— Выравняйте курс на Грэйт Инагуа, это как раз то, что вам нужно знать.
— Я лечу на Баракоа, как вы мне сказали.
— Держите на Грэйт Инагуа. И запомните, что у того, на носилках, рак горла. Ему сделали операцию в Нью-Йорке, но у него теперь несколько метастазов. Там, куда мы летим, есть знахарь из секты Боду; этот знахарь его вытащит из беды.
Мерфи проверил координаты. Они летели теперь на Грэйт Инагуа.
— Рак горла — это что, в переносном смысле? — спросил он. — Вы хотели сказать, что парень слишком много разговаривал и потому у него заболело горло?
— Мерфи, я ничего не говорю в переносном смысле. Я не знаю, откуда берется рак горла. Пока я заметил, что именно вы слишком много говорите. Что вас может интересовать, кроме платы за такую работу? Не стоит совать нос туда, где может и дыхание перехватить.
— Это чисто спортивный интерес. Я начитался в юности всяких историй о гангстерах и шпионах. Мне всегда казалось, что я один из тех энергичных американских ребят, которые либо ловят преступников, либо сами преступники, но такие, которых никто поймать не может. Я не думал о том, действуют они во имя закона или против закона: меня интересовали те, кто сильнее и умнее своих противников.
— Это мне нравится, Мерфи. В данном случае вы работаете на тех, кто сильнее и умнее. Об остальном не беспокойтесь. Когда мы приземлимся, вы ни о чем не спрашивайте и забудьте об этом человеке на носилках. Nada mas, — добавил он, — это все.
— Si, naturalemente, — сказал Мерфи, — да, разумеется.
— Le agradecera infinito… — ответил де ла Маса, — буду вам весьма обязан. Если вам захотят что-либо сообщить, сделают это без вопросов. Если нет, то все вопросы ни к чему не приведут.
«Да, — подумал Мерфи, — все вопросы могут ни к чему не привести». Он вспомнил Марту и ее нейлоновый полупрозрачный халатик, в котором она по вечерам входила в его комнату. Он задал ей сто вопросов, и на все она ответила, а все же не ответила на самый важный.
Сколько первоклассных девушек в этом проклятом мире, а он уцепился именно за эту одну! Господи, что с человеком творится, когда он забывает, что есть и другие первоклассные девушки! На какого дьявола все эти штуки, если потом мучаешься, уснуть не можешь и проживаешь последние деньги? «Боже ты мой, ну и шлюха эта Марта…» — пробормотал он чуть не вслух.
Он стиснул зубы и судорожно глотнул. Заморгал, чтобы отогнать туманную пелену, застилающую глаза, но никак не мог от нее избавиться.
— Вы нервничаете, — сказал де ла Маса. — Из-за девушки?
— А вы никогда не нервничаете? — вызывающе бросил Мерфи.
Октавио сказал:
— Мистер Мерфи, у меня не бывает неприятностей с моей девушкой. Она знает, что я сделал бы, если б имел из-за нее какие-нибудь неприятности.
— А что бы вы сделали?
— Она знает, мистер Мерфи.
14.
Я не мог заснуть. Если случилось то, что я предвидел, ответственность падает на меня — на меня и на Бисли. Можно ведь было сообразить, что они не хотят иметь никаких свидетелей и постараются уничтожить все, что связано с Галиндесом. Они боялись его книги, в которой Галиндес противопоставлял свои знания, свой гуманизм, свой моральный авторитет и глубокое чувство справедливости их варварству, их лицемерию, их звериной жестокости. Боялись потому, что мятежная мысль страшит тиранов больше, чем бунт. Против людей, даже вооруженных, у них есть танки и полицейские дубинки, но против непокоренного разума у них нет оружия.
Меня мучило чувство вины перед Лореттой и ее отцом, хоть в какой-то мере меня оправдывало и то, что мне запретили вмешиваться в дело Галиндеса, и то, что все же трудно было предвидеть такой трагический конец. Трагический, да, я уже понимал это…
Мне не хотелось принимать снотворное, я в последнее время злоупотреблял этими средствами. Наконец задремал.
Рано утром раздался настойчивый звонок. Мне показалось, что звонят у входа, но это был телефон. Еще в полусне я поднял трубку.
— Мистер Уинн?
— Мистер Уинн еще спит, — пробормотал я.
— Я вас разбудил? Очень сожалею, но…
— Простите, это мистер Флинн?
— Да. Я должен немедленно встретиться с вами. Обязательно.
Я подумал: либо полиция напала на след, либо Лоретта вернулась. Нет, чепуха, если б она вернулась, зачем тогда я вдруг понадобился бы Флинну, тем более в такую пору. Я все же спросил:
— Может, вернулась мисс Лоретта?
— Нет, и поэтому я должен с вами немедленно повидаться.
— А майор Бисли об этом знает? Я вас предупреждал, что Бисли или там его начальники не хотят моего вмешательства.
— Майора Бисли я уже пригласил. Он будет у меня через час. Вас я хотел бы увидеть несколько раньше. Вы приедете? Может, послать за вами машину?
Я сел на тахте, совершенно уже проснувшись. Поеду и отучу его звонить. Пускай оставит меня в покое.
— Клиенты обычно приезжают ко мне, — сказал я, — но вас я не рассматриваю как клиента, и поэтому буду у вас через полчаса. Частным образом, как знакомый вашей дочери.
— Благодарю, я жду вас, — ответил Флинн.
Я принял холодный душ, выпил стакан апельсинового соку, пожевал прессованных фиников и сел за руль «студебеккера».
Я понятия не имел, чего хочет от меня сенатор Флинн.
15
Они уже миновали Крукед и Аклин и приближались к Грэйт Инагуа, похожему на раздавленный бублик. В самом центре острова, вытянувшегося к северу, нестерпимо ярко блестело громадное озеро. Все вместе выглядело как клякса на океане.
— Я как раз подумал, — сказал Мерфи, — что люди зря портят себе нервы. В конце концов, женщины превосходно знают, что им положено делать, и они могут делать все, что хочется, если им никто не платит за то, чтоб они этого не делали. Вот и надо смотреть лишь на то, что девушка делает и какая она, когда с тобой, и нечего морочить себе голову тем, что она делает без тебя, когда идет по своим делам.
Он помнил, что сказала ему Марта о себе и других мужчинах:, «Я не святая, — говорила она, — и не прикидываюсь святой, но я никогда не испытывала того, что испытываю с тобой. Я иногда сходилась с мужчинами, просто чтобы облегчить себе жизнь, когда они становились слишком настойчивыми. С тобой все было иначе».
Но Тен, Тен! Что ее с ним связывало? Ладно, это случилось, не о том уже речь, но по какой причине? Сам по себе факт ничего не значит и ни о чем не говорит, важнее всего причины, обстоятельства и то, что Марта чувствовала…
Он вдруг понял, что размышления об измене Марты начинают его возбуждать: он представлял себе ее с Теном и хотел ее сильнее, чем когда бы то ни было.
— Мерфи, — сказал де ла Маса, — вы не знали человека по имени Тен? Освальд Тен?
Мерфи с яростью взглянул на Октавио. Его ужаснуло и Удивило, что они столько знают о нем.
— Нет, не знал. Что, я обязан знать всех парней в Штатах?.
— Я только хотел вам сказать, что Тен погиб в автомобильной катастрофе. Мебельный фургон сделал крошево из его машины. Я думал, что вы его знали. Если вы не знали Тена, то я зря об этом говорю.
16
Глаза Флинна погасли и глубоко запали. На нем был тот же темно-серый фланелевый костюм, в котором я видел его вчера: брюки измялись, лацканы пиджака потеряли форму. Я понял, что Флинн не ложился в кровать и не спал, а по этим смятым лацканам догадался, что он просидел ночь за письменным столом, опираясь грудью на его край и, может быть, дремал, склонив голову перед фотографией улыбающейся Лоретты с печальными глазами.
Мы вошли в кабинет.
— Вы завтракали? Садитесь. Хотите сигару?
— Если можно, я хотел бы крепкого кофе.
— Кофе я уже велел принести. Может, съедите что-нибудь?
— Нет, спасибо.
Он прошел за письменный стол и уселся в кресло, обитое такой же сыромятной буйволовой кожей, в какую была оправлена фотография Лоретты.
Флинн обрезал сигару серебряным шариком, в котором были скрыты подвижные лезвия.
— Я благодарен вам за то, что вы поторопились, — сказал он, — Должен вам сообщить, что я сегодня пригласил к себе одного из руководителей Международного детективного агентства. Вы знаете агентство Уильяма Дж. Бернса?
— Разве можно найти американца, который не знал бы агентства Бернса? Я работал у них более года.
— И ушли?
— Я не мог бы туда вернуться. Я впутался по неосторожности в нашумевшее дело о шпионаже, может, вы слыхали….
— Люси Меррис, она же Эрика Штумпф? Италия, остатки немецкой разведки, какие-то микрофильмы, бешеная погоня и так далее?[1]
— Что-то в этом роде. Кстати, недавно я получил сведения, что Эрика Штумпф появилась в Аргентине и, вероятно, встретилась с бывшим секретарем Гитлера Мартином Борманом в маленьком поселке на бразильской границе… Мое участие в этой истории лишило меня возможности работать в агентстве Бернса, о чем я, впрочем, ничуть не жалею. Они избегают дел, связанных со шпионажем. Итак, вы встретились сегодня с представителем Бернса — и что же?
— Вы ведь знаете, что это самая мощная организация такого рода, собственно, настоящая армия частной полиции, в которой на постоянной службе находится больше двенадцати тысяч человек, среди них много бывших офицеров полиции. Я потому и решил к ним обратиться. Ведь их постоянными клиентами являются такие фирмы, как «Дженерал моторс», «Дженерал электрик», «Стандарт ойл» и «Дюпон».
— Это, кстати, одна из причин, по которым работа в агентстве Бернса меня не интересует. Я готов взяться даже за самые трудные дела, чтобы помочь людям, которым что-то угрожает, которые попали в ловушку и не видят выхода, но меня не привлекают дела концернов…
Постучали. Флинн нажал кнопку, двери кабинета раздвинулись, и горничная внесла кофе, виски и покрытый инеем сифон… Я заметил, что глаза у нее опухли и покраснели, наверное, она плакала.
Флинн продолжал:
— Да, — но у них бывает ежегодно около шести тысяч таких случаев, когда к ним обращаются люди именно по своим личным, частным делам…
— Верно. Однако они не принимают дела трех категорий: тех, что связаны с разводами, с политикой и со шпионажем. — Я усмехнулся. — Как и я. Полагаюсь на опыт старика Бернса: он знает, чего следует избегать.
— Они делают исключения, мистер Уинн, наверняка делают исключения. Когда в Штаты приезжает какая-нибудь особенно важная персона, правительство обращается к Бернсу, чтоб он обеспечил этому гостю охрану, и Бернс принимает такие поручения. Однако вернемся к делу. Я знал, что у них работают выдающиеся специалисты, а вы отказались участвовать в моем деле, поэтому я, рассчитывая на свое влияние, пригласил представителя Бернса и подробно описал ему всю историю Галиндеса и моей дочери. Назначил громадное вознаграждение и обещал поддержку Комиссии по делам Латинской Америки.
«У нас есть чертовски наивные сенаторы», — подумал я, а вслух сказал:
— А представитель Бернса ответил: «Видите ли, мистер Флинн, нам очень досадно, но мы не можем взяться За это дело. К сожалению, мистер Флинн, агентство Уильяма Дж. Бернса не ведет дел такого рода. Но предлагаем наши услуги в любом другом деле».
Флинн не был озадачен моей проницательностью. Он продолжал:
— Да, так и было. Я тогда сказал, что если б они взялись расследовать это дело, я добился бы для них одобрения контрразведки.
Я опять разыграл роль представителя агентства Бернса. Заложил большой палец за борт пиджака на уровне груди.
— «Минуточку, мистер Флинн. Не будем попусту тратить время. Наше агентство ежегодно ведет шесть тысяч дел, а это означает, что на каждый день, считая примерно триста дней в году, приходится по двадцать дел. Эти двадцать дел ждут меня в бюро, мистер Флинн. Время — деньги. Советую вам с абсолютным доверием оставить дело в руках разведки и полиции. Весьма сожалею, мистер Флинн!» И тут, — продолжал я, — представитель Бернса взял шляпу и встал. Правильно?
Флинн кивнул.
— Примерно, да. Значит, вы понимаете, как они держатся, даже по отношению ко мне…
— Вежливо, но решительно. Я был одним из них.
Я был одним из них целый год, и мне пришлось уйти, когда опубликовали материалы, касающиеся моей вылазки в Италию и неудачной погони за Эрикой Штумпф. Мне нравилась организация Бернса и великолепная подготовка его людей, которые в случае надобности безукоризненно играли роли рассыльных, уборщиц, уличных продавцов, проводников в международных спальных вагонах, моряков на частных яхтах и на трансатлантических судах. Они умели водить автобусы и локомотивы, управлять самолетами и скутерами; они могли сделать в университетской аудитории сообщение на темы электроники или квантовой механики. На банкетах и официальных приемах детективы Бернса, охраняя знаменитых людей или знаменитые драгоценности, появлялись в числе гостей в безукоризненных смокингах и, если с ними заговаривали, безо всякого акцента изъяснялись на французском, немецком, итальянском языках и принимали участие в дискуссиях о Джойсе, Эзре Паунде или Сальвадоре Дали.
Я сказал Флинну:
— Единственное, что возможно, пригодилось бы в этом деле — это доступ к их картотеке. У них зарегистрировано около ста шестидесяти тысяч представителей преступного мира — бандитов, фальшивомонетчиков, мошенников и типов, не брезгующих мокрыми делами. Предполагаю, что доминиканские агенты, действуя на чужой территории, иногда бывают вынуждены искать помощи у местных подонков. Но, простите, и в этом случае ваше личное вмешательство ни к чему не приведет. Более полезны были бы мои личные связи с людьми Бернса. Вы, однако, знаете…
— Знаю! — нетерпеливо бросил Флинн, — Знаю, что вы хотите сказать! Я уже слышал, что Бисли предостерег вас. Но Бисли — пешка. Я мог бы согласовать все это дело с людьми, от которых Бисли зависит…
— Именно эти люди и дали ему соответствующие указания. Мистер Флинн, прошу вас и вместе с тем по-хорошему советую: оставьте все это в их руках.
— Я буду добиваться в Вашингтоне, чтобы вам разрешили заняться делом моей дочери. Мне нужно лишь ваше согласие. Я дам вам столько же, сколько обещал агентству Бернса, и открою вам счет для любых затрат по этому делу — я их не намерен контролировать.
Я встал.
— Весьма сожалею. Прошу меня извинить.
Флинн тоже встал.
— Так вы отказываетесь? — спросил он, испуганный, беспомощный, обманутый этой последней надеждой. — Вы отказываетесь?
Вдруг он повернул голову к окну и прислушался к визгу тормозов: машина сворачивала влево, в переулок за его виллой. За время нашего разговора он уже несколько раз прислушивался вот так к машинам.
Зловещее предчувствие возникло у меня.
— Вы со вчерашнего дня не выезжали? — спросил я. — С того момента, как узнали об исчезновении дочери? Нет, даже раньше: с тех пор, как Лоретта ушла?
— Никуда я не выезжал. Ждал ее всю ночь. С представителем Бернса говорил тут, в своем кабинете, как и с вами. А это имеет какое-нибудь значение?
— Хотел бы я, чтоб не имело…
— Да говорите же ясней! — почти крикнул он.
Мы услыхали совсем близко скрежет тормозов и пискливый звук скользящих шин. Какая-то машина остановилась у ворот, ведущих в сад при вилле Флинна. Я спросил ни с того, ни с сего:
— Может, это Лоретта?
Флинн даже не подошел к окну. Он сел и потянулся за сигарой. Внизу прозвучал звонок: кто-то ждал, чтоб открыли ворота.
— Почему вы спросили о Лоретте? Вы считаете, что она может неожиданно вернуться? Вы в самом деле считаете это возможным? Да?
— Я как раз думал о ней, и, может, поэтому…
Он покачал головой и сгорбился в кресле.
— Нет, это не Лоретта. Наверное, приехал майор Бисли… Лоретта в последнее время ездила на «империале», и я знаю, как она останавливает машину перед домом. Она никогда не тормозит так резко… Вы слыхали, как взвизгнули шины? Я узнаю, когда возвращается Лоретта. Я всегда ждал ее, если она возвращалась позже обычного, и слушал, как она подъезжает к гаражу. Это не Лоретта…
17
Они пролетали не над Грэйт Инагуа — обогнули остров, так что справа оказался Литтл Инагуа, а слева Майагуна. Под ними был архипелаг Кайкос. Де ла Маса знал, какую территорию следует обходить. Перед ними лежала еще невидимая Эспаньола.