— Именно.
— В Париже есть честные негоцианты, которые охотно возьмутся пустить в оборот ваши сорок тысяч ливров и давать вам проценты.
— Но я то что же буду делать?
— Проживать доход…
— Его хватит ненадолго… Я был воспитан в роскоши и сохранил привычку к расточительности, которая разовьется от праздности…
— Справедливо.
— Как же быть?
— Негоциант, который возьмет ваш капитал, может также предоставить вам в своем доме какую-нибудь должность…
Молодой человек сделал гримасу и слегка пожал плечами.
— Торговля! — сказал он презрительным тоном, — вы забываете любезный месье Бенуа, что я дворянин!
— Вы правы, — отвечал я, — в таком случае, придумаем что-нибудь другое…
XIV. Приглашение Бенуа
— Да, придумаем, — отвечал молодой человек.
— Кавалер, — спросил я, — не имеете ли вы сами какого-нибудь проекта?
— Имею, конечно, но, может быть, осуществление его невозможно…
— Все-таки скажите, в столкновении идей можно найти следы истины…
— Я думал купить себе роту.
— Разве вы имеете наклонность к военному поприщу?
— Более, чем ко всему другому, к тому же из чего мне выбирать?
— Справедливо, совершенно справедливо!
Я сделал вид, будто обдумываю то, что сказал мне кавалер де ла Транблэ, а на самом деле замышлял план, который скоро изложу вам, и надеюсь, что он получит ваше одобрение. Через две минуты я продолжал:
— Право, кавалер, я думаю, что в вашей юной голове более здравого смысла, нежели в самом старом мозгу. Ваша идея превосходна, и вы выбрали самое лучшее.
— Итак, вы ее одобряете?
— Совершенно.
— А дорого это будет стоить?
— О! Придется истратить все сорок тысяч… Я даже боюсь, чтобы вы не были вынуждены для своей экипировки продать те вещи, о которых сейчас говорили и которыми вы, кажется, так дорожите…
— Я дорожу ими потому, что они достались мне от отца, но если надо пожертвовать ими, я вооружусь мужеством…
— Вот это прекрасно, кавалер, но будьте спокойны: мы постараемся спасти эти драгоценные сувениры… Во всяком случае, я употреблю все старания, чтобы достичь этой цели…
— Итак, вы можете помочь мне?
— Черт побери! Вас удивляет, что ничтожный купец, торгующий шерстью оптом и по мелочам, имеет намерения вмешаться в военные дела! Конечно, сам по себе я решительно ничего не значу, но у меня есть многочисленные связи, есть добрые друзья, которые будут очень рады помочь мне.
— Неужели? — вскричал молодой человек, с восторгом.
— Боже мой, да. Послушайте, мне пришло в голову, что вы даже можете считать ваше дело почти решенным…
— Возможно ли?..
— Ничего не может быть возможнее, уверяю вас, и ничего не может быть проще. Один из моих старых и добрых товарищей, майор Танкред д'Эстаньяк, служит в Королевско-Шампанском полку, который стоит гарнизоном в Валансьене… Этот храбрый офицер теперь в отпуску и находится в Париже. Я представлю вас ему, когда вы хотите, и он почтет за истинное удовольствие доставить вам средства вступить в его полк…
— Но, месье Бенуа, — вскричал снова простодушный кавалер, — я право не знаю, как выразить вам мою признательность!
— Вы не обязаны мне ничем! Я был польщен вашей дружбой и каждый раз, как только вам будет угодно оказать мне честь воспользоваться моими услугами, я буду считать себя очень обязанным… Когда вам угодно, чтобы я представил вас майору?..
— Назначьте сами день.
— Угодно послезавтра?
— Очень рад.
— Если так, я напишу два слова Танкреду…
— Где я вас найду?
— Я сам зайду за вами.
— Где будет свидание?
— У меня, черт побери!.. В моем смиренном жилище!.. Вы увидите мою племянницу, смею сказать, образованную молодую девушку… Мы пообедаем и, весело чокаясь бокалами, будем говорить о делах…
— Любезный Бенуа, предложение ваше так чудесно, что я принимаю его без церемонии…
— И вы правы! Однако становится поздно: я вас оставлю. До свидания, кавалер.
— До свидания, мой превосходный друг!
— Еще одно слово…
Я указал пальцем на чемодан и прибавил:
— Берегите это. Париж очень большой город, в нем, конечно, много честных людей, но, кажется, прости Господи, гораздо больше плутов! А сорок тысяч ливров порядочная добыча, способная прельстить воров!.. Будьте осторожны и берегите хорошенько ваше сокровище день и ночь.
— Непременно, — отвечал кавалер и, показав пару великолепных пистолетов, прибавил: — Вот верные товарищи, которые не только лают, но и кусают!..
— Похвальная предосторожность! — одобрил я. — Но если, например, вам придется оставить на некоторое время вашу комнату… тогда что же вы сделаете?..
— Я это предвидел: мой слуга, молодой человек, совершенно мне преданный, будет ждать здесь моего возвращения, сидя на этом чемодане и держа по пистолету в каждой руке…
— Черт побери!.. Не очень-то хорошо будет тому, кто захочет обогатиться за ваш счет, кавалер!..
— Никому не советую пробовать. Но вы, кажется, мне говорили, любезный месье Бенуа, что эта гостиница очень спокойна и пользуется прекрасной репутацией?
— Говорил и готов повторить это… Совет, который я. позволил себе дать вам, происходил от избытка усердия, а также оттого, что я имею правилом лучше предупреждать несчастье, нежели сожалеть о нем.
Тут мы простились, пожимая друг другу руку, как бы для скрепления тесной и искренней дружбы, которую обещали один другому… Вот что я сделал, господа, вот почему считаю себя вправе сказать с некоторой гордостью, как сказал какой-то греческий или римский император, право не знаю: я не потерял даром дня! Любезные товарищи, что вы думаете о моем подвиге?.. Предоставляю вам самим обсудить его…
Когда Бенуа кончил, хорошенькая Эмрода зевнула во всю ширину своего маленького ротика. Человек, которого называли виконтом, начал советоваться с капуцином, с комиссионером и с некоторыми другими членами общества. Это совещание продолжалось минуты три: мнения выражались шепотом. Потом виконт сказал:
— Любезный Бенуа, общество рукоплещет вам вдвойне, вы заслужили это…
— Мне отдают справедливость! — прошептал Бенуа, с выражением законной гордости.
— Мы понимаем как нельзя лучше ваш план… — продолжал виконт.
— И одобряете его?
— Да, только надо условиться в подробностях.
— Они очень просты…
— Не спорю, но надо будет несколько поистратиться.
— Вы наш казначей, возьмите из кассы.
— Как вы спешите!
— Дело надежное…
— Может быть, но, по моему мнению, надежны только те дела, которые сделаны.
— Знаете вы одну пословицу?
— Знаю и много.
— Хорошо, но одна из них более всего согласуется с нашим положением: кто ничем не рискует, тот ничего не получит!..
— Вы правы. Притом я вам сказал: план ваш принят, теперь будем рассуждать о подробностях.
— Охотно.
В эту минуту Эмрода прервала разговор.
— Позвольте мне уйти, — сказала она.
— Ты хочешь нас оставить, капризница?
— У меня есть дела сегодня, очень важные.
— Какое-нибудь свидание, плутовка?
— Может статься, но это вас не касается, а так как я вовсе не нужна вам для исполнения вашего плана…
— Вы ошибаетесь, — перебил Бенуа, — именно вы нужны нам, любезная Эмрода, и даже очень…
— Мне показалось, однако, что в комедии, которую вы приготовитесь разыграть, нет женской роли.
— Это доказывает, что вы дурно меня слушали, малютка…
— Может быть, я спала… или думала о другом. А что же вы говорили?
— Я говорил о моей племяннице, которую должен представить послезавтра кавалеру де ла Транблэ…
— Ну?
— Ну! Кто же будет этой племянницей, если не вы?
— Ах, гадкий человек! — вскричала молодая девушка с очаровательной досадой и очень милым и кокетливым гневом. — Скажите пожалуйста, с какой стати ему вздумалось говорить о своей племяннице!..
— Следовательно, — продолжал Бенуа, — я формально сопротивляюсь тому, чтобы отпустить нашу миленькую Эмроду! Ее возлюбленный подождет…
— Мой возлюбленный! — прошептала молодая девушка с восхитительным жеманством.
— Мне бы следовало сказать «возлюбленные», — продолжал Бенуа, — я ошибся, извините.
— Дерзкий! — вскричала Эмрода.
— Бенуа прав, — вмешался виконт, — наша любезная сестрица непременно должна сегодня остаться с нами. Как вы думаете, господа?
— Да! да! да! — отвечали все сообщники в один голос.
Приговор был произнесен. Надо было повиноваться. Эмрода сделала гримасу, но осталась. Заседание прекратилось только в два часа утра. Мы скоро узнаем результат его.
XV. Дом Бенуа
На другой день после той ночи, в которую происходили сцены, рассказанные нами читателю, мирные обитатели той части улицы Грента, которая примыкает к улице Сен-Дени, смотрели внимательно, стоя у своих дверей, на зрелище, сильно подстрекавшее их любопытство. Вот в чем оно состояло.
Довольно скромная лавка, давно уже не занятая никем, была снята в это самое утро. С рассвета несколько человек работали безостановочно и внутри и снаружи этой лавки. Одни наскоро прибивали полки и прилавки, походившие скорее на декорации и аксессуары в театре, нежели на настоящие прилавки и полки, потому что они были чрезвычайно тонки и не могли бы выдержать никакой тяжести. Другие, с помощью высокой лестницы, прибивали, над главным входом, огромный железный лист, без всяких изображений и надписи. Когда этот лист был прикреплен, явились два живописца. Первый нарисовал посреди листа нечто вроде барана, с великолепными рогами, и покрыл свой эскиз густым слоем мела, подражавшего с грехом пополам изменчивому отливу серебра. Пока этот художник оканчивал свое образцовое произведение, товарищ его также не терял времени. По обеим сторонам животного с длинными рогами он начертывал огромными белыми буквами следующие слова:
СЕРЕБРЯНЫЙ БАРАН
Николас Бенуа и К°
Шерстяные товары
На улице собралась большая толпа любопытных, состоявших большей частью из давнишних ее обитателей. Все с удивлением расспрашивали друг друга.
— Николас Бенуа, — говорил один, смотря на огромную вывеску. — Вам знакомо это имя, кум?
— Нет.
— А вам?
— И мне нет.
— А вам?
— Также нет.
— Стало быть, никто здесь не знает этого Николаса Бенуа?
— Никто.
— Откуда он?
— Неизвестно.
— Что он продает?
— Шерстяные товары, по крайней мере, это написано на вывеске.
— Сказать мимоходом, вывеска-то продержится недолго.
— Еще бы! Намалевана водяными красками.
— Да, денька два дождливых, так Серебряный Баран и поминай как звали…
— Не то, что ваша вывеска, дядя Корнибер… Вот уж прочная-то!..
— Я и не жалел ничего для нее!.. Зато она и свежа, как в первый день — всякий с этим согласится.
— Конечно, конечно!..
— Не знаю, почему, но у меня плохое мнение об этом Бенуа.
— Должно быть, это ничтожный человек.
— Очень ничтожный.
— Чрезвычайно ничтожный.
— Я так же думаю…
— И я…
— Ах! Поверьте, не пройдет и полгода, у нас в квартале будет банкротство и лавка эта закроется!..
— Нет никакого сомнения, я готов побиться об заклад!..
Так сострадательно рассуждали добрые обитатели улицы Грента, смотря на вывеску «Серебряный Баран». Парижский мещанин всегда был, есть и будет одинаков!..
Бенуа лично распоряжался работами, и если слышал все эти разговоры, то они нисколько его не обеспокоили. В этом мы смело можем уверить наших читателей.
К вечеру все было кончено. Тогда перед магазином остановились две повозки с тюками, которые казались тяжелы и набиты шерстяными товарами. Два сильных работника сгибались под тяжестью, таская их в магазин. Когда все тюки были перенесены, двери лавки заперли, закрыли ставни тяжелыми железными запорами, и Бенуа остался один со своими двумя помощниками. Это были не кто иные, как виконт и комиссионер.
Они побросали тюки в угол лавки, делая это с такой же легкостью, как будто бросали мячик, которым играют дети. Оказалось, что под грубым холстом были искусно скрыты ивовые каркасы, устроенные наподобие тюков с товарами. Три товарища переглянулись, смеясь.
— Ну, друзья мои! — сказал Бенуа, когда утих припадок. — Что вы думаете обо мне теперь, когда видите меня в деле? Кажется, первые акты нашей комедии идут хорошо, и я смею льстить себя надеждой, что развязка будет удовлетворительна!
— Будем надеяться! — отвечали хором виконт и его товарищ.
— Видали ли вы когда-нибудь, чтоб такой важный торговый дом, какой основали мы сегодня, устраивался с такой удивительной быстротой?
— О! Никогда!.. Ты — искусник первой руки!..
— Превосходный дом, впрочем, — продолжал Бенуа, опять засмеявшись, — сорок тысяч ливров барыша в каких-нибудь восемь часов, с самого начала операции, и без всякого риска!.. Я думаю, что это порядочное начало!
— Конечно!..
— Я всегда думал, что имею гениальные способности к спекуляциям!.. Завтра я берусь доказать, что справедливо судил о себе; теперь пойдем ужинать… я еще окончу к сроку последние приготовления…
Трое плутов вышли из магазина и направились к дому на улице Жендре, где их ожидали другие сообщники.
На другой день очень рано двери «Серебряного Барана» снова растворились. Бенуа расставил мебель в комнате за лавкой, которая, благодаря этой заботливости, приняла довольно комфортабельный вид. Он принес с собою ящик с серебряным столовым прибором и корзинку с несколькими бутылками превосходных вин. Все это было взято из главной квартиры на улице Жендре.
Устроившись таким образом, Бенуа вышел заказать у ресторана на площади Шатле великолепный обед на пять человек. Он велел поварам отличиться, обещал им дать на водку, приказал, чтобы обед был готов непременно в семь часов и принесен в лавку под вывеской «Серебряный Баран».
В два часа носильщики принесли в портшезе даму, которая быстро вбежала в лавку. Это была мнимая племянница Бенуа, очаровательная Эмрода. Никогда молодая девушка не казалась такой прелестной, как теперь, в своем простом костюме мещанки. Коричневое шерстяное платье, превосходно сшитое, обрисовывало ее изящные формы и придавало ее развязному обращению несколько жеманный вид, восхитительно эффектный. Интересное личико Эмроды блистало лукавством и умом. Она силилась придать своим взорам простодушное выражение, которого обычно в них не было, и походила на хорошенького демона, переодевшегося ангелом, чтобы искусить какого-нибудь сурового отшельника. Словом, она была обольстительна вне всякого сравнения.
— Здравствуй, милая племянница, — сказал Бенуа, целуя ее в обе щеки. — Боже мой, как ты очаровательна!.. Ты должна завладеть сердцем молодого кавалера!..
— Вы думаете! — спросила Эмрода с соблазнительным кокетством.
— Не думаю, а уверен!
— Бедный молодой человек! — прошептала Эмрода, жеманясь.
— Уж не будете ли вы сожалеть о нем?..
— А то как же!..
— Милое дитя, — отвечал Бенуа, — будь я на месте Рауля де ла Транблэ и захоти вы любить меня в продолжение двух часов, или по крайней мере только показывать вид, что одно и то же, я не пожалел бы сорока тысяч ливров, которые пришлось бы мне заплатить за такое счастье!
— О! о! — произнесла Эмрода, смеясь. — Как вы любезны сегодня, дядюшка!
— Вы это говорите потому, что я откровенен, племянница…
— Старый льстец!..
— Недоверчивая красавица!..
Мадригалы Бенуа были прерваны появлением двух или трех женщин, которые под предлогом сделать несколько покупок пришли посмотреть на магазин. Им отвечали, что продажа начнется только через три дня, и они удалились с досадой обманутого ожидания.
К четырем часам Бенуа ушел, оставив свой магазин под надзором Эмроды и комиссионера, который успел преобразоваться в купеческого приказчика. Бенуа тоже принарядился. Он надел темно-коричневые панталоны, табачного цвета кафтан с широкими стальными пуговицами, желтый жилет с красными цветами, белый галстук, белые чулки с фиолетовыми стрелками и башмаки с серебряными пряжками. Выбрившись и надев новый парик, Бенуа пошел на бульвар за портшезом и велел отнести себя на улицу Паради-Пуассоньер, в гостиницу «Золотое Руно».