватился за голову руками и долго молча рассматривал меня, словно сумасшедшего. Наконец он . глубоко вздохнул и сказал:
— Позволь мне нарисовать такую гипотетическую ситуацию. Допустим, тебе удастся отделить Джека от его телохранителей, что само по себе маловероятно. И вот вы остались с ним вдвоем, оба горожане и новички в джунглях. — Он нацелился в меня пальцем. — И первое, и последнее, что ты успеешь сообразить, — это то, что Джек уложит тебя на месте из обреза, и ты уже ничего не сможешь сделать.
— Разве Гатт сам кого-либо убивает? — спросил я.
— Полагаю, что да.. Он прошел через все ступени «организации», заслуживая доверие и авторитет, так что наверняка совершил в молодые годы несколько убийств.
— Даже если и так, то все равно это было давно,— глубокомысленно заметил я. — Он утратил навыки.
— Ах, с тобой бесполезно разговаривать, — махнул рукой Пэт. — Если у тебя не высохли мозги, отправляйся-ка поскорее туда, откуда приехал. Я вынужден остаться, но знаю хотя бы, за что рискую жизнью: мне за это платят. А о таких, как ты, еще Киплинг писал: «Если вокруг вас все теряют голову, а ваша почему-то на месте, тогда скорее всего вы просто не знаете, что происходит».
— У тебя неистребимое чувство юмора, — рассмеялся я.
— Но до Фаллона мне все равно далеко, — мрачно изрек Пэт. — Он устроил из всей операции настоящий балаган. Это же натуральная пародия на безопасность! Я кормлю Гатта через его микрофон липовой информацией, а что вытворяет Фаллон? Он устраивает какой-то дешевый телеспектакль! Я не удивлюсь, если на взлетно-посадочной полосе, которую он построил, вас будут ждать телеоператоры Си-Би-Эс, готовые начать прямую трансляцию на всю страну, и радиокомментаторы из «Радио-Сити» вдобавок. Каждый крестьянин в Мексике уже в курсе событий. Гатту уже не нужно нас подслушивать, ему достаточно спросить об этом любого прохожего.
— Да, у тебя нелегкая жизнь, — сочувственно сказал я. — А что, Фаллон и в самом деле так себя ведет?
— Не пойму, что с ним творится! — покачал головой Харрис. — Все дела он передал своему брату, сделав его своим доверенным лицом. Брат неплохой малый, но ведь речь идет о сотнях миллионов долларов! Разве можно кому-то доверять такие суммы?! А Фаллон думает только об этом пропавшем городе.
— Мне кажется, его волнует что-то еще, — сказал я. — Порой он вдруг становится задумчивым.
— Я тоже это подметил, — сказал Пэт. — Что-то грызет его, но со мной он об этом не говорил. — Харрису претила сама мысль о том, что от него что-то утаивают. — Пойду спать,— сказал он, вставая и потягиваясь. — Завтра много работы.
4
Итак, я снова схлопотал то же самое!
Сперва от Шейлы, а теперь вот от Харриса. Правда, он был не столь прямолинеен, как она, но все же сказал примерно те же слова. Очевидно, в самом моем облике и манерах было нечто, весьма напоминающее Каспара Милки-тоста — образцового конторского служащего, протирающего с девяти до пяти свои штаны на работе. Но самое страшное Заключалось в том, что я вовсе не был уверен, что моя внешность не соответствует содержанию.
Гатт, если верить Пэтту, был смертельно опасен. Возможно он не стал бы стрелять в человека на спор, пытаясь угадать, куда тот упадет, но ради корысти был способен на это. При мысли о том, что предстоит столкнуться с ним один на один, мне становилось дурно, но обратного пути уже не было.
Любопытной была и оценка, данная Пэтом Холстеду. Интересно, насколько хорошо знала своего мужа Катрин. Видимо, она его любила. Пожалуй, в этом можно не сомневаться. Во всяком случае, ни одна здравомыслящая женщина не потерпела бы такого мужчину, если бы не любила его. Возможно, я судил несколько предвзято. Тем не менее она. всегда была на стороне мужа; когда он спорил с Фаллоном, что свидетельствовало о ее верности. Я отправился спать, думая о ней.
1
В лагерь номер один мы отправились на личном реактивном самолете Фаллона — его летающей штаб-квартире. Пэт Харрис не полетел с нами, оставшись наблюдать за Гаттом, так что в комфортабельном салоне было всего четверо пассажиров: Фаллон, супруги Холстед и я. Фаллон и Холстед затеяли очередную профессиональную дискуссию, а Катрин листала иллюстрированный журнал, сидя рядом с мужем в максимально возможном отдалении от меня. Разговаривать с ней мне было неудобно, поэтому я созерцал в иллюминатор ландшафт.
С высоты Кинтана-Роо походила на заплесневелый сыр. Плотный зеленый покров лишь изредка сменялся прогалинами грязного серо-белого цвета. Я не заметил ни одного ручья или реки, и предупреждения Холстеда относительно предстоящих в экспедиции трудностей начали казаться мне вполне обоснованными.
Фаллон отдал по внутреннему телефону распоряжение пилоту, и- самолет стал снижаться. Обернувшись ко мне, Фаллон сказал:
— Сейчас посмотрим на лагерь номер два.
Даже с высоты в тысячу фунтов лес казался настолько частым, что под его зеленым покровом вполне мог бы укрыться, оставаясь невидимым, город размером с Лондон. Я дал самому себе на будущее зарок не судить опрометчиво о вещах, в которых не разбираюсь. Возможно, Холстед в чем-то и обманщик, но в своем деле он дока и был прав, говоря, что нам предстоит нелегкая работа.
Лагерь номер два появился столь внезапно, что я не успел даже толком рассмотреть его целиком. Словно бы угадав мои мысли, пилот развернул самолет, накренив его на одно крыло, и моему взору предстала прогалина с несколькими сборными домиками, между которыми крохотные человечки махали нам руками. Самолет сесть здесь не мог, да это и не планировалось. Встав на прежний курс, он быстро набрал высоту и устремился к побережью, к лагерю номер один.
Спустя двадцать минут, покрыв расстояние еще в восемьдесят миль, мы очутились уже над морем и стали снижаться над блестящим на солнце берегом и белой пеной прибоя к посадочной полосе. Пару раз провалившись в воздушные ямы, наш самолет мягко приземлился и покатился по бетону. В конце дорожки он замер, развернулся и вырулил на площадку напротив ангара. Выйдя из прохладного салона, я почувствовал себя на солнцепеке так, словно меня оглушили кувалдой.
Фаллон не обратил на жару ни малейшего внимания: видимо, солнце вытопило из него все соки за многие годы, проведенные им в странствиях по этой части света, и он полностью акклиматизировался.. Семенивший за ним следом по дорожке Холстед тоже держался молодцом, в отличие от нас с Катрин, с трудом поспевавших за ними. Когда, наконец, мы добрались до домика, в который вошел Фаллон, то едва дышали.