– Так он вернулся? – удивился Алексей. – Что ж ты мне ничего не рассказываешь?
– А что рассказывать? – с досадой посмотрел на него Егор. – Ермашка все укромные места обшарил по тайге и в горах, нет нигде беглецов. Не в тайге они прячутся, Алексей Дмитрич. Кто-то их у себя содержит, и наверняка где-то поблизости. Да и хозяйка Захаркина, Таиска, никуда дальше поселка и Тесинска не отлучалась. Здесь крутится и, похоже, не слишком страдает, что полюбовник исчез. И чует мое сердце, встречаются они с ним, но где и каким образом – покуда не смог узнать. – Он невесело рассмеялся и махнул рукой. – За любушкой так не ходят, как я за Таиской хожу. Вечером чуть ли не в постель провожаю, утром на зорьке встречаю, когда она корову в стадо гонит. Я в ее огороде среди картошки чуть ли не гнездо свил, собаку прикормил, кошка ластится... – Егор крякнул и вновь потянулся рукой к карману, затем с тоской посмотрел на Алексея. – Давайте сегодня вечером к ней наведаемся. Поговорите с ней по-хорошему. Она баба боевая, но не глупая, может, и сговорите ее Захарку сдать. Она понять должна, что ей одна дорога с ним на каторгу за пособничество. А у нее мать-старуха, дом, хозяйство. Авось убедите ее?
– Что ж, попробую, – согласился Алексей и посмотрел на часы. – Михаил Корнеевич обещал через полчаса к конторе подъехать. Не будем откладывать дело в долгий ящик. Поговорим с ним сегодня же и, если он согласится, без промедления отправимся к вдове Тригера.
– Говорят, Михаил Корнеич к племяннице Владимира Константиновича сватался, а она вроде как ему отказала? – без всякого подхода спросил вдруг урядник. Голубые глаза его смотрели слишком безмятежно, чтобы заподозрить какой-то подвох. Алексей лишь молча пожал плечами в ответ и одарил Егора столь же безмятежным взглядом. Но тот не отступал от темы. – Теперь он ее как бы нанял свои коллекции в порядок привести, а вместо платы разрешил ей домашней библиотекой пользоваться. Она у него – богатющая! Во всем уезде такой нет. – Урядник вздохнул и с явным укором посмотрел на Алексея. – Все барышне заделье, да и какие тут поездки по степи могут быть, пока рука болит...
– Ну ты молодец! – поразился Алексей. – Я в этом доме живу – и половины того не слышал, о чем ты говоришь. Откуда только сведения такие берешь? Уж не сама ли Мария Викторовна тебе секреты поверяет?
– Ну это вы загнули, Алексей Дмитрич, – улыбнулся польщенно Егор и расправил свои роскошные усы. – Служба у меня такая – про всех все знать, а источников своих не выдаем. Вы ж не сказали мне, кто вам про Тригера шепнул. Я и не рвусь узнать, ваши люди пусть на вас и работают, а у меня своя дружина. Справная и надежная! Я им помогаю, они – мне. Так и живем, хлеб жуем!
– Послушай, Егор. – Алексей взглянул на лист бумаги, на котором в стороне от всех утром вычертил еще один кружок, пока не связанный ни единой стрелкой с остальными кружками. И хотя вывел внутри его фамилию Анчулов, после ее перечеркнул и подписал сверху Гуран, почувствовав вдруг, что не зря назвала его Анфиса по кличке. И сами байские владения, обустроенные так, чтобы выдержать длительную осаду, и звероватая кличка их хозяина настораживали и вызывали чувство тревоги, скорее даже неясной пока опасности. – Тебе такая фамилия – Анчулов – знакома?
– Анчулов? – даже приподнялся со своего места Егор. – Тимофей или Степан?
– Понятия не имею, как его зовут, только кличку знаю – Гуран.
– А, тогда это Тимофей, старший брат, а с младшим, Степкой, мы в детстве вместе в бабки играли да в ночное иногда ездили.
– Нет, меня интересует только тот, кого Гураном кличут. Что он за человек, Егор Лукич?
– Что за человек? – вопросом на вопрос ответил Зайцев и вдруг протянул руку к его портсигару. – А давай свою папироску, Алексей Дмитрич. Про Гурана только через табак и можно рассказывать... – Он подошел к открытому окну и, устроившись на подоконнике, закурил, пуская дым на улицу. Видно, строгая Лукерья и вправду не на шутку запугала бравого урядника.
– У Анчулова отец был полукровка. Дед из забайкальских казаков, а бабка – дочь купца из Манчжурии. Сам Гуран об этом по пьяни рассказывал. Дескать, дед угнал за границу табун самого бурятского тайши. Еле ушел от погони, ухо ему пулей отшибло, но жив остался. А после от чумы в наши места бежал, да и прижился здесь. Китаянка ему кучу детей нарожала, куда все подевались, мне неведомо, а вот отец Гурана тоже на местной женился, на дочке бая Анчулова, и ее фамилию взял. Старики рассказывали, своя у него была то ли Запердуев, то ли того чище, Зае... – Урядник весело хохотнул, произнося срамную фамилию. – Вот почему русские девки от них завсегда шарахались. Кому хочется Запердуихой прозываться. А фамилия Анчулов по местным понятиям знатная. Да и кличка, между прочим, им по наследству переходит. Старик с ней до восьмидесяти лет дожил, лет пять прошло, как помер. Все хозяйство по наследству старшему отошло, Тимофею, а Степан и вовсе лет этак двадцать как сгинул. Говорят, в драке кого-то насмерть порезал, отправили его на каторгу в Якутию, чуть ли не на Алдан.
– Так ты его больше не встречал?
– Да нет! – поморщился Егор. – Откуда?
– А что ж тогда спросил: Тимофей или Степан?
– А кто ж его знает? – Егор пожал плечами. – Само как-то выскочило. Степка шибко злой был, в драке отчаянный, при виде крови зверел прямо. Меня, правда, боялся. Я ему однажды чуть руку не сломал, когда он на моего дружка кинулся. После этого он стороной меня обходил. Гуран – тот похитрее: что ни делает – все с умыслом. Еще батя его тем занимался, что у нескольких инородческих улусов, что победнее, земли скупал и на них скот да лошадей разводил. А в работниках у него разный пришлый люд отирается. Беглых привечает, паспорта им выправляет. Давно у меня на него руки чешутся, но Михаил Корнеич с ним не желает ссориться, а одному мне с его ордой не справиться. На его земли мне путь заказан. – Он усмехнулся. – Хотя стоит мне появиться – Гуран ко мне со всей лаской и уважением, только нукеры его ни на шаг не отходят и дальше чем на версту во владения не пускают. Как-то попробовал без их ведома сунуться, так вмиг фуражку прострелили, аккурат под кокардой. Больше не лезу, своя голова дороже...
– Неужто он за скот свой боится?
– Что ему скот? Пытались у него несколько раз табун угнать, то ли монголы с Урянхая, то ли те же маньчжуры, так он тут же гонцов разослал по заимкам да таборам, где его посельщики живут, вмиг набралось с полсотни любителей шашкой помахать. В капусту порубали угонщиков. Теперь мало кто позарится на его табуны. Сам Тимофей почти из дому своего не выезжает, там и водку пьет, и баб пользует. Ему каждую ночь непременно новую надо, всех девок в округе перепортил, теперь уже и до вдов добрался. Еще в карты по-лютому играет, только разве это игра, если все боятся у него выигрывать...
– И это вся крамола? Карты да девки?
– Да нет, не вся, – произнес задумчиво Егор и повертел в руке окурок, не зная, что с ним делать. Алексей протянул ему пепельницу. Затушив окурок, урядник отошел от окна и вновь сел за стол напротив Алексея, окинув того задумчивым взглядом потемневших отчего-то глаз. – Не вся, – повторил он, словно раздумывая, доверять или нет приезжему человеку то, что и сам держал до поры до времени в секрете. Но, видимо, решился: – Посельщики у Гурана – люди звероватые и хваткие. Поначалу ко всякому, кто на его земли проникал, просто приглядывались, далеко не пускали, а потом шалить стали, постреливать да грабить. Люди начали, по слухам, пропадать. Контрабандисты да старатели. Их вроде никто не спохватится, а добычу солидную взять можно.
– Выходит – разбоями промышляют?
– Выходит, так, – вздохнул Егор. – В последнее время сами стали табуны у монголов отбивать. Мои люди сказывают, в тайге на таборе Тобурчинова, первейшего помощника Гурана, лошади пасутся с монгольскими клеймами и подкованы не по-нашему. Две недели прошло, как их пригнали со стороны Ойского перевала... А по весне охотники показали мне в одном из урочищ костровище, что из-под снега вытаяло вместе с обгорелыми костями. Не иначе кого-то из бергалов[22] подкараулили с добычей, убили, а после на костре сожгли, чтоб золото добыть.
– Золото? – опешил Алексей. – Каким образом?
– Самым простым, – усмехнулся Егор, – старатель обычно, пока золото моет, в тулуне его, мешочке таком кожаном, на шее держит, а после, когда домой возвращается, песок и самородки в подкладку да в швы одежки своей немудреной прячет. Просто так золотишко не прощупать, так хунхузы для быстроты дела приспособились убитых в костер бросать, а потом только и остается, что золото из золы выгрести да пепел сдуть...
– Так это ж настоящая шайка! Почему ж ты исправнику или тому же Тартищеву об этом не докладывал?
– Надо прежде доказательства добыть, чтобы все по форме доложить, а у меня их пока шиш да маленько! – Он скептически усмехнулся. – Если б у меня только один Анчулов был! – Он вздохнул и опять потянулся к портсигару. – А шайка там приличная. Гуран своих особо доверенных людишек хорошо подкармливает. В хоромах своих привечает, красивыми девками на ночь одаривает, самогоном или аракой[23] поит, а потом как бы ненароком жалуется на кого-нибудь, кто ему мешает. После исчезают его обидчики или просто неугодные бесследно. И ослушников убивают. Причем мучают их изрядно. Или на муравейник голым кинут, или к дереву тоже голяком привяжут на потраву мошке. За сутки бедолага в кусок мяса обращается. И вожаки у них свои, и устав молчания... Шайка – она и есть шайка! Со звериными законами и порядками!
– Ладно, собирайся! – Алексей затолкал «смит-вессон» во внутренний карман форменного сюртука, натянул фуражку на голову. – Поехали в контору! По дороге договоримся, как вдове объяснять, по какому поводу заявились.
Уже на пороге Алексей остановился и с недоумением посмотрел на Егора.
– Одного не могу понять: как твои люди сумели заметить Михаила Кретова возле амбаров за несколько минут до пожара? Я бы смог в это поверить, если б Марию Викторовну не видел раненую, если б Михаил ее на руках в дом не относил... Мы же с ним в одной комнате спать улеглись. Потом вместе на завод помчались, когда узнали о пожаре и о смерти Тригера...
Егор угрюмо посмотрел на него:
– Заметьте, Алексей Дмитрич, Михаил Корнеич, когда прибыл вместе с вами, был одет точно так же, как и человек, что бродил возле амбаров. Сторож, что донес мне об этом, давно на заводе служит, Михаила Корнеича хорошо знает. По этой причине обмануться никак не мог. Я бы ему не поверил, но человек он не пьющий, семейный, лет пятнадцать мне уже помогает. Какой резон ему меня дурить? Просто кто-то знал, что Михаил Корнеич будет ночью на озере один и вряд ли сумеет после доказать, что находился в это время не на заводе.
– Кажется, в тот день ему повезло дважды: и под самострел не попал, и алиби мы ему обеспечили. Но кому-то крайне нужно представить дело так, что именно Михаил виновен во всех происшествиях, а значит, и подметные письма его рук дело. И этому мерзавцу очень сильно хочется поссорить его со старшим братом.
– Очень хочется, – согласился Егор, – но мы этого чудилу, Алексей Дмитрич, непременно найдем и посмотрим, что за лицедей в наших краях объявился. Бал-маскараду ему захотелось, так мы его устроим, да так, что мало не покажется.
Глава 22
– Ну и как? – спросил сердито Михаил, когда Алексей и Егор закончили обыскивать дом. – Нашли что-нибудь?
– Все чисто. – Егор удрученно развел руками, а Алексей промолчал.
– Я же говорил, клевета это на Генриха Ивановича. Кому-то он и после смерти покоя не дает, – уже более спокойно произнес Михаил и посмотрел на Ермака, присевшего на корточки у порога. Инородец задумчиво посасывал свою трубку. – Что там Екатерина Савельевна?
– Стол накрывает, чаем вас поить будет. Говорит, что совсем не сердится.
– Ну, слава богу, – вздохнул Михаил с облегчением, – пойду еще раз извинюсь за беспокойство.
– Погодите, Михаил Корнеич, – произнес сконфуженно Егор, – это мы ведь только дом осмотрели и ничего не нашли, а ведь еще подворье осталось: стайки со скотом и птицей, погреб, баня, да и в огороде надо покопаться, и в саду. Нам здесь работы до самого вечера хватит...
– Что за ересь ты несешь, Лукич? – рассердился Кретов. – Ты моему слову не веришь? Тебе моего поручительства мало?
Егор крякнул и посмотрел в потолок.
– Илья Николаевич, – Михаил переключил свой гнев на Алексея, – что за произвол вы творите? Я буду исправнику жаловаться!
– Уймитесь, Михаил Корнеевич, – рассердился в свою очередь Алексей, – я и сам не слишком верю в причастность Тригера к воровству на приисках, но сведения поступили, и мы должны их проверить. И самым тщательным образом!
– Дьявол с вами, – Михаил окинул их сердитым взглядом, – только я больше в эти игры не игрок. Сами заварили эту кашу, сами и расхлебывайте! – Он отшвырнул тростью стоящий на пути стул и вышел из передней, где и происходил этот разговор, вернее, не состоялось короткое совещание, которое они хотели провести после того, как осмотр дома – и внутри, и снаружи – ничего не дал.
Егор проводил купца совершенно спокойным взглядом и спросил у Ермака, столь же безмятежно взирающего на мир с порога:
– Заметил что-нибудь?
– Ничего не заметил. – Ермак вынул трубку изо рта. – Екатерина Савельевна шибко не переживала. Я с нее глаз не спускал.
– Значит, и вправду в доме ничего нет, – сказал Алексей. – Тогда надо искать на улице.
– Придется, – вздохнул Егор и потер бритый подбородок. – А спокойная она не оттого, что мы тайник в доме не нашли. Просто она и впрямь ничего не знает.
Вышли на крыльцо. Просторный двор был весь в цветочных клумбах. Во всю цвели флоксы и астры, бархатцы и анютины глазки. Но Егор смотрел на эту красоту с практической точки зрения.
– Эка прорва всего, – произнес он удрученно, – начнем копаться – непременно цветники порушим. – Он бросил взгляд на окна. – Хорошо, если что найдем, а если опять пустышка... – Он махнул рукой и посмотрел на Алексея. – Давайте с бани начнем, все полегче.
Они прошли в баню, которая находилась на задах огорода, засаженного картофелем и овощами, а еще высоченными подсолнухами, свесившими тяжелые головы, уже поклеванные шустрыми воробьями и синицами. Среди пожухлой ботвы и капустных кочанов вилась узкая тропка, которая заканчивалась у деревянного порожка недавно срубленной бани. Открыли дверь в предбанник, и пахнуло распаренной березовой листвой и какими-то травками. В самой бане – исключительная чистота, пол и полки выскоблены добела, на оленьих рогах – вышитые рушники. В печь из дикого камня вмурован двухведерный котел...
– Хороша банька! – вздохнул расслабленно Егор. – Сюда на пару с молодкой надо ходить, а не... – Он искоса посмотрел на Алексея. – С чего начнем, Алексей Дмитрич?
– Давай я в парной буду искать, а ты в предбаннике.
– Ладно, – согласился урядник и приказал охотнику: – Беги, зови хозяйку да Михаила Корнеича тоже пригласи, хватит ужо им чаи гонять.
– Михаил Корнеич по уху даст, – невозмутимо ответил Ермашка.
– А тебе что, впервой? Пострадай еще разок ради обчества.
Охотник вышел из бани.
– Зачем ты послал его за Кретовым? – удивился Алексей и прошелся взглядом по стенам и потолку предбанника. – Вряд ли тайник в бане. Смотри, все плахи плотно сидят, все щели заделаны...
– А это мы посмотрим! – Егор быстро простукал стены и подоконники, попробовал, не снимаются ли половицы. Заглянул под лавку в предбаннике и подергал за оленьи рога: не сдвинутся ли, открывая долгожданный тайник. Алексей тем временем проделал подобные же манипуляции в парилке, перебрал чуть ли не каждый камень печи, обследовал котел, залез под полок и осмотрел его изнутри. Но все было в порядке. Тайника не было.
Заслышав громкий разговор, Алексей выглянул в низкое окно предбанника. К бане по тропке спешила Екатерина Савельевна. Подобрав юбки, она едва поспевала за решительно вышагивающим Михаилом. За ними шел потирающий ухо Ермак. Женщина то и дело к нему оборачивалась и что-то говорила, смущенно улыбаясь.