Золотая медаль - Донченко Олесь 21 стр.


— И вот здесь главную роль надо было отдать вожатой! Это она должна подсказать правильный путь, и это еще большее усилило бы ее образ. А что это за путь? Разрешите, я вам подскажу вместо вожатой: не двойка по арифметике, а четверки и пятерки по всем другим предметам! Не вниз спускаться, а подтянуться вверх! Вот что надо было сделать Марийке!

Нина схватилась ладонью за щеку, все перед нею словно осветилось ослепительным прожектором. Вот оно, окончание рассказа! Божье мой, как это все просто и хорошо!

«Да, чтобы были и у меня те „особые“ пятерки, какие ставят учителя Марийке!»

Она потерла лоб. «Что это? К чему здесь я сама и Мариины пятерки?»

«Я подскажу вам вместо вожатой. Милый Залужный, он подсказал не только моей Марийке, а и мне самой!»

Когда затворилась массивная дверь дома Союза писателей и Нина оказалась на улице, ее охватил светлый экстаз. Все было так легко и понятно, жизнь была такой прекрасной, будущий трудовой путь казался таким солнечным и привлекательным.

«Так и будет, все так и будет», — шептали горячие губы.

Наверное, никогда до сих пор так не ощущала Нина своей молодости, своей восемнадцатой весны! Сколько работы, сколько сил израсходовала она на рассказ, и сколько еще надо работать над ним. Но ничего, она будет работать, она чувствует себя такой сильной, такой юной, что никакое горе ей не страшно, никакие черные дни не посмеют затмить ее счастья…

23

Фотография помещалась в двух комнатах. В одной Жорж принимал клиентов и фотографировал, во второй жил сам.

Летом вся фотография выносилась на свежий воздух, и тогда на стену навешивалась декорация «на особый заказ»: вдали — горы со снежными вершинами, по левую сторону — море с парусом. На переднем плане — горец в черкеске и папахе с кинжалом на боку. Лица у горца нет, вместо него в полотне прорезана дырка. Желающим сфотографироваться на Кавказе оставалось только просунуть в дырку лицо.

В последние дни Жорж очень нервничал. Его звал в Сухуми дядя, обещая устроить заведующим фотоателье. Это была неплохая перспектива для Жоржа, который мечтал о блестящей карьере, а главное — о хорошем заработке.

И вдобавок у него возник серьезный конфликт с начальством.

Оказалось, что «кавказская» декорация была частной собственностью Жоржа, и на этом основании он присваивал деньги тех заказчиков, которые ею пользовались. Надо было, пока не поздно, бросать все и скорое ехать к дяде. Но препятствием к тому стояла Варя, которой наш фотограф не на шутку увлекся. В сущности говоря, дело было только в том, чтобы девушка оставила школу. А Варя все почему-то тянула с этим, и у Жоржа (которого, кстати, звали просто Григорий) иссякало терпение.

Было уже поздно, давно закрылась дверь за последним посетителем, а Варя все не приходила. Чтобы скоротать время, Жорж начал работать. Печатал фотокарточки, промывал негативы, все время прислушиваясь, не стучит ли Варя в дверь.

Жарко пылали дрова в небольшой печке, за окошком синел поздний вечер. Жорж глянул на часы и понял, что Вари сегодня не будет.

— Сегодня? А может, и совсем? Никогда?

Он заскрипел зубами, уязвленное самолюбие жгло его сердце. Любил ли он Варю? Ему казалось, что любил. Тем не менее, когда она сказала, что будет оканчивать школу, Жорж воспринял это как острое оскорбление. Как? Он должен ждать?

И вдобавок с Сухуми снова пришло письмо, в котором говорилось, что надо поспешить с приездом, чтобы не потерять теплое местечко.

Ну, нет, он сумеет ее убедить, она тоже поедет! Все его знакомые девчата так и бегают за ним, только моргни. Не будет артачиться и Варварочка!

Что же делать? Поехать к ней самому? Это же как? На поклон с просьбами? Надо подождать еще день, а тогда встретить, будто случайно, когда будет идти со школы…

Но Варя пришла. Опоздала она потому, что сначала решила не идти к Жоржу. Если он ее любит, то придет к ней сам, будет ждать, пока она окончит школу… Но время прошло, девушка представила, как бедный Жорж ждет ее. Не выдержала и вышла из дому.

Уже если села в троллейбус, вспомнился последний разговор с Юлей, комсомольское собрание, поручение, которое ей дали. Ее волновало, что о ней так беспокоятся, она была признательна и Юли, и Юрию Юрьевичу: ведь все они хотят ей только добра.

Только как она будет жить дальше у ворчливой тетки, как она будет терпеть ее укоры, бранные слова, ежедневный гнет? Да и что ждет ее? Не вечно же сидеть на шее у тетки. Учиться дальше она не может, надо искать и работу, и угол. Останется кончать школу — что скажет тетка? Какая жизнь настанет? Нет, единственный выход — Жорж.

Он встретил Варю усмешкой, от которой девушку передернуло. Но сразу же взял ее за руку, приласкал и слова не сказал, что не надеялся уже сегодня увидеть.

— Варварочка, я знал, что ты придешь. Какой разговор! А куда же тебе идти, как не ко мне? Разлюбезная тетушка кожу с тебя сдерет и спасибо не скажет. Я знал, я все знал!..

У Вари мелькнула горькая мысль, что Жорж пользуется ее безвыходным положением, что она будто в ловушку попала.

Ей было ужасно жалко расставаться со школой, с Юлей, с Юрием Юрьевичем, в особенности после того, как она получила такое поручение. И ей стало жалко самую себя.

Она тихонько заплакала.

— Варварочка, что я вижу? Мне жалко твоих синих глаз. «Сильва, ты меня не любишь! Сильва, ты меня погубишь!» Ну, давай по-хорошему. С чем ты пришла? С плачем или с улыбкой радости? Варварочка, договор дороже денег. Чего же ты плачешь?

— Разве нельзя, чтобы я… чтобы окончить школу?.. Аттестат получила б…

— Я вижу, ты аттестатом хочешь разбить наше семейное счастье. Ну, подумай, подумай, подумай всеми заклепочками: что такое аттестат? Формальность! Ты его что — будешь целовать? На всесоюзную выставку пошлешь в Москву? Иллюзия! Всю жизнь пролежит он на дне какого-нибудь комодика.

Варя перестала плакать, глянула на него. Он сидел верхом на стуле с красными, как у куклы, губами, а над ними как нарисованные были маленькие усики. И Варе на миг показалось, что она видит не живого Жоржа, а вывеску парикмахерской. Сходство было таким разительным, что девушка невольно улыбнулась.

Жорж обрадовался:

— Ура, ура! Я всегда говорил, что «улыбка — это флаг корабля!» Варварочка, у меня такой стратегический план: завтра, в субботу, мы запишемся, а в воскресенье — на Сухуми.

Вдруг он что-то вспомнил, вскочил со стула.

— Ой, забыл! Я же твой портрет сделал, восемнадцать на двадцать четыре! Мармелад — не портрет! Перебрал все твои двадцать негативов, выбрал самый лучший и увеличил!

Он развернул перед Варей лист блестящей фотобумаги.

Девушка всплеснула руками:

— Зачем же ты покрасил его в розовый цвет? В самом деле — мармелад.

— Драсте! Вам не нравится? А в какой же цвет красить? В черный? Не о том речь. Решено — завтра?

— Что?

— Я хочу услышать из твоих уст «да». В субботу — загс, в воскресенье — на поезд.

— Чего же так быстро? Подумать надо.

— Думали уже, хватит. Индюк тоже долго думал — знаешь?

Варя молчала.

— Ну, думай, детка. Счастье — оно тоже с крылышками. Пурх — и нет. Это как же?

Стенные часы, захрипев словно спросонок, пробили двенадцать.

Варя вздрогнула. Как поздно! Надо возвращаться домой. Домой? А есть ли у нее дом?

Глянула на Жоржа:

— Я пойду, Жоржик. Ты же проведешь меня?

Обняла за шею, заглянула в глаза, зашептала:

— Жоржик, солнышко мое, в субботу никак нельзя, в субботу большой вечер молодых избирателей. Понимаешь, которые впервые в своей жизни выбирают депутатов. Подумай: впервые в жизни! И наша школа будет выступать с хором. Мне тоже поручено, я слово дала, Жоржик. Буду петь.

— Снова ты со своей школой!

— Конечно, это же — школа! Но я согласна, согласна, Жорж. Только уже после вечера, в понедельник.

Жорж вздохнул:

— Последняя отсрочка. Итак, план изменился: в понедельник — загс, во вторник — едем.

Тихо, почти шепотом, Варя промолвила:

— Хорошо. Я скажу тетке…

Она подумала, словно что-то забыла.

— Жоржик, я хотела у тебя еще спросить: зачем ты играешь в карты? В прошлый раз я у тебя застала игроков… Что как ты проиграешь много денег? Совсем проиграешься?

Жорж зычно засмеялся.

— Ох ты ж, конфетка! Тебя только это беспокоит?

Наклонился, сделал круглые глаза, зашептал:

— Я никогда не проиграю, разве только умышленно по первому разу, чтобы заманить. Слово такое знаю! Не поняла? О, милая невинность!

* * *

Электрифицированную карту гидростанций установили в агитпункте избирательного участка. Внизу, в уголке, на карте было надписано, что карту сделали пионеры пятого класса 104-й школы Коля Сухопара, Гена Маслов и Петя Малюжанец.

Трое мальчиков чувствовали себя героями дня. Но Нину особенно радовало, что работой Сухопары и его помощников гордится весь пионерский отряд. Когда дети на сборе говорили «наша карта», Нина чувствовала, что в этом «наша» есть какая-то частичка и ее работы как вожатой.

Конечно, как и раньше, Сухопара любил проказничать, возиться с товарищами, но на уроках сидел тихо, не было у него теперь тех злостных выходок, за которые не раз вызывали его к директору.

Мальчишка привязался к Нине, старался быть ей полезным, а на пионерском сборе заботилось о порядке и организованности.

Был такой случай.

Кто-то из пионеров назвал Юшу Кочеткова «чиновничком». Сухопара налетел петухом:

— Ты забыл, о чем нас просила Нина? Чтобы никаких прозвищ не давать! Забыл, конская голова?

В стенной пионерской газете Нина рассказала о работе своего отряда, очень похвалив Сухопару за карту. Статью прочитала старшая пионервожатая Зоя Назаровна и возмутилась:

— Ты понимаешь, к чему это ведет? Ты хоть подумала, что ты делаешь?

Нина изумленно подняла брови:

— За что ты меня отчитываешь? Я ничего не понимаю.

— Я так и знала, что не понимаешь, а то бы ты задумалась. В стенгазете ты расхваливаешь пионеров, и на карте, которую они сделали, на показ всему народу выставляются их фамилии. А все это ведет к тому, что у детей искусственно раздувается честолюбие. Ты не воспитываешь в пионерах скромность. Сегодня им хочется, чтобы их фамилии красовались в стенгазете, а завтра появится желание видеть свое имя в печати. Так у нас возникают графоманы! Пусть бы лучше статью написали сами пионеры. И у того же Сухопары может возникнуть мысль, что вожатая к нему подлизывается.

Нина растерялась от этого неожиданного обвинения.

— Я не согласная с тобой, — промолвила она, — ты просто… ошибаешься, Зоя. Нашим выдающимся людям правительство дает ордена, награды. Лучшие выпускники школ получают золотые и серебряные медали…

— Я говорю о детях, пионерах!

— А ты разве не была на выставках юных техников или юннатов? Там на каждой модели написано, кто ее сделал, на каждом растении значится имя школьника, который его вырастил… И о хороших делах наших пионеров пишут все пионерские газеты.

Зоя обиженно сжала губы:

— Я на выставках бываю и пионерские газеты читаю. Но там пишут про лучших из лучших, а на выставки подают по-настоящему талантливые работы. А что сделал Сухопара? Карту, подвел к ней электрический шнур. Здесь большого таланта и творчества не надо. Ты расхваливаешь сегодня его в стенгазете, на всех собраниях, а завтра он тебе ногу подставит! Надо было бы снять фамилии учеников с карты, но я не хочу ставить тебя в… одним словом, подрывать твой авторитет.

Обвинение старшей вожатой сначала показалось Нине несерьезным, даже бессмысленным. Но потом, когда она подумала над ним, появилось сомнение — не такое уже оно было безосновательное.

Зоя Назаровна в прошлом году окончила десятилетку, но какие-то обстоятельства помешали ей поступить институт. Райком комсомола послал ее в школу, работать старшей вожатой. Вместе с тем она готовилась поступать в университет. Зоя была лучшей шахматисткой школы, а за фигурное катание на коньках не раз получала премии.

О своем разговоре с Зоей Нина решила рассказать Юрию Юрьевичу. Хотя Зоя несколько лет работала вожатой, еще будучи сама школьницей, и имела опыт, но у Нины не было уверенности, что любое ее замечание надо принимать на веру.

— На веру можешь не принимать, — сказала Юля Жукова, — дело твое, но в данном случае она говорит правильно. Не надо у Юрия Юрьевича отнимать время на мелочи.

— Хорошая мелочь! — воскликнула Нина. — Для меня это важный, принципиальный вопрос! Я, знаешь, уже сколько книжек вчера просмотрела, думала — найду ответ…

— Твой Сухопара того и гляди вообразит, что сделал какое-то выдающееся, почти героическое дело. Скоро будет требовать, чтобы за каждую пятерку, которую он получит, ему объявляли благодарность.

Нина вспыхнула, глаза сверкнули:

— Сухопара так же и твой, а во-вторых — он никогда ничего не требует!

— Он у тебя скоро додумается до этого.

Этого Нина уже не выдержала.

Она вплотную подошла к Юле:

— Слушай… Сегодня же пусть комитет снимет меня… Слышишь, пусть снимет, как комсомолку, которая не справилась с обязанностями вожатой…

Юля поняла, что сказала своей подруге лишние и, наверное, несправедливые слова.

— Ниночка, не надо так! Не горячись, родная… Я же хотела только предостеречь тебя.

— Так не предостерегают! Ты говорила в такой категоричной форме, что… Как хочешь! Я не справилась со своими обязанностями, я…

— Горячка, пожар, не гори! Если ты настаиваешь, сегодня же снимем. Иди к своим пионерам, прощайся. Прощайте, мол, дорогие, я вас очень люблю — так, что убегаю от вас из-за мелочи… то есть, извините, из-за важного принципиального вопроса!

Нина молчала, надув губы.

— Иди же, прощайся, — вздохнула Юля.

— Юлька, — вдруг улыбнулась Нина, — разве с тобой можно разговаривать!

— Мир?

— Мир! А все же спрошу у Юрия Юрьевича!

И уже не могла дождаться часа, когда можно будет поговорить с ним. Было ужасно интересно, что он скажет. О разговоре с Зоей, о своих сомнениях рассказывала ему с таким волнением и задором, что учитель только улыбался.

— Не надо так полыхать, Нина. Как факел, честное слово. Выдержка, выдержка!

— Юрий Юрьевич, кто из нас прав? Неужели я играю на плохих инстинктах, культивирую честолюбие? Скажу вам чистую правду: я заметила, что Сухопара, таки-да, любит славу, любит, чтобы о нем говорили…

— Конечно, — подхватил Юрий Юрьевич, — чтобы говорили, что он — герой, что вот он какой — и храбрый, и воин, и тигра бы встретил — нипочем ему! И чтобы все в пятом классе знали, что никто его не поборет и не положит на обе лопатки! Так?

— Так! — засмеялась Нина. — Вы знаете его лучшее меня!

— Вот именно у таких, как Сухопара, — продолжал учитель, — и надо переключать их «геройство» в другое русло. Ты сделал интересную электрифицированную карту? Прекрасно! Вот в чем твои славные дела! В карте, которая стоит в агитпункте, на которую смотрят тысячи людей! В карте, а не в том, что никто тебя не поборет! Вот за что мы тебя хвалим в стенгазете, ставим твою фамилию на карте! Вот в чем твоя сила! Расти и помни об этом!

— Итак, Зоя Назаровна… ошиблась?

— Да. Относительно Сухопары. Все, что она вам говорила, справедливо, возможно, по отношению к кому-то другому, но не к Сухопаре. Для него карта — это большая его дело, первый шаг к его общественной, трудовой деятельности. Надо это отметить, как маленький праздник, как достижение. Вы правильно сделали.

И совсем успокоилась Нина, когда Зинаида Федоровна пожала ей руку и сказала:

— Вы очень хорошо начали. Спасибо, что помогаете мне выращивать мои цветы. Правду сказать, я переживала, чтобы чего-то не подстроил вам Сухопара. Это же такой был цветочек! Будячок! А сейчас на него почти не жалуются. Упрямый только очень, с ним еще работы и работы!

Зинаида Федоровна, часто бывая на пионерских собраниях, помогала Нине советами. Вдвоем они долго размышляли, как лучше устроить вечер фокусов, который стоял в плане работы пионерского отряда. Мысль интересная, и важно было подобрать фокусы не только развлекательные, но и полезные.

Назад Дальше