Все не заладилось с самого начала. У Нинкиного хахаля накануне что-то сломалось в машине, и поехать он не смог. Тогда и решили, что Нинка пойдет пешком, с сумкой, а Жора будет ждать ее с машиной на площади. Кто ж, блин, знал, что шпанята выхватят у дуры сумку? Хорошо еще, что она, не дожидаясь ментов, дунула с места происшествия и залезла в «девятку», а потом, когда рассказала, что случилось, углядела ныне покойного Жулина. Жора сразу сообразил, какая опасность исходит от толстяка. Нинка успешно заманила его в машину. Все-таки профессиональная «лохотронщица».
Но наказать ее, падлу, за разгильдяйство все-таки стоило.
Нинка вернулась. Умытая, подмазанная, даже причесанная. И не скажешь, блин, что ее только что отодрали в прямом и переносном смысле.
— Ну, готова?! — спросил Жора. — Поехали!
БОГАЧИ
Епиха и Шпиндель сидели в подвальной комнатушке и завороженно глядели на шестьдесят пачек стодолларовых купюр, нежданно-негаданно попавших к ним в руки. Эти пачки они уже пересчитали, благо считать до шестидесяти еще не разучились, и даже смогли вычислить общую сумму — 600 тысяч баксов. Они уже поделили их на две равные кучки.
— Не верится, блин! — пробормотал Шпиндель. — Мы ж теперь богачи, Епиха! Да?! Как во сне, е-мое…
— Ага… — несколько рассеянно отозвался тот.
— Мне, блин, кажется, будто вот ща проснусь — и все исчезнет. Это ж надо же — триста тыщ гринов! «Мерс» новый купить можно! Или коттедж… Бляха-муха!
Епиха был далек от всех этих восторгов и радужных планов. Он к романтикам и мечтателям не относился. И хотя деньги ему были очень нужны, он понимал, что втрекался в очень крутые дела, которые могут дорого обойтись.
Ясно, такие деньжата — не от трудов праведных. Либо это «черный нал», который мирные торгаши прячут от налоговиков, либо это вообще бабки мафии. Какой-нибудь расчет за оптовую поставку наркоты, оружия, левой водки или еще чего-то эдакого. В первом случае, конечно, эта кража может и сойти с рук, а вот во втором… Бандиты свои деньги вырвут из глотки вместе с кишками.
Епихе припомнилось, как Угорь, который, отсидев пару лет за хулиганство, считал себя знатоком блатных понятий, важно толковал насчет того, что если менты далеко не всегда сумеют найти преступника, то бандиты найдут всегда. И ежели кого блатные приговорили, то этот человек может хоть на Луну улететь — и там уроют.
Шпиндель молол языком насчет того, как он прибарахлится во все фирменное, как будет по ресторанам ходить и баб снимать, за границу ездить и так далее. Епиха все это только краем уха слушал, размышляя о вещах куда как менее вдохновляющих.
Перво-наперво стоило подумать, куда все эти тыщи спрятать. Конечно, какое-то время можно и здесь подержать, пока сюда, кроме них со Шпинделем, никто не лазит. Но фиг его знает, кто из ребят просидит все лето у бабки в деревне, а кто вернется с родителями уже завтра? Здесь, в комнатушке, по-нормальному ничего не спрячешь — разве что в диван. Но все здешние пацаны знают, как открыть этот самый диван. В прошлом году там какое-то время шмаль держали. Захотят в этом году положить — и найдут баксы. Хорошо, если это случится в его, Епихи, присутствии. А если нет? Потырят все, и хрен дотом разберешься, кто именно. Да если и не потырят, приятного мало. Как там Мюллер говорил в кино про Штирлица? «Что знают двое, то знает свинья». А тут не двое, тут семеро будут знать. И каждый в принципе может либо протрепаться, либо, например, от зависти или от обиды, кому-нибудь Епиху заложить. Либо ментам, либо бандитам. И то и другое — хреново. Менты посадят, а бандиты припорют. Впрочем, припороть и в тюрьме могут, если узнают, что Епиха у этой бабы сумку с деньгами выхватил…
И тут, как ни странно, Епиха впервые подумал: интересно, а с каких это рыжиков он Шпинделю отдал половину? Подумаешь, помог, у бабы спросил, который час! Да Епиха бы и без него сработал запросто. Баба так ошалела, что и глазом моргнуть не успела. Самое большее, что следовало бы отдать Шпинделю, так это треть. Двести тысяч баксов — это ему на всю жизнь хватит. А вякнет — в лобешник ему, недомерку!
Однако с этими переделами Епиха пока не стал торопиться. Потому что Шпиндель все равно никуда не денется. Потребует Епиха, чтоб тот три четверти денег отдал, — отдаст и не пикнет.
А вот вопрос о том, где запрятать деньги, надо было решать побыстрее. Домой нести нельзя. Там тоже нет укромных мест. Мать с отцом их уже давным-давно знают. Отец на пьянку заначки кладет, мать их находит, забирает, прячет в другие места. Но батя тоже не промах. Ежели сильно жаждет нажраться — в два счета отыскивает. Потом, конечно, скандал, визг, драка — иногда посудой недобитой кидаются, пару раз за кухонные ножи хватались. Подерутся, отведут душу — и совместно пропьют все, что осталось, «за мир и дружбу».
Но если они из-за какой-нибудь десятки глотки рвут, дерутся и посуду бьют, так из-за сотни баксов точно друг друга порежут. А если, упаси Бог, до смерти? Или хотя бы так крепко, что до больницы дело дойдет? Менты приползут, обшмонают все от и до, ну и нашарят баксы. Дальше все ясно — менты посадят, бандиты замочат.
В банк, что ли, снести? Там какие-то проценты, говорят, капают. Но Епиха хорошо знал, что частные банки то и дело лопаются, вкладчиков почем зря кидают. А если понесешь в Сбербанк, то сразу засветишься перед всякими там ментами и налоговыми полицаями. И опять же мафия застеклит. К тому же Епиха толком не знал, имеет он право в 16 лет валютные вклады делать или нет. Строго говоря, он доллары вообще первый раз в жизни руками трогал. Раньше в основном только издали видал. Близко посмотрел только раз: Угорь хвастался.
Была, конечно, у Епихи мыслишка посоветоваться с Угрем. Как-никак бывалый человек, ему уже двадцать два, в армии отслужил, в тюрьме два года отсидел, сейчас с крутыми знается… Но Епиха эту мысль очень быстро засунул куда поглубже. Угорь в момент кинет, и фиг с него спросишь. Ему только заикнись об этих баксах — сам отдашь, и еще порадуешься, что живой остался. У него такие друганы есть — семь на восемь, а уж рожи-то вообще как у монстров из видачных фильмов.
Может, закопать где-нибудь? В лесу, например, за городом? А что, вот это похоже на дело! Взять себе на первый случай пару сотен. Или даже пять. Поменять их где-нибудь по городу в разных обменниках — нормально будет. Особо не приметно. Ну а потом ездить помаленьку, как в банк. А там, глядишь, отец с матерью сдохнут, можно будет и домой привезти. Бандиты, возможно, тоже про эти бабки забудут или перестреляют друг дружку к тому времени… Глядишь — Епиха какой-нибудь бизнес откроет, отмоет весь этот нал по-тихому. Дом построит, квартиру продаст, машину купит.
Епиха стал прикидывать, где он бывал в окрестностях города, чтоб определить, какое место самое подходящее. Но тут ему опять внезапно подумалось, что Шпиндель может ему сложности создать.
Ведь этот дохлячишка уже рассуждал, блин, насчет того, как он себе яхту купит или самолет — еще не выбрал, видишь ли! Само собой, исходя из того, что ему Епиха триста тысяч не за хрен собачий отдаст. Но даже если такому всего десять тыщ оставить — звону будет дай Боже! Ну, если страдает человек словесным поносом, так сказать, в мирное время — это фигня. Однако сейчас им обоим надо ухо востро держать. Проскажешься лишку — не заметишь, как башку отрежут. За себя-то Епиха если и не был вполне спокоен, то по крайней мере знал: проболтаешься — будешь сам виноват. А вот заполучить кирпичом по голове из-за недержания речи, свойственного Шпинделю, ему очень не хотелось.
— Ты, слышь, — перебил он болтуна, — давай поменьше трепа разводить! Иначе нам за эти деньги бошки отломят, понял?
— Почему? — глаза у Шпинделя испуганно округлились.
— А ты не усек, козел, что это блатные деньги?
— Не-е…
— Ну, ты тормоз, корефан! Такие деньги с инкассаторами на бронемашинах возят, при автоматах даже. А тут какая-то тетка незаметная. Сумочка, коробочка… Небось менты за этим магазином стеклили или налоговая полиция. Они не просекли, что за такой суммой могут безоружную бабу прислать, понял? И она бы прошла, если б не мы, усек?! Так что нас теперь не только менты ищут, но и банда…
— И чего будет? — Шпиндель почуял, что у него аж рот свело от страха.
— Да ничего не будет, если мы с тобой будем язык за зубами держать. А деньги надо спрятать. Сегодня же за город вывезти и закопать.
— Точно! — восторженно поддержал Шпиндель. — Давай!
— «Давай, давай!» — осадил энтузиазм приятеля Епиха. — Надо сперва придумать, в чем выносить и куда…
— Так сумка же есть… — недоуменно произнес Шпиндель.
— Вот с этой сумкой-то нас и сцапают! — проворчал Епиха. — Соображай мозгами! У вас бидон какой-нибудь есть? Литра на четыре, а лучше — на пять?
— He-а… А зачем? У меня рюкзак есть, все влезет…
— Чувак! — Епиха покрутил пальцем у виска. — Сейчас дожди льют, твой рюкзак промокнет на хрен, понял? И доллары, блин, сперва в кашу превратятся, а потом их червяки сожрут. Усек, чучело?
— Ага… — сглотнул слюну Шпиндель.
— Надо в такой хреновине прятать, чтоб она не промокала и не проржавела быстро. И чтоб крышка плотная была… Ну, и объемистая такая, чтоб влезло все.
— У нас скороварка где-то на антресолях валялась, — припомнил Шпиндель. — Здоровая! У ней крышка вообще герметическая, только ручка отломилась.
— Во, это то, что доктор прописал! А без ручки — это даже хорошо. Меньше места займет. Положим в нее баксы, запихаем в рюкзак и поедем. Сумку и коробку надо покамест спрятать в диван, а вечером, когда вернемся, сожжем их на мусорке. Давай, я ща подниму диван, а ты туда коробку и сумку уложишь.
Так и сделали. Епиха, пару раз чихнув от пылюки, со скрипом приподнял дерматиновый матрас дивана, а Шпиндель запихнул в открывшийся под ним фанерный ящик сумку и коробку.
— Я здесь посижу, — сказал Епиха, — а ты давай быстро наверх, за рюкзаком и скороваркой. И переоденься в чего-нибудь. А то нашу одежку приметить могли. Не телись, понял?!
Шпиндель кивнул и торопливо выполз из комнатушки.
Оставшись наедине с двумя стопками долларовых пачек, Епиха погрузился в томительное и даже тревожное ожидание. Конечно, и так времени много потратили. Правда, баба, у которой он утащил сумку, в милицию вряд ли пошла. И даже скорее всего постаралась смыться, чтоб с ментами не общаться. Но на аллее и другие люди были, причем многие довольно близко. Толстяк, например, который не смог догнать Шпинделя, старуха, которую Шпиндель с ног сшиб, две бабы, которые впереди толстого шли… Они точно шухер подняли, и менты там рано или поздно появились. Может, конечно, они особо торопиться с расследованием и не станут — не Бог весть какое дело, блин — сумку сперли! Но ежели баба действительно смылась, могут заинтересоваться. Впрочем, менты, конечно, не главное. Бандиты — вот кого бояться надо… Ментам, если ни сумки, ни коробки не будет, можно мозги заполоскать. Они не свое ищут, им в принципе все по фигу. Улик нет против Епихи — ну и хрен с ним. Значит, не он, будем другого искать. А вот бандиты — это покрепче. Они свое, кровное, разыскивают. Там за деньги круто отвечают. Государство теперь даже за убийство не расстреливает, а у блатных за многое смертная казнь положена. И ежели они Епиху только заподозрят, то так его трясти начнут — мало не покажется! Причем даже если не вытрясут ничего — все равно замочат.
Стопки долларов, лежавшие совершенно открыто на столике, травили душу. С одной стороны, Епиха чуял страх: а вдруг вот сейчас, когда он тут сидит один, нагрянет кто-нибудь? Тот же Угорь, например, который сюда дорожку знает? Придет и скажет: «Классно обашлился, кореш! Но с братвой вообще-то делиться надо!» И заставит отдать тысяч пятьсот. Что он, Епиха, даже в компании с такой дохлятиной, как Шпиндель, против Угря сможет? Да ни хрена! Он им двоим, если надо, морду начистит в лучшем виде. А если с ним хоть один друган будет, то они Епиху со Шпинделем на месяц в больницу отправят.
Но Угорь — это полбеды. А вдруг те, хозяева баксов, сюда доберутся? Тут же, на месте, и уроют… Бр-р!
Епихе сразу стало казаться, будто Шпиндель явно запаздывает. Ему ведь, блин, всего-навсего на третий этаж подняться надо! Хрена ли он копошится? Во, бля, связался с козлом!
По идее родители Шпинделя должны быть на работе. Денег им, правда, не платят, но на работу они ходят. Мать у Шпинделя еще и уборщицей где-то вкалывает, там ей рублей триста платят, в натуре, а папаша вечерами шастает на станцию, вагоны разгружает. Тоже кое-какие бабки набегают. А на заводе им по буханке хлеба выдают и по пакету молока за каждый полный рабочий день. Так что раньше времени они навряд ли могли прийти, потому что хлеб и молоко только перед концом рабочего дня дают. Стало быть, Шпинделю никаких помех дома быть не может. Что ж он телится-то, сука?! Сейчас, правда, всего около часа дня, но ведь надо еще придумать, куда ехать… К тому же Епихе тоже, блин, надо переодеться. Снять этот костюм спортивный, надеть штормовочку, джинсы, бейсболку заменить кепкой, сапоги резиновые. В лесу небось сыро.
Ой, бля-а! Надо ж еще придумать, чем копать… Конечно, сейчас многие огородники за город с лопатами и тяпками ездят. Окучивать там, полоть, то, се… Но все-таки лучше, чтоб их с лопатой не видели. По крайней мере здесь, в родном дворе. Потому что тут все знают, что ни у Епихиных алкашей, ни у шпинделевских родителей отродясь дачных участков не было. Если дождь кончится и бабки-пенсионерки во двор выползут — точно приметят. Хорошо еще, что их не было, когда Епиха сюда с сумкой прибежал. Они же, стервы сморщенные, все и всегда за всеми секут. Сколько раз они Епиху и прочих других участковой инспекторше закладывали — жуть! И кто на стене писал, и кто кому первый в морду заехал, и кто стекло разбил — все от и до. Стукачихи поганые! Точно, если б они заметили, что Епиха с сумкой прибежал, сразу бы прикинули, что сумка не его. Потому что они опять же четко знают, кто с какой сумкой в магазин ходит. Про всех жильцов от мала до велика. Пакеты пластиковые, может, и не успевают запоминать, а вот хозяйственные сумки — наизусть помнят. Епиха сам слышал как-то, как они обсуждали бабу из соседнего подъезда: мол, вишь ты какая, разбогатела небось, новую сумку купила! Вот через таких мымр, е-мое, и бандиты могут про Епиху узнать, и менты… Сдохли бы поскорее, что ли?!
Где ж, однако, лопату взять? Эх, была бы маленькая, такая, типа саперной! Ее бы можно было в рюкзак запихнуть, чтоб не светилась на виду. Но ни у самого Епихи, ни у Шпинделя такой лопатки не имелось. Это он точно знал. Была, правда, где-то детская, игрушечная, с которой Епиха еще в детсад ходил, но ее могли и выкинуть уже. Начнешь искать — только время потратишь…
За дверью зашуршало, Епиха непроизвольно сжался, хотя вообще-то ждал Шпинделя. А вдруг не он?!
Но это все-таки был Шпиндель. С рюкзаком, в котором лежала скороварка, одетый в ветровку, штаны от охотничьей камуфляжки и резиновые сапоги. Вместо бейсболки какую-то трикотажную шапочку напялил.
— Молодец, — похвалил Епиха, — клево прикинулся! Кастрюлю принес?
— Ага! — Шпиндель с готовностью развязал рюкзак и вытащил скороварку с отломанной ручкой. Отвинтил герметическую крышку и показал, какая она вместительная.
— Годится! — кивнул Епиха. — Короче, загружай в нее баксы, а я переодеваться пошел…
Шпиндель начал запихивать в скороварку доллары, а Епиха, ползком выбравшись из комнатушки, проскочил через подвал и стал подниматься по лестнице. Ему было повыше, чем Шпинделю, на пятый этаж.
Дома никого не оказалось. Мать, наверно, еще не вернулась с рынка, а отец то ли бутылки сдавал, то ли уже квасил где-нибудь. Поэтому Епиха смог без проблем переодеться, не слушая пьяного бормотания и бессмысленных матюков в свой адрес. Переодевшись так, как заранее планировал, он решил все-таки заглянуть в стенной шкаф, заваленный всяким хламом: может, найдется детская лопатка?
Детской лопатки Епиха не нашел. Однако совершенно неожиданно обнаружил настоящую, о наличии которой не знал. Правда, только один штык, без черенка. Но это было даже хорошо. Штык можно было запрятать в рюкзак вместе со скороваркой, а черенок вырубить в лесу. Правда, для этого пришлось взять с собой еще и небольшой туристский топорик с пластмассовой ручкой в брезентовом чехольчике. С этим топориком когда-то, лет пять назад, когда отец у Епихи еще не пил как клизма, они несколько раз ездили на рыбалку. Это воспоминание сразу подсказало Епихе, куда стопы направить… Там такое место — хрен найдут!