— Я по-прежнему потрясен твоей преданностью, Амелия, потому что я не сделал ничего, чтобы заслужить ее. Почему? Почему ты так хочешь помочь мне?
Амелия не могла признаться Саймону, что любит его.
— Нас связывает нечто по-настоящему важное, — тихо произнесла она.
— Да, это верно. Эта связь существовала десять лет назад, и, очевидно, время не разрушило ее, — серьезно, без улыбки согласился он.
И Амелия вдруг почувствовала себя такой же неуверенной, как была когда-то, шестнадцатилетней девчонкой.
— Не думаю, что течение времени вообще как-либо на нее повлияет.
— Я — эгоистичный ублюдок, не так ли? У меня такое ощущение, будто я воспользовался тобой. И прекрасно это понимаю. — Саймон вдруг притянул ее к себе и стиснул в объятиях.
Это была вспышка нежной привязанности, осознала Амелия, прижимаясь к нему. Но она не понимала, почему Саймон не предложил ей руку и сердце. Она явно была ему небезразлична. Он не раз говорил, что нуждается в ней. А его детям нужна была мать. К тому же Саймон был вдовцом. Так что же его удерживало?
И тут Амелия поймала себя на том, что боится: Саймон просто не хочет жениться на ней. И что было еще хуже, теперь стало очевидно, что она хотела от него большего, чем тайная любовная связь. Саймон ведь сам сказал, что ей едва ли подходит роль просто любовницы.
— Мне лучше уйти, — вдруг тихо произнес он. — Скоро — пять, и слуги начнут вставать.
— Я — единственная, кто поднимается до шести, — возразила озадаченная Амелия, внезапно ощутив укол острой боли. Но всепоглощающая любовь в ее душе осталась. Амелия знала, что эта любовь не исчезнет никогда.
Саймон поцеловал ее в щеку и встал.
— Мы можем поговорить позже. Амелия… Если ты вдруг решишь, что все же жалеешь о произошедшем, не бойся честно сказать мне об этом.
Амелия сумела выдавить из себя жалкую улыбку и, прижимая одеяло к груди, посмотрела вслед уходящему Саймону. Потом снова откинулась на подушки. Она была влюблена до беспамятства, но все равно ощущала некоторое замешательство. Амелия вдруг застыла от ужаса, предположив, что оказалась не слишком искусной любовницей. И внезапно испугалась, что Саймон снова причинит ей боль.
Но она не хотела потерять его. Разве их нынешние отношения не были лучше, чем совсем ничего?
И Амелия решительно отбросила одеяло. Она знала, что уже не сможет заснуть. А поэтому стоит начать день пораньше.
Спускаясь через полчаса вниз, Амелия не переставала спрашивать себя, когда же сможет выкинуть из головы мысли о ночи, которую они провели вместе. Понимая, что в доме еще никто не проснулся — за исключением, разумеется, Саймона, — она прошла по центральному коридору и заглянула в кабинет. Дверь оставалась открытой, и Амелия улыбнулась, вспоминая, как они бежали из этой комнаты вчера вечером, впопыхах приводя в порядок свою одежду и старательно делая вид, будто все в порядке. Они медленно, стараясь не шуметь, выскользнули из кабинета, совершив стремительный рывок к лестнице. А потом, задыхаясь от смеха, со всех ног кинулись в ее спальню.
Кабинет был пуст — Саймон, судя по всему, еще оставался наверху, — и Амелия машинально вошла внутрь, чтобы привести в порядок диван, на котором они в первый раз занимались любовью.
Чувствуя, как радость от свершившегося перекрывает ее прежние сомнения, она поправила подушки, и тут за окном что-то мелькнуло. Амелия выглянула в окно. Солнце уже встало, осветив все вокруг первыми утренними лучами. Розы распахнули свои бутоны. И вдруг Амелия заметила какого-то человека, стоявшего у окна!
От ужаса она на мгновение застыла на месте, а потом кинулась к столу Саймона и дернула ящик, в котором лежал пистолет. Схватив оружие, Амелия обернулась. Подняв пистолет, она увидела, что человек прижимается лицом к стеклу.
От потрясения у нее перехватило дыхание.
— Амелия! — одними губами проговорил он.
Это был Джек, ее давно потерянный брат!
Джек, за голову которого была назначена щедрая награда.
Амелия махнула рукой в сторону западного крыла дома и выбежала из кабинета. Она распахнула двери первой попавшейся гостиной — роскошной золотисто-красной комнаты — и тут же закрыла их за собой. Только тут Амелия осознала, что все еще сжимает в руке пистолет Саймона. Пробежав через гостиную, она открыла двери террасы. Джек торопливо вошел в комнату, широко улыбаясь сестре.
Не успела она открыть рот, чтобы как следует отчитать непутевого братца, как тот кинулся к ней. Ловко выдернув пистолет из ее руки, Джек рывком притянул Амелию в свои крепкие объятия и стал кружить по комнате — до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание.
— Пистолет заряжен, — переводя дух, предупредила Амелия, опасаясь, как бы он не выстрелил.
Джек пренебрежительно рассмеялся и отпустил ее, положив пистолет на маленький стол.
— С каких это пор ты носишь с собой оружие?
Амелия уставилась на брата. Его лицо казалось бронзовым от ветра и моря, батистовая рубашка под скромным коричневым сюртуком была распахнута на груди, золотистые волосы растрепались, а под бриджами вместо чулок и туфель красовались ботфорты. На поясе Джека висел ремень с мешочком для пороха и кобурой, в которой Амелия ясно рассмотрела большой пистолет-карабин.
— А с каких пор ты носишь с собой оружие? — воскликнула она.
— Ты что, не рада меня видеть? — ухмыльнулся Джек. И прежде чем Амелия успела ответить, удивленно вскинул рыжевато-коричневую бровь. — Хм, а ты не похожа на экономку, хотя, если подумать, и на мою благоразумную старшую сестру тоже.
Амелия почувствовала, как щеки вспыхнули румянцем. Сегодня она действительно надела восхитительное бледнорозовое шелковое платье в мелкий цветочек, едва ли подходящее для экономки. Кроме того, она заколола вверх половину волос, а остальные локоны аккуратно расчесала и оставила ниспадать на плечи. Вдобавок к этому Амелия буквально сияет от счастья. В этом, разумеется, был повинен Саймон.
Джек слыл бессовестным ловеласом, и Амелия боялась, что он догадается о произошедшем прошлой ночью.
— Я счастлива видеть тебя, и ты это знаешь, — ответила она. — Лукас рассказал мне о награде за твою голову, Джек.
Брата это, казалось, совершенно не волновало.
— Только не вздумай читать мне сейчас нотации! С чего это ты так разоделась в пять утра?
— Джулианна прислала мне одежду. Если честно, я работаю не покладая рук, заботясь о бедных детях Гренвилла. И мне надоело смотреть на себя в зеркало и видеть, что я похожа на жену торговца рыбой!
— Как поживают дети Гренвилла, Амелия? И кстати, как поживает сам Гренвилл?
Амелия насторожилась:
— Мы с Лукасом уже обсудили эту тему. Он согласился с тем, чтобы я заняла место экономки Гренвилла. Его дети потеряли мать, Джек. А еще есть крошка, Люсиль, которая даже не приходится ему дочерью. В данный момент у девочки никого нет.
— У нее есть ты.
— Да, это так.
Джек вздохнул:
— Я прибыл в город вчера вечером. Лукас рассказал мне все — включая то, что ты чересчур увлеклась работой в доме Гренвилла. Амелия, я не забыл, как он разбил тебе сердце, хотя это и было много лет назад. Я не забыл, как ты плакала в своей спальне. Не забыл, как хотел выследить его и прикончить! Я был потрясен, когда Лукас сообщил мне, что ты стала его экономкой. А теперь я просто не могу удержаться от того, чтобы не заметить: ты никогда не выглядела красивее.
Щеки Амелии запылали еще ярче.
— Это всего лишь платье!
Брат пронзил ее взглядом.
Амелия скрестила руки на груди, собираясь защищаться.
— Ты уже видел Жаклин? — спросила она, вспоминая о дочери Джулианны.
— Даже не пытайся сменить тему, Амелия. Кстати, а где Гренвилл? Я был бы не прочь переброситься с ним парой слов.
Амелия встревожилась. Джек славился своей вспыльчивостью. И он не шутил, когда только что заявил, что десять лет назад хотел прикончить Саймона. Амелия нисколько не сомневалась: в том, что касалось этой темы, Джек не стал бы вести себя столь же невозмутимо и здраво, как Лукас.
— Он, видимо, спит. Не думаю, что с моей стороны было бы разумно будить его.
Глаза брата удивленно распахнулись.
— Боже праведный, и ты еще рассматриваешь подобную возможность? Разумеется, ты не можешь заявиться к нему без приглашения — или все-таки можешь? Да что здесь вообще такое происходит?
Джек стал догадываться об их отношениях, подумала Амелия, начиная паниковать.
— Ты ошибаешься. Я даже не думала подниматься наверх и будить его. Естественно, это было бы совершенно неприлично.
— Твое платье — вот что совершенно неприлично. Точно так же, как твоя должность экономки Гренвилла.
— Я уже говорила это Лукасу, скажу теперь и тебе. Я не могу бросить его детей в такой момент. Они слишком привыкли к тому, что я управляю их домом. Я слежу за их питанием, проверяю, как движется их учеба, и рассказываю им сказки на ночь!
— В самом деле? — насмешливо фыркнул Джек. — Я собираюсь остаться здесь до тех пор, пока Гренвилл не спустится вниз. Я хочу с ним поговорить.
— Джек, ты не можешь допустить, чтобы он увидел тебя. — Амелия пришла в ужас. Она была уверена, что Джек собирался устроить Саймону допрос и решить, остаются ли их отношения в рамках приличий.
— Гренвилл меня явно не испугает, Амелия, — с безграничным высокомерием бросил брат. — Я умудряюсь удирать от двух военных флотов с тех пор, как объявили режим блокады. Думаю, я смогу ускользнуть от Гренвилла и его дружков, если ему когда-нибудь вздумается выдать меня властям!
— Ты — везунчик, Джек, но, боюсь, сам этого не понимаешь.
Он пристально посмотрел на нее:
— Не бойся за меня.
Амелия подошла к брату и коснулась его руки.
— Конечно же я боюсь за тебя. — Она понизила голос. — Сколько раз ты отправлялся к французским берегам, выгружая товары, на которые наложен запрет, когда британский флот уже маячил на горизонте? Сколько раз, Джек?
Брат смотрел на Амелию так, будто она говорила что-то забавное.
— Я не хочу, чтобы ты волновалась обо мне. У меня странное чувство, будто сейчас у тебя хватает забот и без меня.
— Боже милостивый, так я права! Ты бросаешь якорь, чтобы выгрузить товары, когда британские сторожевые корабли находятся в пределах досягаемости!
— Разве я развлекался бы так, если бы они не гнались за мной?
Амелия испытывала неодолимое желание влепить легкомысленному братцу звонкую пощечину.
— Это — не пустяковая игра, черт возьми! Если тебя когда-нибудь арестуют, то обязательно обвинят в государственной измене, Джек. Я до смерти боюсь, что ты попадешься в руки нашего флота, точно так же, как до смерти боюсь того, что Лукаса схватят на французской земле французские власти!
Джек внезапно притянул Амелию в крепкие братские объятия.
— Я тоже тебя люблю, — сказал он и, отпустив ее, добавил: — Откровенно говоря, я тоже беспокоюсь о Лукасе. Ему следует прекратить помогать эмигрантам, Амелия. Во Франции правит террор. Там теперь не осталось ни малейшего представления о жалости или справедливости. Каждого, кто хоть как-то связан с подозреваемым в государственной измене, отправляют на гильотину, и это означает, что во Франции каждый божий день бессмысленно гибнут женщины и дети. Если Лукаса схватят на французской земле, не будет даже судебного разбирательства. Его бросят на растерзание толпе или отправят на гильотину.
Амелии стало дурно, к горлу подкатила тошнота.
— Не уверена, что он все еще работает с эмигрантами во Франции.
— Работает, — откровенно бросил Джек. — До меня даже дошли слухи, что твоя подруга Надин Д’Аршан активно помогает сообществу французских эмигрантов, работая во Франции. Надеюсь, что это не так. Если она хочет помочь своим соотечественникам, то может делать это и здесь, как только они благополучно высадятся на наши берега. Лукасу следует делать то же самое.
Амелия была удивлена:
— Надин действительно очень увлечена политикой, но она никогда не намекала на то, что вообще что-то делает ради помощи беженцам из Франции. Ты, должно быть, ошибаешься.
— Надеюсь, что это так, — отозвался Джек.
Амелия какое-то мгновение молча смотрела на него. Потом решилась:
— Наверное, ты можешь помочь мне, Джек. Я беспокоюсь о Гренвилле.
Он тут же вскинулся:
— Ага, так я прав! Здесь все не так просто, как кажется на первый взгляд. Ты — едва ли его экономка, раз так беспокоишься о нем!
— Мы — друзья! — закричала Амелия. — Он — в опасности, и его детям тоже может грозить опасность — он сам признал это. Но он больше ни в чем не хочет признаваться. Я думаю, что он может быть шпионом!
Схватив Амелию за руку, Джек притянул ее ближе.
— Лукас сказал мне, что ты в чем-то его подозреваешь. — Он пронзил ее взглядом. — Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он признал грозящую ему опасность?
— Он упомянул о том, что должен позаботиться о безопасности детей. Но когда я прямо спросила его, не шпион ли он или что-то в этом роде, он уклонился от ответа, а потом сменил тему.
Странный свет замерцал в глазах Джека.
— Тебе стоит держаться от этого подальше, Амелия. Я не хочу, чтобы ты была хоть как-то втянута в эту войну, даже не напрямую.
— Я и так уже втянута — из-за тебя, из-за Лукаса, а теперь еще и из-за Саймона! — в отчаянии бросила она.
— Ах, так теперь он еще и Саймон! Я так и знал — ты вся сияешь, потому что снова влюбилась в него, — упрекнул он.
Амелия отстранилась от брата.
— Да, я люблю его, Джек. Точно так же, как люблю его детей. Он в беде. Ты можешь помочь мне выяснить почему?
Его лицо стало напряженным.
— Если бы я не знал, какая ты чопорная и благопристойная — какая ты благоразумная, — я решил бы, что у вас любовная интрижка!
Она вспыхнула:
— Не говори глупостей!
Джек не прервался и невозмутимо продолжил, будто не слышал ее:
— Но я знаю тебя, Амелия, ты никогда не стала бы любовницей. Хвала Создателю за это! Но с какой стати Лукас позволил тебе остаться здесь? Почему бы вам с мамой не остановиться у Джулианны? Если твой распрекрасный Саймон в опасности, то и вам грозит беда.
— Я не брошу его и детей! — воскликнула Амелия. — Так ты тоже думаешь, что ему что-то грозит?
И Джек очень осторожно ответил:
— Я не знаю.
Брат хмуро посмотрел на нее, и Амелия почувствовала, как мысли лихорадочно пронеслись в его голове. Ах, как жаль, что она не могла прочитать эти мысли!
— Он говорил о том, что вот-вот покинет город? — после долгого молчания спросил Джек.
Амелия покачала головой:
— Нет, он ни словом не упоминал о том, что уедет из города. Да и зачем ему уезжать? А если он все же уедет, не будет ли это означать, что он отправился во Францию, как Лукас?
— Нет, не будет. Это ничего не будет означать.
— Он редко бывает в Лондоне — вот что я слышала! — Амелия вдруг испугалась, что Саймон собрался уехать в самое ближайшее время. И все же он не сказал ей ни слова. — А Лукас назвал тебе все причины, по которым я так волнуюсь?
— Он обмолвился о каком-то странном поведении Саймона, его ночных кошмарах, непонятных хождениях туда-сюда, — ответил Джек.
Напряжение сковало Амелию. Лукас с Джеком очень долго и обстоятельно обсуждали Саймона — она нисколько не сомневалась в этом.
Лицо Джека исказилось гримасой.
— Проклятье! Я не планировал задерживаться в городе еще на один день. Но мне стало интересно, удастся ли что-нибудь выяснить о Гренвилле. Ты пробудила мое любопытство. Представить себе не могу, с какой стати он решил, что здесь, в городе, его подстерегает опасность, — независимо от того, связаны его действия с войной или нет.
— Спасибо, Джек, — с чувством ответила Амелия. И крепко сжала его в объятиях.
«Как же трудно сосредоточиться на неотложной задаче», — мрачно подумал Саймон.
Еще не пробило и десяти утра, а он уже сидел за столом в своем кабинете, якобы изучая какие-то счета. Но на самом деле он пытался решить, как же ему поступить с Марселем. Журдан только что получил еще одно послание с требованием явиться на встречу — судя по штампу, письмо было опущено в почтовый ящик у какого-то магазинчика на Пэлл-Мэлл. Теперь Саймону ничего не оставалось, кроме как снова как следует замаскироваться или отправить на встречу со связником Журдана кого-то вместо себя. Оба плана были слишком рискованными. Как следует все обдумав, Саймон остановился на втором варианте, решив послать секретные сведения Марселю через курьера, которому мог бы доверять.