Как выяснилось, у Рудецки иногда возникали и собственные идеи.. Когда я наткнулся на него в темноте, он разматывал катушку провода. Смачно выругавшись, он сказал:
— Извини, но я уже на пределе.
— Чем ты занимаешься? — спросил я.
— Если чиклерос пойдут на нас в атаку, они могут укрыться вон за теми двумя домиками. Поэтому я собрал всю взрывчатку и заминировал их. Теперь я тяну провод к взрывной машинке в нашем домике: я уж постараюсь, чтобы у них не было укрытия.
— Только не спеши со взрывом домиков, — сказал я. — Мы подготовим для них сюрприз и преподнесем его им в подходящий для нас момент.
— Вот и ты стал человеком, способным преподносить подобного рода сюрпризы, — недовольно прищелкнул языком Рудецки.
— Получил несколько уроков в лесу. — Я помог ему размотать провод, и мы замаскировали его, как могли, присыпав землей. Рудецки присоединил концы провода к клеммам взрывной машинки и удовлетворенно погладил ее ладонью.
— Скоро рассвет, — заметил я.
Рудецки подошел к окну и взглянул на небо.
— Что-то многовато облаков, — сказал он. — Фаллон говорит, что дожди могут хлынуть в любую минуту.
Погода меня волновала меньше всего.
— Пусть Смит и Фоулер наблюдают за подходами к лагерю, — сказал я. — Сюрпризы нам ни к чему.
Я вышел из домика, сел и задремал, почувствовав невероятную усталость. Если бы я тогда не выспался в лесу на дереве, я давно бы уже свалился с ног: без сна человек обойтись не может. Разбудил меня Фоулер.
— Кто-то сюда идет, — с тревогой сказал он. — Вон оттуда, со стороны леса. Пошли, я покажу.
Мы дошли до крайнего домика, из которого он вел наблюдение. Я взял у него полевой бинокль и навел его на виднеющуюся вдали фигуру в белом.
Освещения и силы бинокля хватило, чтобы в человеке, шагающем по расчищенной площадке, я узнал Гатта.
1
Свет был каким-то странным в то утро. Несмотря на летящие по небу высокие облака, воздух казался кристально прозрачным, а марево, зависающее над лесом уже с рассвета, куда-то исчезло. Солнце только всходило, но небо уже подернулось нездоровым и зловещим желтоватым оттенком, а легкий бриз с запада клонил ветви деревьев в сторону расчищенных руин Уаксуанока.
Наводя окуляры на резкость, я заметил, что мои руки дрожат, и положил бинокль на подоконник, чтобы изображение не плясало у меня перед глазами. Гатт шел уверенно и неторопливо, словно бы совершал утреннюю прогулку по парку. Время от времени он останавливался и осматривал раскопки. Одет он был безукоризненно, как и во время его неожиданного визита в лагерь номер один: я даже разглядел в его нагрудном кармане носовой платок.
Я провел биноклем по периметру всех раскопок, но никого не заметил: молено было подумать, что Гатт пришел сюда один, что, конечно же, было бы нелепо предположить. Я отдал бинокль Рудецки, который тоже зашел в домик, и сказал:
— Вот это и есть Гатт.
— Не торопится, однако, — усмехнулся Рудецки, разглядывая Гатта. — Что ему здесь нужно, черт бы его подрал? Уж не цветочки ли он собирает.
Гатт наклонился и взял что-то с земли.
— Выйду и поговорю с ним, — сказал я, — он будет здесь уже минут через пять. Понимаю, что это рискованно, но так лучше. Кто-нибудь из вас умеет пользоваться винтовкой?
— Фоулер был снайпером в Корее, — сказал Рудецки.
— Превосходно, — сказал я. — Держи его под прицелом и в крайнем случае стреляй — пусть получит, что заслуживает.
— Не отходите слишком далеко, — сказал Фоулер, осмотрев прицел. — И не заслоняйте Гатта своей спиной.
— Пусть пока никто не высовывается, — приказал я, подходя к двери, и вышел наружу, чувствуя себя приговоренным к смерти, идущим к виселице.
Направляясь к Гатту, я ощущал неприятное чувство человека, которого держат на мушке, и шел медленно, как советовал Фоулер. -Наша встреча с гостем произошла примерно в двухстах ярдах от домика, и я несколько отклонился в сторону по пути, чтобы расширить для Фоулера сектор огня.
— Прекрасное утро, мистер Уил! — пыхнув сигарой, приподнял в знак приветствия Гатт свою элегантную шляпу. — Могу я видеть профессора Фаллона?
— Нет, — отрезал я решительно.
— Что ж, замечательно, — сдержанно кивнул он головой. — Разумеется, вы понимаете, почему я здесь, — категорическим тоном сказал он.
— Вы не получите того, чего добиваетесь, — не менее категорично ответил я.
— А вот и получу, — уверенно заявил Гатт. — Можете не сомневаться. — Он стряхнул пепел с сигары. — Вы, как я понимаю, представитель профессора. Это странно, я полагал, что у него хватит мужества лично вести переговоры, но я ошибся: нутро на поверку у него оказалось мягким, как и у большинства людей. Впрочем, перейдем к делу. Мне нужны ценности, которые вы извлекли из синота. Договоримся так: вы отдаете мне свои находки, и у вас не возникает больше со мной никаких недоразумений. Я позволю вам спокойно уйти отсюда.
— И какие же гарантии? — спросил я.
— Мое честное слово! — развел он руками и посмотрел на меня честнейшим взглядом.
— Не выйдет, Гатт, — расхохотался я. — Меня вам не провести.
Гатт раздраженно поморщился, и в глазах его мелькнули злобные искорки.
— Расставим все по своим местам, Уил, — сказал он.— Я пришел сюда за добычей, и ничто меня не остановит. Отдадите вы мне ее добровольно или нет — ваше личное дело.
Я поглядел по сторонам: из леса медленно выходили люди в белом с винтовками в руках. Видимо, настало время надавить на Гатта. Я достал из кармашка рубашки сигареты и спички, закурил и принялся подбрасывать в воздух коробок.
— Вы под прицелом, Гатт, — невозмутимо сказал я, — одно неверное движение — и вы труп.
— Я не идиот, — улыбнулся он уголками губ. — На вас тоже наведены винтовки.
— Если я уроню этот коробок, — сказал я, продолжая подбрасывать его, — вы получите пулю. Так что если ваши люди подойдут еще на десять шагов я его роняю.
В глазах Гатта мелькнула неуверенность. Он сказал:
— Вы блефуете, вы тоже станете покойником.
— Не забывайте, — сказал я, — что мы с вами в разном положении: мне нечего терять, вам же наверняка не безразлично, живы вы будете или умрете. Вы убили моего брата, Гатт, и я рассчитаюсь с вами за это. — Я подбросил в воздух коробок, и Гатт вздрогнул, когда я едва не уронил его. Я снова повторил свой трюк. — Итак, если ваши люди приблизятся еще на три ярда, нас с вами уже не будут волновать никакие сокровища.
Гатт сломался.
— Ладно, ничья, — хрипло сказал он и помахал в воздухе руками. Цепочка людей в белом направилась к лесу. Провожая их взглядом, я снова подбросил в воздух коробок, и Гатт раздраженно воскликнул: — Да прекратите же ваши фокусы наконец!
Я ухмыльнулся и поймал коробок, но продолжал держать его в руке. Лоб Гатта покрылся испариной, хотя еще и не было жарко. Он тяжело вздохнул, пристально посмотрел на меня и сказал:
— Я бы не сел играть с вами в покер!
— А я никогда и не играл в него.
— Послушайте, Уил, — с раздражением вздохнул Гатт. — Вы же не знаете, в какую впутались игру. Я с самого начала не спускал глаз с Фаллона. Вы решили, что одурачили меня тогда, на взлетной полосе, строя из себя святую невинность. Я чуть не помер со смеху, наблюдая за вашими неуклюжими попытками провести меня. Да я знал каждый ваш шаг и каждую вашу мысль наперед. И за этим идиотом Харрисом я установил в Мехико слежку. Все сводится к одной простой вещи: я здесь, и я победил. И что вы на это скажете?
— То, что вам кто-то помогал.
— А вы до сих пор не знаете? — удивился он и рассмеялся. — Боже мой! Да этот же болван Холстед! Он пришел ко мне еще в Мехико, и мы с ним заключили сделку. Он крайне нетерпелив, этот Холстед, ему не хотелось, видите ли, делить Уаксуанок с Фаллоном, вот мы с ним и договорились: я забираю золото и убираю Фаллона, а он получает лавры научного гения. — Гатт презрительно усмехнулся: — Он был слишком желторот, чтобы убить Фаллона.
Так, значит, это Холстед, как и подозревал Пэт Харрис, информировал Гатта. Ничего удивительного, что. ему был известен каждый наш шаг. Напрасно Харрис пытался обеспечить безопасность экспедиции, у нас был предатель. Вот до чего могут довести человека амбиции! Самое интересное, что, заключая сделку с Гаттом, Холстед обманывал его, уверенный, что никакого золота в Уаксуаноке нет и быть не может.
— А где теперь Холстед? — глухо спросил я.
— Парень мертв, — невозмутимо сказал Гатт, — Он схлопотал пулю от моих чиклерос — ребятки подстрелили его для забавы. Я избавил вас от лишних хлопот, не так ли, Уил? — ухмыльнулся он.
Я пропустил эту реплику мимо ушей.
— Вы напрасно теряете здесь время, — сказал я. — Можете прийти и забрать добычу, но вам для этого придется понырять.
— Не мне, — возразил Гатт. — Вам! Я знаю, что вы сделали с золотом, Холстед перед смертью успел рассказать мне об этом. Правда, мне пришлось над ним немного потрудиться, чтобы развязать ему язык. Это заняло некоторое время, иначе я уже давно бы был здесь, до того, как вы утопили товар. Но это не имеет значения, смею вас заверить. Вы же достанете его для меня, Уил, — спокойно и уверенно сказал он. — Вы же ныряльщик, как и эта сучка Холстеда. Вы опуститесь с ней на дно и все поднимется наверх — для меня.
— Я вижу, вы не очень-то разбираетесь в подводном погружении, Гатт, — сказал я. — Это не пятиминутная работенка.
— Но вы ведь, справитесь с ней? — махнул он небрежно рукой.
— Интересно, как вы заставите меня это сделать.
— Увидите, в свое время, — мерзко улыбнулся он. — Я поработаю немножко с Фаллоном на ваших глазах, и будьте уверены, вы нырнете. — Он бросил окурок сигары на землю и похлопал меня по груди: — Между нами есть разница, Уил, в этом вы были совершенно правы. Я твердый человек, а вам лишь кажется, что вы твердый. Вам удалось меня провести однажды, но сейчас вы выдали себя: вы такой же мягкотелый, как и все. Когда я начну по кусочкам разделывать Фаллона или девчонку, или этого быка Рудецки, вы непременно нырнете. Вы поняли меня?
Я понял. Понял, что главным .инструментом этого злодея была жестокость. В нем не осталось ничего человеческого, но он умел игратына чувствах других. Теперь я пожалел, что не договорился с Фоулером об условном сигнале на самом деле. Мне так хотелось в этот момент уронить спичечный коробок! Пусть бы убили и меня самого, зато этот изверг был бы уничтожен. И еще я мысленно проклинал себя за то, что не взял с собой пистолет.
Я перевел дух и постарался говорить как можно спокойнее.
— В таком случае, вам следует беречь меня. Вам ведь известна сказка о курочке, несущей золотые яички.
— Вы еще пожалеете, что я не убил вас, — оскалился он. — Еще как пожалеете, Уил, обещаю вам! — С этими словами он обернулся и пошел к лесу, а я быстрым шагом устремился назад к домику.
— Застрели этого ублюдка! — с порога крикнул я Фоулеру, трясясь от слепой ярости.
— Не выйдет, — откликнулся Фоулер, стоящий возле окна. — Он уже в лесу.
— Он совсем обезумел, — воскликнул я, перехватив вопросительный взгляд Рудецки. — Он готов пролить ради своей добычи море крови. — Мне вспомнился тот безумец, который кричал в свое время: «Мировое господство или гибель!». Подобно Гитлеру, Гатт совсем сошел с ума и был готов уничтожить в припадке ярости и нас, и себя. Никакие разумные доводы на него уже не действовали, на мир он смотрел сквозь кровавую пелену.
Рудецки с Фоулером молча посмотрели на меня, потом Рудецки сказал, глубоко вздохнув:
— Это не имеет значения, насколько я понимаю. Мы знали, что он убьет нас в любом случае.
— Он может начать атаку в любую минуту, — сказал я. — Пусть все вернутся в домик у синота.
Рудецки вложил мне в руку револьвер:
— Нужно только спустить курок.
Мы помчались к домику у синота что было духу, но уже на полпути к нему на нас обрушился град пуль, поднимая пыль у нас под ногами.
— Рассредоточиться! — скомандовал Рудецки и нырнул за домик. Стрельба не стихала, и это настораживало.
— Где же они, черт подери? — спросил я.
— Где-то там, впереди, — тяжело дыша, ответил Рудецки.
Выстрелы гремели со всех сторон: видимо, люди Гатта пошли в атаку, как только он .оказался в безопасности, согласно заранее намеченному плану. Все напоминало фильм из жизни дикого запада. Фоулер, укрывшийся за ящиками на другом конце вырубки, внезапно вскочил и побежал, бросаясь из стороны в сторону, как опытный солдат. Пули взрыхляли землю у-него под ногами, но ему удалось благополучно скрыться за стеной дома.
— Нужно уносить отсюда ноги, — сказал Рудецки. — К домику у синота. На открытом пространстве нас всех перестреляют.
— Нам лучше разделиться, Джо, — сказал я. — Две мишени поразить сложнее, чем одну.
— Иди первым, — отрывисто сказал он. — Я тебя прикрою.
Времени на споры не было, и я побежал по направлению к ближайшему к нам домику. Внезапно из-за угла выскочил чиклерос и буквально наткнулся пупком на ствол моего револьвера. Удивиться он не успел, потому что я выстрелил. Словно схваченный за воротник какой-то невидимой рукой, чиклерос отлетел назад и упал навзничь, раскинув руки. Придя в себя, я рывком открыл дверь и нырнул в домик, где прижался спиной к стене и некоторое время дышал широко раскрытым ртом, ощущая жуткую слабость в ногах. Затем я осторожно выглянул из окна: Рудецки куда-то исчез. У меня в револьвере оставалось пять патронов. Откуда взялись здесь чиклерос, подумал я. Неужели со стороны синота? Мне такой поворот событий не нравился.
Но долго размышлять мне не пришлось: дверь с треском распахнулась от удара тяжелым ботинком, я резко обернулся и увидел в проеме чиклерос, готового выстрелить в меня из винтовки. Я застыл, как парализованный, понимая, что даже не успею вскинуть свой револьвер.
Вдруг, словно в старом фильме, челюсть чиклерос исчезла, а на ее месте возникла кровавая маска. Издав булькающий звук, он с грохотом уронил винтовку и упал, схватившись за лицо. Я не стал тратить время на раздумья, кто выстрелил в него, Рудецки или Фоулер, а пригнулся и выскочил из дома, подхватив на бегу винтовку. Забирая влево, я помчался к домику у синота, не зная, отперта ли его дверь и есть ли кто внутри. С другой стороны к домику бежал Фоулер, делая большие прыжки.
Ему оставалось сделать всего два-три прыжка, когда словно из-под земли возник один из головорезов Гатта с обрезом в руках. Гангстер выстрелил, его пушка издала оглушающий грохот — и бедный Фоулер рухнул на землю, сраженный из двух стволов крупной дробью.
Я наугад выстрелил в сторону его убийцы и бросился бежать к двери домика. Пуля отколола щепку от косяка в тот момент, когда я ввалился внутрь, и та засела у меня в щеке. Затем кто-то захлопнул за мной дверь.
2
Стрельба внезапно оборвалась, и я огляделся: Фаллон с дробовиком в руках устроился возле окна, возле двери с пистолетом в руке стоял Смит. Катрин лежала на полу и рыдала. Больше никого в домике не было.
— Где Рудецки? — каким-то чужим голосом спросил я.
Фаллон лишь покачал головой, в глазах его застыла боль.
— Боже мой! — воскликнул с горечью Смит. — Фоулер убит! Они изрешетили его пулями со всех сторон, я видел.
Вдруг снаружи раздался громкий голос из мегафона: говорил Гатт, Он явно намеревался навязать мне сделку.
— Уил? Ты меня слышишь, Уил? Я знаю, что ты там, я видел, как ты спрятался в домике. Мы продолжим наш деловой разговор?
Я молчал: спорить с Гаттом было бесполезно. Мы с Фаллоном переглянулись. Какой еще грязный трюк задумал американец?
— Сделку можно заключить на интересных для вас условиях, — гудел голос Гатта. — У меня тут есть ваш парень, Рудецки. Ты меня понимаешь? Ты понял меня, Уил?
Я облизнул пересохшие губы и прокричал в ответ: Покажи мне его живым — тогда и поговорим.
Наступила томительная пауза. Я лихорадочно размышлял, как поступить. Что бы я ни сделал, все было бесполезно. Гатт убил бы нас в любом случае. Но выдержу ли я, если станут мучить Рудецки? Этого я не знал. Ответом был смех Гатта.