— Новости рассказывай.
— Так все ладно. Укомплектовались, окопались, обжились, саперы минную полосу соорудили. Ждем танкистов, артиллеристов. На подходе. Встанут километрах в пяти от нас. А из совсем нового — утром из штаба приказ пришел — «язык» нужен.
— Чего молчал?
— Так час назад только.
— Сразу доложить не мог?
— Так я капитану Грызову сказал. Тот заверил — яволь.
— Это что? Услышу еще — в зубы дам.
— Да так я, — отмахнулся. — Баньку затопить? Самое то после болезни остатки хвори выгнать. Все равно помывка сегодня.
— Давай, — кивнул.
Грызов оглядел лейтенанта и, даже нехорошо стало — присылают же детей на передовую. Это что — совести или понимания нет?
И шумно вздохнул — приказ есть приказ, но позже надо бы с Колей поговорить. Не дело разведчикам под командованием девочки ходить, и девочке здесь не место. Может, переведет ее, что ли?
— "Язык" нужен, лейтенант. Желательно сегодня. Думай.
— Что думать? Нужен, пойдем.
— Ты хоть раз в плен фрица брала? Наяву-то его видела? — скривился.
Лена промолчала. Сил нет больше язык об одно и тоже мозолить. И вопросы стандартные уже в гландах сидят.
— Ладно, свободна, — рукой махнул.
— Нужен немец, — объявила бойцам. — Идем вчетвером: Васнецов, Палий, Чаров.
Последний скорчил презрительную морду, но промолчал.
— Когда идем? Ночью самое то.
— Согласна. Сейчас отсыпаться. Потом собираемся и вперед. Я к пехоте, предупредить, чтобы в нас же, когда возвращаться будем, не пальнули.
Саня уставился на нее: откуда знает, что такое бывает? Взгляд изменился, презрение больше не выдавал. Чарову подумалось, что зря он, правда, катит на лейтенанта. Может прав Гриша, а раз так, не свин он в позу вставать да нервы трепать. Шут с ней, пусть командует.
Было страшно, но вида Лена не показывала. Не фрицев боялась — задание провалить, ребятам слабость и некчемность свою показать. Понимала, тест это для нее, и она, чтобы не было, должна на отлично его сдать.
На позиции в темноте выдвинулись. Через поле — нейтральную полосу ползком. Тихо было, словно нет никого на той стороне, а ближе ползешь и колючка. Васнецов плоскогубцами перекусил, приподнял, давая возможность другим пролезть, закрепил — здесь обратно пойдут.
Лене странно было видеть разгуливающих немецких солдат так близко, что руку протяни и здравствуй, и при этом очередью не полоснуть.
Нет, нет в небо ракета взмывала, освящая подступы к позициям, и в ее свете были видны бронебойные орудия, замаскированные за редутами. Стволы торчали, как их в лесу не прятали. Вот тут действительно страшно стало — если залп дадут — от расположения части и самого батальона одни воронки останутся.
Проверить бы, настоящие или нет, но далеко ползти, да и задание другое.
Заняли позицию у блиндажа немцев. Ждали лежали, переглядываясь. Земля холодная, тепло из тела вытягивала до судорог, еще и комары, откуда бы взяться, а пищат, в лицо лезут. Чаров скалился на них беззвучно, Лена лицом в руки уткнется, немного, отстанут. Васнецов же, хоть бы пошевелился.
Со света в ночь офицер наконец вышел.
"Наш", — кивнула, заметив нашивки капитан-лейтенанта.
Палий как тень вниз скользнул, в прыжке рот мужчине зажал. У того сигарета в сторону улетела. Замычал, а поздно — вытянули его вверх, спеленали, в рот кляп сунули и тягать в свои окопы.
Все прошло на удивление даже ребят, без сучка и задоринки. Два часа, и они уже «языка» на руке пехоте скинули, слезли в окоп. И тихо, ни одного выстрела.
— Чего, все что ли? — спросил пожилой солдатик, что винтовку обнимал, сидя на земле.
— А то? — хмыкнул Саня и на фрица кивнул. — Видишь, фрукта какого захомутали.
Прошелся по карманам пленного, сигареты забрал. Протянул ребятам, те взяли:
— А ты? — спросил Лену.
— Не курю.
— А! Ну, ладно, — расплылся в улыбке и подмигнул ей, — а ты фартовая.
— Новичкам везет, — подтвердил Слава.
Переглянулись и Лена, вдруг, рассмеялась — тепло было на душе и забавно смотреть — сидят четыре чудика в маскировке, бабаи настоящие, у ног немец лежит, от ужаса таращится на них и мычит что-то.
— С почином, — заулыбался на ее смех Гриша.
Докурили, пленного под белы ручки и к капитану.
Тот не понял спросонья, вытаращился:
— Все что ли?
— Ага!
— Ох, ты, — оглядел доставленного. — А, красавец! К майору давайте его.
— Есть, — заверила Лена.
Гриша со Славой офицера под руки и к избе тягать, Лена ногой в дверь бухнула, поднимая ординарца.
— Ну, че, че, че, шумим?! — вылез взъерошенный, грудью готовый встать, но Санина не потревожить. Только тот оклемываться стал.
Глаза-то распахнул, фрица узрел и крякнул:
— Понял!
Суматоху поднял: связистов в штаб докладывать, водителя машину заводить, солдат — охранять доставшееся «счастье».
Разведчики на крыльце сидели, курили, а Лена отошла.
Как раз и комбат вылетел, фуражку на ходу нахлобучивая:
— Молодцы, ребята! — бодро поздравил их и в машину. На заднее сиденье фрица с конвоем — попилили в ночь.
Лена вернулась — тишина уже.
— Свободны, — хмыкнул Мишка, оглядев девушку совсем иначе чем, когда первый раз увидел.
— Увезли уже?
— Так ты до ветру больше бегай.
— А ты балаболь меньше! — закинула автомат на плечо.
— Ох, ох, ох, какие мы, — передернулся и вздохнул, глядя в спины уходящим. — Цаца!
— Сам придурок! — послышалось.
— Ну, ты повозникай, да?
— Спи, малыш!
Ох, язва! — сплюнул в сторону Мишка. Семеновский на крыльцо вывалился:
— Чего орешь?
— Да вон, огрызается малолетка, — кивнул в сторону почти невидных силуэтов разведчиков.
— Это ты про себя? — закурил. Мишка насупился: и этот туда же! — Спать иди.
— Не, майора дождусь.
— Ну, он пока туда, пока обратно — утро будет.
— Ничего, мы привычные. Ох, нажалуюсь я ему на эту выступалку, Владимир Савельевич. Деловая больно. Взяла «языка» так прямо и слова уже не скажи — гордые мы до не могу. И вообще, у кого ума хватило бабу командиром разведчиков поставить? Весь батальон над ними ржет.
— Я, — спокойно ответил политрук и лейтенант притих.
— Понял. Ушел.
— Во-во, иди, балаболка.
Спать еще долго не ложились.
Сидели у блиндажа, мужчины курили, шутили, Лена смущенно улыбалась, радостная, что так удачно все прошло.
Гриша сахар вытащил из кармана, подал:
— Чего? — еще больше смутилась девушка. — Не маленькая.
— А я маленький? — пробасил. — А все равно сладкое люблю.
— Ну и ешь.
— Ну и не ругайтесь, все равно не подеретесь, — хохотнул Чаров, сахар забрал и в рот сунул.
Все рассмеялись, увидев, как вытянулось от возмущения лицо Васнецова.
Глава 33
Николай утром приехал, спрыгнул из машины на землю и к бочке с водой. Умылся, подмигнул довольно Михаилу, что тут же с полотенцем оказался:
— Начальство довольно. Молодцы наши разведчики.
— Да уж, — скривился тот.
— Чего рожи корчишь? — не понял мужчина, вытерся. В хату пошел.
— Так ведь издевательство, товарищ майор, форменное издевательство, — двинулся за ним Михаил.
— Чего ты бубнишь? — Семеновскому, что за столом сидел, курил, только китель на плечи накинув, руку для приветствия протянул. Фуражку на лавку кинул, за стол сел.
— Вот так, Владимир Савельевич, сработали наши на отлично, там, — ткнул в сторону потолка пальцем. — Очень довольны. Миша, чай есть? Пожевать что?
— Есть, — бухнул тот чайник на стол, кружки расставил.
— К награде будем представлять разведчиков, — заулыбался Санин.
— Тю! — возмутился Михаил. — Это эту малолетку и уже к награде?! Да она без году неделя! А уже нос воротит! Это вон… вон Васнецову да Палий с Чаровым — да, я понимаю!
Санин нахмурился — что парень несет? На политрука уставился — тот бровью не вел, курил с удовольствием, сахар в кружке с кипятком ложкой размешивал.
— Так, сядь! — рыкнул на ординарца — достал с утра пораньше. Тут плюхнулся:
— А чего? — плечами пожал. — Ну, товарищ майор, несправедливо это.
— Чего несправедливо? Внятно доложить можешь?
— А то, Николай Иванович, что командир разведчиков у нас теперь женщина, — спокойно, с каким-то непонятным довольством протянул Семеновский. — И это очень вашему протеже, сиречь Белозерцеву Михаилу Валерьевичу, не по душе.
— Так ржут же все!…
— Тихо! — хлопнул по столу ладонью Николай, пресекая высказывания парня. Уставился пытливо на невозмутимого замполита.
— Владимир Савельевич, опять вашими молитвами пополнение надуло?
— Так, атеист я, Николай Иваныч.
— И я, знаете ли, не религиозный деятель. Понять хочется — серьезно? Женщина командир разведчиков?
— Ну, уж, — хлебнул чая. — Не женщина — девушка.
Еще не лучше! Санина перекосило. Затылок огладил, пытаясь сдержаться, в руки себя взять:
— Владимир Савельевич, вы простите, понимаете, что такое разведка? Да у меня каждые три месяца — похоронка домой к лейтенанту отделения разведчиков летит! Вы как представляете похоронку на женщину отправлять!! И это в конце войны! Вы в своем уме, Владимир Савельевич?!
— Все? Проорался? — уставился на него мужчина. Санин сник. Головой качнул, соображая.
— Как вам в ум могло прийти?! Почему меня в известность не поставили? — зашипел.
— Значит так, войне может и конец, но пока о том не объявляли, а укомплектовывать батальон надо. Девушка неплохая досталась, справилась. Опыт у нее богатый.
— Ага, Гаргадзе вон по ушам ездить, — фыркнул Мишка.
— Так, молкни! И… И вообще, чайник согрей! — бухнул перед ним посудину с прямым посылом за дверь политрук. И его парень ремарками замучил.
Лейтенант насупился, но ушел.
Николай глаз с Семеновского не спускал:
— Зачем? Убьют ведь, — сказал тихо. — Совсем зачерствели?
— А ты меня не кори. Война, она знаешь, всех в одно корыто гребет. И нет здесь ни женщин, ни мужчин, ни детей, ни взрослых — все взрослые, все солдаты.
— В смысле, война все спишет. Слышал. Не пойдет! — отрезал. — Война вот-вот закончится. Мне лишний грех на душу не нужен. Мы без женщин справимся.
— За первую отмыться не можешь? — глянул на него мужчина.
У Николая желваки ходуном заходили.
Всем замполит хорош, но как нападет на него упрямство, хоть об стенку горох — ничего ни слышать, ни понимать не хочет.
— Не место женщинам в боевых операциях, — поцедил. — Плевать мне, кто, что и у кого. В моем батальоне женщины в бою гибнуть не будут.
Семеновский руками развел — дерзай.
Уже легче, — чуть успокоился Санин.
— Миша! — крикнул. Тот рядом встал, котелки с кашей на стол бухнул и в потолок смотрит, обиду выказывает.
— Давай за командиршей этой.
— Так они только спать легли.
— Плевать! Зато Костя не лег! Отвезет ее в штаб… да куда угодно! — по столу хлопнул. Поболел, так их раз так! И ведь не отлучался, а уже вон новости такие, что ни в какие ворота не лезут.
Мишка понял, засиял даже.
— Так точно! Сейчас будет!
И ринулся из хаты, с крыльца скатившись с миг.
— Осипову тоже отправишь? — спросил Семеновский, наблюдая за Николаем. Тот чая попил, головой мотнул: не лезет, и ладно. Проблем из-за не хватать, желания нет, бумажки всякие, формуляры, докладные — сдались они. Сейчас с этой новенькой суеты бумажной хватит. Еще не факт что его желание исполнится.
Политрук естественно это понимал, потому спокоен был, ухмылялся в усы.
А что смешного? Зачем девчонку — то подставлять?
— Ты где ее нашел, Савельич? На хрена к нам притащил?
— Так фамилия у нее, подходящая, — улыбнулся. — Санина.
Коля хмыкнул:
— Повод?
— Довод.
— Ну и оставил бы, где была.
— А нигде не была. Из госпиталя к нам распределили.
Санин вздохнул: приплыли. Теперь точно ее из батальона не сдвинешь.
— Ладно, придумаю, что-нибудь.
— Думай, думай. А лучше не думай. Пусть служит.
— Убьют ведь.
— Ай, Коля, всех нас когда-нибудь земля примет.
— Женщина она, ей детей рожать. Ты посмотри, что творится — потери людские колоссальные. Как восполнять будем, если еще женщин подставлять станем?
— Так себе в штат возьми, переводчицей вон. Пустует место-то. Немецкий она поди знает.
Тьфу, еще не лучше. Издевается? Каким это Макаром он ее из разведки в переводчики переведет?
— Мишки хватает.
— Или Милы?
Николай в сердцах сахар в кипяток бухнул. Хлебнул и обжегся, выругался.
Семеновский хитро в усы улыбнулся: вот сейчас и глянем — кто, чего, почему.
— Подъем, лейтенант!! — орал Мишка.
— Ну, чего ты блажишь, скаженный?! — запустил в него сапог Пал Палыч.
— Лейтенанта к майору, быстро!
Лена выползла из-за занавески, на ходу ворот гимнастерки застегивая:
— Не кричи, дай людям поспать, — почти вытолкала придурка. Огладила волосы, пилотку надела.
— Ой, ну королевна! — фыркнул парень, во все глаза ее рассматривая: губы очень понравились, припухшие ото сна.
— Что ты ехидный такой? — поморщилась Лена. — Нормальный ведь парень с виду, а рот откроешь — ну, мать честная, откуда что берется.
— А чего? — притих тот, рядом вышагивая. — Нормальный я.
— Вот я думаю.
Тот помолчал и бросил.
— Думаешь. А с Гаргадзе крутишь.
— С кем? — перекосило девушку.
— Отар! Лейтенант.
— А! Тьфу, — отмахнулась: еще один полудурок.
— Болтает, да? — сообразил парень.
— У него спроси, гляжу ему виднее. Язык без костей, вот и мелят. Да тебе-то что?
— Ну, как? — плечами пожал — лицо постное: чего он, правда? — Он со всеми крутит.
— Ну и счастья.
— А тебе значит, не нравится?
— Да тебе-то что? — обернулась.
— Как это? Моральный облик!
— В норме! Замужем я!
У Мишки лицо вытянулось:
— Это ты когда успела-то?
— Нет, ты чего ко мне привязался? — возмутилась.
— Так тебе лет сколько?!
— Слушай, отвяжись, а?! — разозлилась. — Ты приказ передал? Передал. Я его исполняю? Исполняю! Ну, и иди, без тебя дорогу к штабу найду!
Мишка подумал и обиделся.
— Цаца! — бросил, обгоняя девушку. Та не сдержалась, язык ему показала и улыбнулась обоим умиляясь — что он, что она — старшая группа детского сада. А еще лейтенанты!
— Сейчас будет, — объявил майорам Белозерцев, на лавку у дверей сел.
Николай покосился на него, папиросу мять начал.
В дверь постучали.
— Войдите, — бросил подкуривая.
Лена вошла и приморозилась к дверям, мурашки по коже пошли, под пилотку залезли. В первый момент подумала — с ума сошла. Перед ней сидел Николай и она никак не могла его ни с кем спутать. Да, другой, возмужавший, совсем взрослый, а не тот мальчишка лейтенант. И волосы у висков с сединой, шрам через щеку… Но это был он!!
Лену качнуло, ворот гимнастерки рванула, чувствуя, что воздуха ей не хватает, а слезы сами навернулись:
— Коля… — прошептала.
Тот спичку загасил, на нее уставился.
— В общем так, лейте… те… — осекся на полуслове, увидев девушку. И мороз по коже прошел, горло перехватило.
Она вниз по дверям ползет, во все свои глазищи на него глядя, а он шевельнуться не может, глазам не верит, сообразить ничего не может и, вот ринулся, подхватил. Оглядел жадно, волосы с лица убрал:
— Лена? — голос хрипит, губы сводит, голова не соображает.
— Коля…
И слов нет, смотрят друг на друга, не замечая, что на полу фактически стоят, что еще две, кроме них в комнате.
У Мишки челюсть сама вниз уехала. Семеновский вздохнул: ну, вот и ясно, бывают, значит, чудеса-то. Бывают.
— Лена? — коснулся щеки пальцами Николай, а она теплая. Живая! — Лена! — обнял, сжал, еще не веря, что она это, что не погибла. Лицом в волосы зарылся. — Леночка… Лена…