Кедровки раздраженно верещали и перелетали с одного дерева на другое, казалось, они только что слюной не брызгали от злости на людей, посмевших проникнуть в их вотчину. Но орали они именно на людей, медведя в кедровнике, похоже, и впрямь не было.
– Где-то здесь он их спрятал. – Егор остановился на краю таежного буерака и огляделся по сторонам. След вел в самую дурнину – бурелом, густо заросший кое-где еще цветущим кипреем, но уже изломанным и истоптанным, как трава и кустарник на поляне. – Здесь они, – уже более уверенно сказал Егор и махнул Ермаку. – Давай спустимся, посмотрим, что к чему!
Ермак передал собак одному из охотников и снял с плеча ружье. Алексей вытащил свой «смит-вессон». Егор заметил это и поморщился.
– Не ходите, Алексей Дмитрич, лучше сверху нас прикройте, в случае чего.
– В случае чего нас прикроют охотники, а я иду с вами!
Но Егор не сдавался.
– Вам лучше наверху остаться! Мало ли чего...
– Давай договаривай, – рассердился Алексей, – думаешь, я в штаны с перепугу наделаю? Ты за кого меня принимаешь?
– Дело не в том, – отвел глаза в сторону Егор, – просто я... – Он махнул рукой и огорченно посмотрел на Алексея. – Мы люди привычные, всякое видали...
– А ты что ж, Егор Лукич, за кисейную барышню меня держишь? – вспылил Алексей. – Я сюда приехал не гладью вышивать!
– Ну хорошо. – Егор натянул фуражку на лоб и что-то прокричал сеоку и его охотникам, окружившим яму со всех сторон. Затем повернулся к Алексею и приказал: – От меня ни шагу, Алексей Дмитрич! Зверь, если что, имя-отчество не спросит! Видели, как он Таиску приветил?
Они спустились на несколько шагов вниз. Ермашка опередил их и первым оказался у кучи хвороста, по которой ползали полчища жирных зеленых мух. Еще больше их вилось в воздухе, и гудели они так, что заглушали остальные звуки. Алексей ждал, когда на него обрушится смрад. Но он-то как раз не ощущался, так, легкий, пока сладковатый душок – едва ощутимый запах тлена. Слишком мало времени еще прошло, да и ночь была холодна, чтобы дать трупам убитых основательно протухнуть, но зато он увидел торчащую из-под валежника хвороста голую окровавленную ступню с пожелтевшими ногтями. И весьма образно представил себе, что там находится. Тошнота подкатила к горлу, и он закашлялся...
– Эй, эй, эй! – прикрикнул на него Егор. – Я предупреждал...
– Все в порядке, – попытался ответить Алексей как можно бодрее, стараясь дышать через рот...
Ермак тем временем начал разбрасывать ветки, но вдруг, скривившись, отскочил в сторону...
– Итить твою мать! – выругался Егор и шагнул к куче. – Это что ж такое творится?
Алексей шагнул следом и первое, что увидел, – торчащие ребра разорванной грудной клетки...
Остальное он помнил слабо. Двигаясь, словно сомнамбула, он выполнял приказы Егора, который не стеснялся в выражениях, кроя по-матушке всех, и его в том числе, если что-то не получалось или выполнялось не так, как того требовал урядник. Но Алексей понимал, что трудно иначе разговаривать, собирая растерзанные останки людей.
Ермак привез с летника две кошмы, в которые завернули то, что осталось от Захара Бугатова и Ерофея Матвеева. Затем сделали две волокуши и погрузили на них два похожих на коконы тюка с проступившими бурыми пятнами. Лошади нервно всхрапывали, взлягивали и никак не давали запрячь себя в волокуши, будто чувствовали, какой страшный груз им предстоит везти.
На долю Алексея выпала масса писанины. И протоколы надо было заполнить, и свидетелей опросить. С последними и вовсе было туго, многие вопросы табунщики попросту не понимали, даже в переводе Ермашки, а самая главная свидетельница Таиска до сих пор была без сознания.
– Я думаю, картина здесь ясна. – Егор присел на пенек рядом с развороченной избушкой. – В буреломе вместе с трупами Бугатова и Матвеева находилась лошадиная туша. Похоже, что кобылу медведь порвал чуть раньше. Она вышла к избушке и сдохла. Не знаю, кому из них пришло в голову, – кивнул он на волокуши, – поставить петлю на медведя, по-моему, на такое только спьяну можно решиться.
– Они точно спирт пили, – изрек Ермашка и выбросил из-за спины жестяную банку из-под контрабандного спирта. – За избушкой нашел.
– Ну, значит, и вправду нажрались, – вздохнул Егор, – только, как поставить петлю на зверя, никто из них даже понятия не имел. Таиска хоть и охотница, но больше по гусям да глухарям.
– Да какая ж это петля? Хомут, а не петля! – возмутился Ермашка. – Петля в затяг идет, а здесь аба рванул – проволока сразу лопнула.
– А я о чем говорю! По правилам петля зверину придушить должна была, а не просто захомутать. – Егор повернулся к Алексею. – Давай, Алексей Дмитрич, – записывай предварительную версию происшествия...
И он изложил свою версию трагедии, разыгравшейся здесь, основываясь на найденных на месте уликах: клоке штанов Ерофея на дереве, топоре, обломках деревянной пики, которой, очевидно, дразнили попавшего в петлю зверя...
И только успел Алексей все записать, как раздался радостный голос Егора:
– А вот и подмога явилась! Теперь мы этого мерзавца непременно прищучим.
И Алексей увидел под горой группу вооруженных всадников, переезжающих вброд каменистый ручей.
Он вздохнул с облегчением и вдруг вспомнил слова учителя, что-то, кажется, про кару небесную, да еще мучительную смерть, которая непременно настигнет убийц Тригера... Похоже, так оно и получилось. Алексей снова вздохнул и мысленно перекрестился.
Глава 30
Тела беглецов и до сей поры не пришедшую в себя Таиску в сопровождении четырех конных полицейских отправили в Тесинск. Остальные же остались готовиться к облаве на медведя, который не мог уйти далеко от припрятанного в буреломе лакомства. Не иначе затаился где-то поблизости. Поэтому решили не дожидаться завтрашнего утра, а приступить к поискам зверя-убийцы немедленно, благо, что до наступления темноты было еще не менее пяти-шести часов. И это при том, что в горах ночь наступает раньше, чем на равнине.
Шли цепью, не спуская собак с поводка в надежде, что они и сообщат о медведе лаем.
Алексей старался не отставать от Егора и Ермака. Впрочем, это было совсем не сложно. Урядник постоянно держался слева от него, а охотник – справа. И вскоре он понял, что они делают это намеренно, то есть почти ведут его на поводке, как недавно еще Ермак вел своих лаек. Но спорить не стал. Все-таки в тайге он был новичком и не хотел попасть под удар медвежьих лап из-за того, что вздумалось потешить свое самолюбие.
Вскоре кедровник кончился. Миновали несколько проплешин старых гарей, затем забрели в самую гущу ельника. Он был сильно захламлен валежником и базальтовыми глыбами, под которыми журчали бесчисленные ручьи. И стоило чуть заспешить и неосмотрительно поставить ногу, как она тут же проваливалась или между камнями, или в трухлявый ствол, или в ручей.
В воздухе вились тучи мелкой, но злобной мошкары, проникающей даже под одежду, и вовсю свирепствовали пауты – крупные таежные оводы. Не спасали даже накомарники, в которых было душно и пот выедал глаза. И вскоре лица у всех вспухли от укусов и покрылись кровавыми пятнами от раздавленного гнуса.
Собаки молчали, но внезапно словно взорвались остервенелым лаем. Охотники схватились за оружие, определив по голосу, что лайки схлестнулись с крупным зверем. Алексей видел, как прямо на ходу Ермашка перезарядил свое ружье круглой пулей с насечками, видно, не доверял обычному заряду. Зарядил и еще что-то пошептал над ружьем, видно, какие-то свои заклинания на удачу.
Собаки уже не лаяли, а ревели. И охотники осторожно пошли на этот рев.
В лесу ощутимо стемнело, и теперь каждый пень, каждая валежина казались затаившимся в лесу зверем. Люди настороженно озирались по сторонам, старались держаться поближе друг к другу. И все же, когда медведь вдруг рванулся из-за вывороченного корня, все опешили. Но на пути медведя оказался Егор. Урядник упал на спину, потянув с плеча «драгунку», но выстрелить не успел. Медведь выбил винтовку из его рук, и Егора спасло лишь то, что топтыгин зацепился болтавшейся на шее петлей за корень, и рывок получился не в полную силу. Все ж медведь успел схватить его за ногу зубами, но в эту секунду Ермак спустил собак и они бросились на врага со всей силой своей не до конца излитой ярости и вцепились в его жирный зад. Медведь взревел от боли и, выпустив ногу Егора, принялся отмахиваться от собак, которые носились вокруг него как заведенные, ухитряясь раз за разом рвануть его за гачи, отчего он сатанел все больше и больше. Ермак, подхватив Егора под мышки, оттащил его в сторону. И, заметив, что охотники вскинули ружья, выкрикнул отчаянно:
– Не стреляйте, собак положите! – и бросился к медведю.
Тот рявкнул и поднялся на дыбы. Он и впрямь был намного крупнее первого зверя. И Ермашка рядом с ним смотрелся совсем маленьким. Прицелившись, он выстрелил в медведя, но тот лишь замотал огромной башкой и приземлился на все четыре лапы, едва не накрыв Ермашку своей тушей. Охотник отскочил, но одна из собак не успела увернуться и попала под удар когтистой лапы. Отчаянно завизжав, она отлетела в сторону с распоротым брюхом, а вторая из лаек залилась совсем уж отчаянным лаем и повисла у медведя на холке. Он попытался смахнуть ее лапой, снес вершину молодой кедрушки, развернулся и в этот момент зацепился петлей уже основательно за торчащий из земли корень огромного пня.
Взревев, зверь уперся задними лапами, пытаясь освободить голову, и стал биться толстым задом и мотать головой из стороны в сторону. Клочья мха и комья земли летели из-под его лап, он ревел и яростно рвал проволоку, но она не поддавалась. Ермак подскочил к нему сбоку, снова выстрелил, но медведь взревел от боли и рванулся так, что корень, вывернув пласт земли, встал на дыбы, а петля слетела с головы медведя.
Алексей с ужасом наблюдал, как медленно-медленно вздымалась над Ермашкой громадная туша. Кровь хлестала из раны на шее, заливала белую манишку и более светлую шерсть на животе, но зверь еще был полон сил. Ермак каким-то чудом вывернулся из-под рушившейся на него туши, но медведь успел выбить у него из рук винтовку, и она только хрустнула в его огромных лапах.
Охотники застыли, не зная, что предпринять. Подступившая темнота мешала прицелиться. К тому же медведь и Ермак постоянно менялись местами, что тоже затрудняло стрельбу по зверю. Но сейчас охотник, выдернув из-за пояса нож, отступал спиной к выворотню. И Алексей вдруг понял, что через мгновение ему отступать будет некуда, и тогда...
Алексей выхватил из кармана «смит-вессон»... Он не помнил, что кричали ему вслед люди, не помнил, как оказался рядом с медведем... Перед собой он видел лишь темно-бурое пятно и первый выстрел сделал наобум, только для того, чтобы заставить зверя обернуться, отвлечь его внимание от Ермака. Но выстрел достиг цели, медведь резко развернулся и принялся хватать себя лапой за бок, видно, туда его достала пуля. Потом, задрав голову, дико и протяжно завопил, завыл дурным голосом. И тогда Алексей выстрелил ему прямо в раззявленную пасть. И почти не удивился, когда зверь словно захлебнулся ревом и медленно завалился на бок...
Что-то радостно и возбужденно горланили рядом с ним люди. Ермашка обнимал и хлопал его по плечу, кто-то поднес стакан водки, и, выпив его, он лишь втянул носом воздух и сел прямо на землю рядом с Егором. Тот крутил головой и все повторял, как заведенный:
– Ну, паря! Ну, паря! Ну, паря...
С урядника уже стянули сапог, разрезав его по голенищу. Сняли набухшую кровью портянку.
– Ну кажись, ничего! – Егор повертел ступней. – Зубами цапнул, а рвануть не успел, и то хорошо, скоро все затянет, как на собаке.
Его раной занимался шаман. Смазал следы от звериных зубов еще теплой медвежьей желчью, которую охотники извлекли из медвежьего брюха в первую очередь, сверху присыпал все тем же оленьим мхом и обложил широкими листьями какого-то растения и только после этого обернул ногу куском овчины и стянул ее ремнями. Потом похлопал по ней ладонью и что-то произнес, расплывшись в улыбке щербатым ртом.
– Спасибо, Таной! – улыбнулся в ответ урядник. – И вправду через неделю как молодой марал скакать буду! – и повернулся к Алексею: – Ну что, паря, пришел в себя?
Алексей осоловелым взглядом посмотрел на него, кивнул головой и тут же уронил ее на грудь.
– О-о-о, да ты совсем хорош! – оживился радостно урядник и крикнул одному из сотских: – Эй, Корней, давай-ка сведи парня на летник, пускай себе отоспится. Завтра с самого ранья выезжать!
Алексея увели к табунщикам, уложили спать на кошме. А охотники и полицейские всю ночь жгли костры и разделывали звериные туши. Разрубили их по суставам и стаскали мясо до поры до времени в ледяной ручей. Шкуры распялили между деревьев, чтобы птицы выклевали лишний жир и мездру. А потом жарили на палочках медвежью печень и сердце, пили араку, которой угостили их табунщики, и весело галдели, вспоминая охоту на страшного зверя, и вдруг грянули песню, растревожив притихшую было тайгу непонятными и непривычными ей звуками.
Алексей же спал, крепко и без сновидений, и проснулся на рассвете от недовольных криков двух ворон, слетевшихся на поживу. Описав круг в воздухе, они опустились на вершину старой ели, покричали еще для порядку, а потом дружно махнули вниз прямо на развешанные шкуры и принялись важно по ним вышагивать, выклевывая жир и что-то квохча по-своему...
Глава 31
– Ты это, Алексей Дмитрич, того... – урядник поскреб затылок, сбив фуражку на лоб, и смущенно посмотрел на Алексея, – переночуем сегодня в Иванцовке, а завтра до Хатанги твово двинем.
– Так Иванцовка же в стороне, верст восемь до нее? – поразился Алексей. – А до слободы меньше трех осталось.
– А что нам слобода? – Урядник по-прежнему смотрел в сторону, но стоял на своем. – На курган к Хатанге через Иванцовку добираться ближе...
– Ну, смотри, тебе виднее, – согласился Алексей.
Они ехали верхами из Тесинска, где навестили в больнице Таиску, надеясь, что она уже способна рассказать о страшных событиях, разыгравшихся в тайге. Но она смотрела на них безумными глазами, из которых беспрестанно сочились слезы, и все пыталась натянуть на себя одеяло, будто хотела отгородиться не только от их вопросов, но и от всего мира. В конце концов врач городской больницы вытолкал их чуть ли не взашей и велел приходить с допросами, когда его пациентка окончательно придет в себя. Но потом вздохнул и признался, что это маловероятно. Женщина испытала слишком сильное потрясение, и ее психика вряд ли выдержит подобное испытание...
После визита в больницу они встретились с уездным исправником Быковым и имели с ним беседу по поводу последних происшествий. Исправник в ход расследований не вмешивался, но обещал помочь в случае чего людьми и долго говорил о том, как события на железоделательном заводе могут отразиться на настроениях его рабочих и служащих. Правда, Алексей не понял, в лучшую или худшую сторону, но, похоже, исправник и сам этого не знал. Но все ж очень хвалил Михаила Кретова и называл его истинным гражданином России, радетелем за мир и благополучие в уезде.
Тем не менее среди высокопарных фраз и рассуждений проскользнула парочка весьма дельных предложений и советов, которые Алексей на всякий случай принял к сведению...
После встречи с исправником решили пообедать в трактире на выезде из города и обсудить попутно несколько важных вопросов.
Ермашка получил задание разузнать все, что получится, о Гуране и его семье, а также о близком окружении, образе жизни, занятиях, куда выезжает, с кем встречается, по каким вопросам...
Охотник, по обыкновению, вопросов не задавал, лишь уточнил:
– Про Тобурчинова тоже узнавать?
– И про Тобурчинова тоже, и про Хатангу, если получится...
Урядник покачал головой:
– Я, конечно, понимаю, Алексей Дмитрич, Тобурчина вы хотите хлопнуть из-за тех слитков, что он в кассу сдал? Но Анчулов его точно не сдаст, а самого Гурана тем более не взять! Я ж рассказывал вам, как у него дело поставлено. Михаил Корнеич с ним не связывается, а исправник, сам не видел, но слухи ходят, водку с Гураном пьет и охотится в его угодьях.
– Вот потому Гуран и интересен, – усмехнулся Алексей. – Никого вроде не боится, с такими важными людьми дружбу водит, только с чего ж тогда его хутор с виду на крепость Измаил смахивает? Не задумывался, Егор Лукич?
– Что вы мне рассказываете, Алексей Дмитрич, – недовольно поморщился урядник. – Что я, этот хутор не видел? Там можно месяц и два осаду пережидать! Только когда вы успели у Гурана побывать?
– Ночью, как раз накануне обыска у Тригера.