— Я дальше идти не могу. Я замерз, продрог и устал.
— И считаешь, что сможешь согреться, высохнуть и отдохнуть, сидя на земле во время вьюги? — саркастически поинтересовался детектив.
— Мне уже наплевать, — проронил Мюргенштюрм. — Пусть приходят завтра на рассвете искать меня. Но найдут только промерзшие останки благородного маленького эльфа, который никогда не желал никому зла.
— Неужели тебе не приходит в голову ничего такого, что поможет тебе воспрянуть духом?
— Абсолютно ничего, — многозначительно изрек Мюргенштюрм.
— Даже подружка?
— Ну… может быть.
— Послушай, — решился Мэллори, — если я отпущу тебя в постельку, ты как, сможешь сосредоточиться на деле, когда вернешься?
— О, абсолютно, Джон Джастин! — с энтузиазмом воскликнул эльф. — Теперь до меня дошло! Дело не в погоде. Причина всего лишь в моем обмене веществ.
— Хватит пускать слюни, а то подбородок отморозишь, — с отвращением бросил Мэллори.
— Я вернусь через десять минут. — Мюргенштюрм вскочил на ноги. — От силы через пятнадцать. — Он помолчал. — Может, двадцать.
— Кладем тридцать, и постарайся заодно выяснить что-нибудь о Липучке Гиллеспи.
— Правильно. Встретимся тут через полчаса.
— Надеюсь, ты не думаешь, будто я собираюсь стоять тут в снегу, дожидаясь, пока ты усладишься? — возразил Мэллори.
— А что собираетесь делать вы?
— Я сыщик, — ответил Мэллори. — Я собираюсь попытаться найти этого треклятого единорога.
— В своем Манхэттене вы никогда не были столь целеустремленны, — заметил Мюргенштюрм.
— В своем Манхэттене дела никогда не выглядели настолько черно-белыми. Всегда находились юридические казусы, смягчающие обстоятельства и моральные факторы. Тут все гораздо проще: нечто похищено злодеем, и мне платят за то, чтобы я это нечто вернул.
— По-моему, вы говорили, что предпочитаете свой Манхэттен.
— Я говорил, что понимаю свой Манхэттен, а это не одно и то же.
— Как же можно предпочесть то, чего не понимаешь?
— Я не понимаю форму. Содержание же весьма и весьма осмысленно.
— Не понимаю, о чем это вы толкуете, — произнес Мюргенштюрм.
— Тогда тебе есть о чем поразмыслить, пока ты охотишься за одной из множества своих чистых Любовей.
— А как мне вас найти, когда я закончу?
— Точно так же, как я пытаюсь найти Лютика. Ступай по моим следам.
— А если снег растает или вы войдете в помещение? — не унимался Мюргенштюрм.
— Найми сыщика, — проронил Мэллори, направляясь дальше по дорожке.
— Это не очень смешно, Джон Джастин.
— Если тебя это так волнует, можешь отложить свой роман и пойти со мной.
— Я пойду по вашим следам, — поспешно проговорил Мюргенштюрм и затрусил через парк к ярким огням Пятой авеню.
Проводив эльфа взглядом, Мэллори отвернулся и вновь зашагал по дорожке.
Не пройдя и полусотни ярдов, он оказался у небольшой деревянной будки, занятой толстеньким коротышкой в цветастой спортивной куртке в золотую и зеленую клетку.
— Вечер добрый, сосед, — сказал коротышка с дружеской улыбкой.
— Привет.
— Ужасная ночь, правда? Мэллори молча кивнул.
— Не заинтересует ли вас чуток крема для загара, друг? — спросил коротышка.
— Вы шутите, верно?
— Друг, на свете есть три вещи, про которые я никогда не шучу, — это религия, блондинки по имени Сюзетт и бизнес. Тут речь идет о бизнесе. Я могу вам продать ящик с пятидесятипроцентной скидкой.
— Кой черт я буду делать с кремом для загара?
— Отправляйтесь на Ямайку. Устройте сафари в Африке. Держите его до лета в гараже. Смешайте его с водкой и тоником. Натирайте им полы. Друг, да вещей, которые можно сделать с ящиком крема для загара, купленного с большой скидкой, просто не перечесть!
— Забудем об этом. — Мэллори снова двинулся в путь.
— Для вас — скидка шестьдесят процентов! — настаивал коротышка, покидая будку и бегом догоняя детектива.
— Да сегодня новогодняя ночь!
— С Новым годом! — Коммивояжер извлек из кармана варган и сыграл на нем несколько нот. — Шестьдесят пять процентов, и это мое последнее предложение.
— Надеюсь, вы не всерьез рассчитываете продать крем для загара посреди метели.
— Да это же самое лучшее время для его продажи, — ответил коротышка, стараясь поспеть за детективом.
— С чего вы взяли?
— Сколько магазинов сейчас открыто? Скажем, сотен пять, — сам же ответил коммивояжер. — А сколько из них продают крем для загара? Ни единого! Если вам нужен крем для загара, вы волей-неволей придете ко мне.
— Но мне не нужен крем для загара, — раздраженно бросил Мэллори.
— Друг, с вами трудно торговаться. Семьдесят процентов, но только если пообещаете не говорить моему бухгалтеру.
— И не думайте.
— Ну ладно! — буркнул коротышка. — Семьдесят пять, и утром я буду сам себе противен.
— Если будешь и дальше меня доставать, то хлопот не оберешься.
— Вдобавок вы получите пляжный мяч.
— Именно то, что мне надо в новогоднюю ночь посреди Центрального парка.
— Вот и хорошо! — воскликнул комми. — Значит, по рукам?
— Нет.
— Да что вы за человек?! — взвизгнул коротышка. — У меня жена, двое детей и закладная. Я только что купил новый телевизор, задержался с очередным платежом за машину, а моей дочери нужны скобки на зубы. Где же ваше сострадание?
— Должно быть, оставил в другом костюме. — Резко остановившись, детектив обернулся к преследователю. — А у вас, случаем, нет в продаже перчаток или наушников, а?
— Сбыл их без остатков в прошлом июле. Девяносто процентов, и налог за сделку за мой счет.
Отрицательно тряхнув головой, Мэллори снова зашагал.
— Не заинтересован.
— Да при чем здесь интерес? — вопросил комми. — Я продавец, вы покупатель. Разве это ничего для вас не значит? Разве вы не чувствуете моральной ответственности передо мной?
— А вы не чувствуете моральной ответственности передо мной?
— Разумеется, чувствую.
— Хорошо. Я детектив, отыскиваю единорога. В последнее время тут не проходил единорог?
— Проходил.
— Когда?
— Минут пять назад.
— А был с ним лепрехун?
— Вообще-то я не обращал особого внимания. Что ж, давайте подобьем итог, сколько вы мне должны за крем для загара?
— Я не покупаю никакого крема для загара.
— Но я же сказал вам про единорога!
— За что я вам искренне благодарен.
— Тогда ваш долг — купить мой крем для загара.
— Нет.
— Срезаю девяносто пять процентов. Мэллори затряс головой.
— Ну ладно, — вздохнул коммивояжер, признавая поражение. — Сколько вы хотите?
— За что? — спросил озадаченный Мэллори.
— За то, чтобы избавить меня от этого треклятого барахла.
— Сколько раз повторять, он мне не требуется!
— Вы не смеете так поступить со мной! Сегодня Новый год! Я имею право находиться дома, в лоне семьи! Я заплачу вам двадцать процентов от его объявленной стоимости, только заберите.
— Был рад познакомиться, — буркнул Мэллори, ускоряя шаг.
— Тридцать процентов. — Комми наконец-то остановился. — Это мое последнее предложение. Мэллори даже не задержался.
— Пятьдесят, и это мое абсолютно последнее предложение! Пока Мэллори мог еще его слышать, коммивояжер все наращивал ставку и уже собирался дать вдвое против объявленной стоимости, когда его крики стихли вдали.
А еще ярдов через сто к Мэллори пристроился сбоку высокий, неопрятный мужчина в плаще, несший в одной руке картонную коробку.
— Добрейшего вам вечерочка, сэр, — произнес он, шагая обок с детективом. Тот лишь кивнул, не замедлив шаг. — Рад видеть, что вы сумели ускользнуть, отделавшись от покупки крема для загара. — Мужчина хмыкнул. — Подумать только, каким же дураком надо быть, чтобы продавать подобную дрянь в метель!
— А что продаете вы? — спросил Мэллори.
— Продаю?! Мой дорогой сэр, вы судите обо мне чересчур поспешно! Разве я похож на коммивояжера?
— И не спрашивайте.
— Фактически говоря, я что-то предлагаю.
— Я тороплюсь. Мужчина зашагал шире.
— Загляните-ка внутрь, сэр. — Он сунул коробку Мэллори в руки.
Тот взял коробку и открыл ее, не замедляя шага, потом состроил брезгливую гримасу.
— Смахивает на клубок червяков.
— Не просто червяков, сэр, — с видом оскорбленного достоинства возразил мужчина. — Красных дождевиков!
— Какая разница.
— Какая разница между самокатом и «роллс-ройсом»? Это чистокровные красные дождевики, сэр, у каждого родословная на пять поколений, каждый зарегистрирован в АОДЧ.
— Что еще за АОДЧ? — поинтересовался Мэллори, возвращая коробку.
— Американское общество дождевых червей, — растолковал мужчина. — Это наш верховный орган с 1893 года.
— На кой черт мне дождевые черви?
— Для рыбалки.
— Сейчас идет снег, если вы не заметили.
— Он ничуть не тревожит мохнатых малюток.
— Они скорее склизкие, чем мохнатые.
— Вы совершенно правы, сэр, — согласился мужчина, заглянув в коробку.
— Он ничуть не беспокоит склизких малюток.
— Я просто имел в виду, что какой же безумец отправится удить рыбу в метель?
— Таких почти нет, сэр. Вы только подумайте: все поле деятельности будет в вашем полнейшем распоряжении!
— Я нахожусь на ездовой дорожке в Центральном парке. Тут ни единой рыбки.
— Да, но если вы найдете хоть одну, представьте, как же голодна она будет!
— Ступайте обменяйте их на крем для загара.
— А еще у меня распродажа надгробных плит, — попытался мужчина склонить Мэллори на свою сторону.
— Распродажа надгробных плит? — переспросил Мэллори.
— Если вас, часом, зовут Джессикой Энн Милфорд и вы утонули в августе 1974 года, — уточнил мужчина.
— Нет и нет.
— Это невероятно выгодная сделка, — с энтузиазмом продолжал мужчина. — Мраморная, с бордюром из пивных банок на фоне игл от шприцев. Весьма изысканная.
— Я подумаю. — Детектив снова двинулся по дорожке.
— Если вы решитесь, я буду прямо здесь.
Тряхнув головой, Мэллори наддал ходу. Снегопад не утихал, а ветер нахлестывал так неистово, что видимость стала почти нулевой. Через пару минут детектив осознал, что сбился с ездовой дорожки, но когда попытался вернуться по собственным следам, обнаружил, что их совсем замело. Огляделся в поисках огней Пятой авеню, но за стеной снега не было видно ни зги. Внутри у него будто все оборвалось; заблудился, понял Мэллори.
Вполголоса выругав Мюргенштюрма, он принялся подыскивать какое-нибудь укрытие от непогоды. Вокруг раскинулось бескрайнее снежное одеяло, но слева смутно маячило какое-то строение. Склонившись наперекор ветру, детектив побрел в ту сторону.
Он уже готов был признать, что темный силуэт лишь почудился, когда ветер вдруг стих, и Мэллори обнаружил, что стоит в нескольких шагах от большого каменного здания. Из окон не пробивался ни единый лучик света, но зато из двух труб в зябкий ночной воздух валили клубы дыма. Бегом одолев оставшуюся дистанцию, Мэллори кулаком постучал в дверь. Не дождавшись никакого ответа, открыл ее и вошел внутрь, пыхтя и отдуваясь.
Смахнув снег с накидки, он принялся шарить ладонью по стене в поисках выключателя, но не нашел и вытащил зажигалку. Света она давала маловато, но вполне достаточно, чтобы разглядеть длинный барак с рядом перегородок по обе стороны длинного коридора. Тут крепко пахло лошадьми, время от времени слышалось топанье копыт по соломе.
Наконец Мэллори отыскал голубую лампу, подвешенную под стропилами, подошел и дернул за свисающий с нее измызганный шнурок. Помещение залил резкий белый свет, лампочка закачалась туда-сюда, и по стенам заплясали тени.
— Есть тут кто? — окликнул детектив и чуть не подскочил от удивления, когда услышал ответ.
— Да.
— Где вы? — Он с опаской огляделся.
— Здесь.
— Где здесь?
— Посмотрите вниз.
Посмотрев вниз, Мэллори увидел миниатюрную, не более десяти дюймов в холке, лошадку, стоявшую прямо рядом с ним. — — Так это ты говорил? — спросил детектив, присев на корточки, чтобы разглядеть элегантное животное.
— Да, — подтвердил конек. — Вон там висит маленькое полотенце. — Он махнул головой в сторону ближайшего стойла. — Не будете ли вы добры взять его и положить мне на спину?
Подойдя к стойлу, Мэллори взял полотенце и бережно накинул его маленькому коньку на спину, как попону.
— Спасибо, — сказал конек, не удержавшись от крупной дрожи. — Здесь становится холодновато.