Делла быстро печатала.
— Когда он кончит, Делла, дайте ему подписать его показания. Пусть капитан подпишется как свидетель. Бумагу запечатайте в конверт и отправьте в «Кларион», лично для редактора. Фрила возьмите с собой,
Делла кивнула, продолжая печатать.
Мейсон повернулся к детективу.
— Если он попытается удрать, стукните его пару раз. Если будет шуметь, заткните рот и свяжите.
— Как я могу связать его?
— У вас же две руки,— презрительно бросил Мейсон.— Разве этого мало?
Он оставил детектива у двери, а сам вышел. Некоторое время он стоял у двери и прислушивался к стуку пишущей машинки. Потом пошел по коридору.
Глава 15
В своей конторе Мейсон застал сержанта Голкомба.
— У меня есть ордер,— мрач+ю объявил тот.
— Не думаю, что ваши услуги понадобятся окружному прокурору,— сказал Мейсон.
— Подумайте о чем-нибудь другом.
— Это было интересное дело, сержант. Два или три изумительных факта, но теперь все ясно. В «Кларионе» точно описано. Вам будет интересно прочесть.
— Чушь,— бросил Голкомб.
— Фрил дал показания «Кларнону»,— сказал адвокат.— Делла Стрит присутствовала при этом.
— Что это значит?
— Все кончено, сержант. Лучше следите за своим поведением, иначе вам плохо придется.
— У меня есть ордер.
— Он и останется у вас.
— Надевайте шляпу.
Мейсон развернул газету и прочел:
«В этом деле "Кларион" разобрался быстрее, чем полиция. Для чрезвычайного выпуска нашей газеты мы послали репортера, с тем чтобы он присутствовал при аресте, который собирается произвести сержант Голкомб. Ему поручено арестовать хорошо известного адвоката. Однако мы надеемся, что сержант не станет производить арест, поскольку нам известно имя убийцы».
Мейсон бросил газету на смол.
— Вы не должны препятствовать мне,— запротестовал Голкомб.
— Я и не препятствую, сержант. Я пытаюсь дать вам возможность выкрутиться.
— Вы всегда подстраиваете мне каверзы.
— Ну что вы, сержант... Всем известна ваша честность и порядочность. Почему бы вам не довести дело.
— Что вы имеете в виду?
— Например, губную помаду. Это интересный факт, сержант. В делезамешано несколько женщин, нотолько одна из них спокойно могла поцеловать Тидингса, только одна спокойно могла приблизиться к нему на уединенной дороге.
— Что вы называете уединенной дорогой?
— Я знаю, что имею в виду. Тидингс хотел получить доказательства, узнать кое-что о своей жене. Он ждал ее около дома. Подъехала машина. Тидингс знал людей, прибывших в этой машине. Они остановились и вышли. Тидингс поцеловал женщину.
— Кто она? — быстро спросил Голкомб.
— Бирл Гейлорд,— ответил Мейсон.
— Откуда вы знаете?
— Бирл Гейлорд хотела получить деньги. Миссис Тамп — тоже. Тидингс любил Бирл Гейлорд и ненавидел миссис Тамп. Он не виделся с Бирл, пока с ней была миссис Тамп. Миссис Тамп следила за ним и ждала, когда он выйдет из своей конторы. Они последовали за ним до апартаментов Адели Гастингс, но у них не было удобного случая поговорить с ним. Тогда они поехали за ним дальше, туда, где он ждал жену. И это предоставило им удобный случай.
Бирл поцеловала его, а миссис Тамп подошла ближе и стала угрожать ему судом. Тпдингс засмеялся. Он сказал, что если она будет надоедать ему, то он объявит, что Бирл — незаконнорожденная дочь дочери миссис Тамп и что дело о ее русском происхождении не стоит выеденного яйца. И тогда миссис Тамп застрелила его.
— Прекрасная сказка для детей,— сказал Голкомб.
-— Нет, это логично,— возразил Мейсон.— Я нашел пачку денег в матраце Фрила. Фрил не скрывал, что получил их от миссис Тамп. Она слишком хитра, чтобы платить авансом. Единственным человеком, который мог изобразить Санта-Клауса, был Тидингс. Я потряс Фрила и узнал, что Тидингс ничего не покупает, если не собирается это использовать.
Я знал, что миссис Тамп никогда не наняла бы юриста, если бы была хоть малейшая возможность избежать этого. Она наняла меня не для дела, а для того, чтоб)! подтвердить свое алиби. Никто бы не поверил, что можно нанимать юриста для переговоров с мертвым. Это было умно, но я-то знал, что она никогда не заплатит мне гонорара, пока можно обойтись без него.
Вы, полиция, проглядели одно. Ваша лаборатория должна была проанализировать губную помаду всех причастных к делу Тидингса женщин.
— Мы могли это сделать,—-сказал сержант,— мы еще успеем это сделать, но этот разговор не помешает мне использовать ордер.
Мейсон встал.
— Валяйте, мне наплевать на вас. Если вы отважитесь вести меня на глазах репортеров «Кларион», я вам не завидую. Над вами же будут смеяться. Вы станете посмешищем, сержант. Я пытаюсь дать вам возможность с честью выйти из этого положения. Выйдите к ним и расскажите обо всем. Сошлитесь на Фрила как на главного свидетеля, и ваш портрет будет в газете.
— Я использую этот ордер.
— Давайте. В этом случае ваш портрет тоже появится в газете. Какая подпись вам больше нравится: «Сержант Голкомб, Который Раскрыл Тайну Убийства в Редакции "Кларион"» или «Сержант Голкомб, Арестовывающий Видного Юриста, пока Репортеры "Клариона" Распутывают Тайну?»
— Откуда я знаю, что вы не обманываете меня? — заколебался Голкомб.
Мейсон посмотрел на него и засмеялся.
— Я-то выкручусь в любом случае, сержант. Практика в уголовных делах много дала мне. Подумайте сами. Кто-то поцеловал его. Потом приехали миссис Тидингс и Пелтхем. Они нашли его умирающим, привели в дом миссис Тидингс и начали звонить врачу. Пока они пытались дозвониться, Тидингс умер. Это единственная теория, которая...
Открылась дверь, и торопливо вошла Делла Стрит.
— О’кей? — спросил Мейсон.
— О’кей, — ответила она.— Все точно так, как вы и предполагали. Миссис Тамп дала ему взятку, чтобы свалить вину на Пелтхема. Фрил продал информацию о Бирл Тидингсу.
— Он может доказать, что миссис Тамп совершила преступление?
— Нет. Только то, что миссис Тамп дала ему взятку, чтобы свалить вину на Пелтхема.
Мейсон усмехнулся.
— Это даже лучше, чем я думал, сержант. «Кларион» не осмелится обвинить миссис Тамп в убийстве. Они смогут только опубликовать признание Фрила и обвинить ее как взяткодателя. Знаете, сержант, если бы я был на вашем месте, я бы поработал с Бирл Гейлорд. Она наверняка не знала, что миссис Тамп собиралась застрелить Тидингса, но после преступления согласилась остаться с бабушкой. Думаю, что быстрый и толковый сотрудник полиции успеет получить показания до выхода «Клариона».
Сержант Голкомб встал и быстро шагнул к двери. Потом повернулся к Мейсону и протянул ему руку.
— Хорошо, Мейсон. Мне не нравятся ваши методы. Когда-нибудь я все же подловлю вас, но я одобряю хорошую работу и достаточно опытный коп, чтобы понять вашу правоту.
Удивленный, Мейсон пожал ему руку.
— Не думайте, что в следующий раз я вас пожалею,— добавил Голкомб.
— Постараюсь,— улыбнулся Мейсон.
— Любой коп должен ценить возможность поимки преступника — и я сделаю все, что от меня зависит.
— Теперь вы заговорили как мужчина, сержант.— Мейсон похлопал его по спине.— Действуйте!
Сержант вышел, но тут же вернулся — просунул голову в дверь.
— Все равно мне не нравятся ваши методы.
— Я понимаю,— миролюбиво сказал Мейсон.
— И я не думаю, что вы мне нравитесь.
Дверь захлопнулась.
— Вот и все,— повернулся Мейсон к Делле.
— Почему вы отдали это дело Голкомбу?
— Я думаю, он сумеет подействовать на Бирл Гейлорд и заставит ее сказать правду.
— Й еще потому, что вы хотели помочь ему выкрутиться,— добавила Делла.— А он ненавидит вас.
— Я знаю, но он боец, а я люблю бойцов. Как дела с «Кларион»?
— Все в порядке. Фрила сержант не увидит. Они его спрятали.
— Он сделает главное, а потом они дадут экстренный выпуск.
Зазвонил телефон. Делла взяла трубку, выслушала и повернулась к Мейсону.
— Адель Гастингс спрашивает, не может ли она чем-нибудь помочь вам.
— Скажите ей, пусть через пятнадцать минут ждет нас в баре на Хейстен. Я хочу увидеть ее лицо, когда она будет читать газету.
— Если мы будем там через пятнадцать минут, то, вы думаете, мы дождемся «Клариона»?
— Мы можем подождать там до полудня,— ответил Мейсон.
— Хэлло, мисс Гастингс...— И Делла стала договариваться о встрече.
Агата Кристи
Глава 1
С Софьей Леонидас я познакомился в Египте в конце войны. Она занимала довольно ответственный ноет в департаменте иностранных дел. Я столкнулся с ней по службе и вскоре оценил ее деловые качества, которые дали ей возможность занять такое высокое положение. В то время ей было всего двадцать два года.
Она была очень привлекательна. Кроме того, природа наградила ее ясным умом и чувством юмора, которое казалось мне восхитительным. Мы подружились. С ней было очень легко, и мы отлично проводили время.
Все это я очень ценил. Но только получив приказ отправиться на восток,— в самом конце войны — я понял еще кое-что: я понял, что люблю Софью и хочу жениться на ней.
Мы обедали у Шепарда, когда я сделал это открытие. Оно не удивило меня: это было просто признание давно известного мне факта. Я взглянул на нее другими глазами, но увидел то, что уже знал. /Мне нравилось все, что я видел: темные кудрявые волосы, живые голубые глаза, маленький квадратный подбородок и прямой нос. Мне нравился се изящный серый костюм и сверкающая белизной блузка. Она выглядела типичной англичанкой — и это мне особенно нравилось. Три года я не был дома я очень соскучился по всему английскому.
Никто, подумал я, не мог бы выглядеть столь типично, и тут же задал себе вопрос: кто она по национальности?
Мы говорили обо всем: о наших вкусах, о будущем, о наших друзьях и знакомых, однако Софья никогда даже не упоминала о своем доме и семье. Обо мне она знала все (она умела прекрасно слушать), я же ничего о ней не знал. Я предполагал, что у нее самая обычная семья, но она ничего мне об этом не рассказывала. И до этого вечера я просто не задумывался над этим.
Софья спросила, о чем я думаю.
Я ответил просто:
— О вас.
— Понимаю,— сказала она.
— Может быть, мы расстанемся на несколько лег. Я не знаю, когда вернусь в Англию, но первое, что я сделаю, возвратившись,— это приду к вам и попрошу вас стать моей женой.
Она и глазом не моргнула — курила и смотрела в сторону.
Я испугался, что она неправильно истолковала мои слова.
— Послушайте, я твердо решил не делать вам предложения сейчас. Во-первых, вы можете мне отказать, и тогда я с горя женюсь на какой-нибудь ужасной женщине. А даже если вы мне не откажете, как нам быть? Пожениться и тут же расстаться? Обручиться и ждать неопределенное время? Этого я не могу себе позволить. Вдруг вы встретите кого-нибудь и захотите связать с ним свою жизнь?
Все это время мы жили в какой-то лихорадке. Люди женятся, заводят романы, тут же расходятся. Я бы хотел, чтобы вы уехали домой свободной и независимой. Там вы познаете новую, послевоенную жизнь и решите, что вы от нее ждете. То, что возникло между нами, должно сохраниться навсегда. Другой вид брака мне не подходит.
— Мне тоже.
— С другой стороны, я чувствую себя вправе сказать вам, как... что я испытываю к вам.
— Но без лирических объяснений?
— Дорогая, разве вы не понимаете? Я пытался не сказать вам: «Я люблю вас...»
Она остановила меня.
— Я все понимаю, Чарльз. И мне нравится ваша смешная манера действовать так прямолинейно. Вы можете навестить меня, когда вернетесь, если к тому времени не передумаете..,
Наступила моя очередь перебить ее.
— У меня нет сомнений на этот счет.
— Но может случиться что-нибудь непредвиденное, Чарльз. Например, вы не так уж много знаете обо мне.
— Я даже не знаю, где вы живете в Англии?
— Я живу в Свикли Дин.
Я знал, что это где-то в окрестностях Лондона.
Она задумчиво добавила;
— В маленьком кривом домике...
У меня, наверное, был испуганный вид, и это забавляло ее. Она прочла строчки известного детского стишка: «Все они, включая мышку, в том кривом живут домишке».
— Это про нас. Правда, дом не такой уж маленький, но определенно кривой, полудеревянный, с остроконечной крышей.
— У вас большая семья?
— Брат, сестра, мама, папа, дядя, его жена, дедушка, сестра жены дедушки, жена дедушки.
— Бог ты мой!
Она рассмеялась.
— Конечно, мы не всегда живем вместе — война вынудила нас собраться. Но, думаю, духовно мы всегда жили все вместе, под защитой и присмотром моего дедушки. Он незаурядная личность, мой дедушка. Ему уже за восемьдесят, и он маленького роста, но рядом с ним все остальные кажутся незаметными.
— Это интересно!
— Да. Он грек из Смирны, Аристид Леонидас. И невероятно богат,—добавила она лукаво.
— Будет ли кто-нибудь снова богат после всего этого?
— Мой дедушка будет,— сказала Софья убежденно.— Он проведет любого. Интересно, понравится ли он вам?
— А вам?
— Я люблю его больше всех на свете.
Глава 2
Прошло более двух лет, прежде чем я вернулся в Англию. Это были нелегкие годы. Я писал Софье и довольно часто получал от нее письма. Так же как мои, они не были любовными. Скорее, это были письма близких друзей, но я знал, что наше чувство выросло и окрепло,
Я приехал в Англию в серый сентябрьский день. Из аэропорта послал Софье телеграмму:
«Только что приехал. Пообедайте со мной у Марло в 9 вечера. Чарльз».
Через несколько часов, уютно устроившись в кресле, я читал «Таймс».
Просматривая колонку рождений и смерти, я наткнулся на фамилию Леонидас:
«19 сентября в Свикли Дин Аристид Леонидас, возлюбленный супруг Бренды Леонидас, на 88 году жизни». Сразу под этим сообщением было еще одно: «Леонидас. Скоропостижно, в своей резиденции, в Свикли Дин, Аристид Леонидас. Дети и внуки оплакивают его. Цветы посылать в церковь Святого Эпьдреда. Свикли Дин».
Оба извещения заинтересовали меня. Они как-то странно повторяли друг друга. Но моей главной заботой была Софья. Я тут же послал ей вторую телеграмму: «Только что увидел в газете извещение о смерти вашего дедушки. Очень огорчен. Сообщите, когда я смогу вас повидать. Чарльз».
Телеграма Софьи пришла в 6 часов:
«Буду у Марло в 9 часов.Софья».
Время двигалось ужасно медленно. Я пришел за двадцать минут до назначенного часа, Софья опоздала на пять минут. Когда долго не видишь человека, но постоянно о нем думаешь, в первые минуты встречи всегда чувствуется какая-то натянутость. Когда Софья, наконец, пришла, наше свидание казалось мне нереальным.
Она была в черном, и это почему-то испугало меня. Многие женщины в ресторане были в черном, но я вбил себе в голову, что она в траурном платье, и меня удивило, что Софья из тех, кто носит траур.
Мы выпили по коктейлю, потом разыскали наш столик. Поговорили о старых друзьях со времен Каира. Это был беспорядочный и какой-то искусственный разговор, но первая неловкость от встречи прошла. Я выразил ей свое соболезнование по поводу смерти деда. Софья спокойно сказала, что это произошло очень неожиданно. Однако ее спокойствие показалось мне нарочитым.
Потом мы опять вспоминали. Я с беспокойством заметил — что-то произошло, что-то было не так с самой Софьей. Может быть, она сейчас скажет мне, что встретила другого и полюбила, а чувство ко мне было ошибкой?
Нет, не в этом дело, но что-то мешает нам.
Тем временем мы продолжали наш искусственный разговор. И вдруг, когда официант уже подал кофе и отошел, все встало на свои места.