Оперативники молчали, старались не смотреть на Гурова и друг на друга, словно в происшедшей трагедии была и их вина. Не сдержался подполковник Попов, спросил:
– Разве убийца и палач может быть человеком талантливым?
– Удивляешь, Юрий Васильевич. – Голос Гурова оживился, сыщик обрадовался, что можно уклониться от конкретного дела. – А ты считаешь, что Октябрьский переворот, все кровавые дела в России, затем и в мире организовали бездари?
– Импотенты и мелкие интриганы составляют большинство в Думе, – вставил Крячко. – Ты не отвлекайся, Лев Иванович.
– Ты не прав, Станислав. – Гуров наконец выпил рюмку. – Импотенты сидят на кухнях, обсуждают и критикуют. Если человек пробрался в Думу, он человек действия, другое дело…
– Извини, командир, – перебил Станислав. – Ты не догадывался, однако в решающий момент замысел разгадал.
Гуров взглянул на Григория Котова.
– Случайно. Гриша Котов спорил с Валентином и упомянул о самураях-камикадзе, я увидел Игоря Смирнова, его отрешенность и неожиданно вспомнил слова Гриши. Тут все и сложилось.
Станиславу Крячко не нравилась атмосфера за столом, словно они, розыскники, не вырвали победу, а сидят на поминках.
– У него сложилось! У меня почему-то не сложилось, и у умного Гриши Котова тоже. Вы не думайте, наш Лев Иванович далеко не скромник, он с прибабахом, гений, но не скромник. Я предлагаю выпить за российских сыщиков и за Льва Ивановича лично.
– Заговорил, заговорил. – Гуров усмехнулся, наполнил рюмки.
Выпили, не чокаясь, оживились. Попов спросил:
– А почему вы швырнули взрывчатку через забор, на стройку?
– А куда мне было ее швырнуть? – Гуров после второй рюмки тоже слегка порозовел, чуть расслабился. – Чемпион никогда не знает, почему он переместился на тот или иной удар. Так получилось.
– Чемпион, – прошептал Станислав, подмигнул товарищам, – вот в чем его истинная суть.
– Ладно, не бормочи. – Гуров махнул на друга рукой. – Я не знаю, почему перенес парня к забору, а, скажем, не в сквер. Я только позже понял, что у забора была мертвая зона, которую Фокин не просматривал. Если бы направился в сквер, Фокин увидел бы, так и хоронить было бы нечего. Когда машины ушли, я от пояса со взрывчаткой избавился, начал соображать. Думаю, с какой позиции Фокин может наблюдать за происходящим? Тогда я и вышел с Игорем в центр улицы… А Фокин находился в новостройке, увидел нас, включил дистанционное управление.
Розыскники выпили, расслабились, заговорили. Гуров слегка опьянел, но хмель быстро прошел, и он, вспоминая не впервые, пытался анализировать свои поступки и реакцию. Надо признаться, анализ не радовал сыщика, скорее разочаровывал, даже унижал. В критический момент он действовал интуитивно, подсознательно, наедине с собой он отбрасывал мысли о скромности, выставлял себе жесткую оценку. Какие-то мгновения он не испытывал страха, поступал четко, рационально. Но стоило обстановке разрядиться, у него немедленно наступала реакция – он потел, чувствовал тошноту, слабость, дважды его даже рвало. Потом он успокаивался, чувствовал себя нормально, затем наступала апатия, клонило в сон. Сейчас был именно такой период, необходимо продержаться до самолета, сказать несколько слов Попову. Гуров пересилил себя, заговорил:
– Юрий Васильевич, ты уж расстарайся, держись своей версии, что взрыв произошел в результате утечки газа и неосторожности бомжа.
– До завтрашнего дня продержусь, Лев Иванович, завтра меня спрашивать перестанут. Строители, отцы города не возьмут на себя такой грех. Привезут своих специалистов, проведут химический анализ. Сегодняшнюю науку не обмануть, разберутся, что рвануло.
Оперативники замолчали, испытующе смотрели на Гурова. Как бы он внешне ни был спокоен и безразличен, сыщик на самом деле опасался всесильного генерала Коржанова. Он ясно предупредил: если узнает, что розыскник недоговаривал, скрывал информацию, то оторвет наглецу голову. И оторвет.
Тогда, в номере генерала, Гуров дерзко ответил, мол, чья голова слетит первой, еще неизвестно. Сказать можно все, и хотя сыщик интуитивно чувствовал, что власти Коржанова приходит конец, обострять отношения крайне нежелательно.
О взрыве в городе генерал, естественно, узнает, начнет интересоваться, выяснит истину… Гуров зябко пожал плечами. Конечно, сейчас, накануне выборов, генералу не до того, но все проходит, а память у Коржанова отличная.
После долгой паузы Гуров сказал:
– Ты, Юрий Васильевич, обратись в ФСБ, у них сил побольше, чем у милиции. Террорист в полусотне метров от Президента – это не шутка. Что сделают со мной – это одно, а что сотворят с начальником местной безопасности – совсем иное. Ученые мужи могут установить истину. Главное, чтобы она не обнародовалась газетами и телевидением.
– Не знаю, – нерешительно ответил Попов. – Сегодня журналисты люди свободные.
– Никто на их свободу не покушается, но ограничить круг информации можно. Твое дело начальнику службы безопасности разъяснить ситуацию, а его проблемы – решать, как сберечь лампасы и кресло.
– У нас укрытие, мы теракт предотвратили, – вставил Станислав.
– Не хотелось бы обнародовать, дело не в нас. Россию и так трясет, не хватает только покушений и разборок, – сказал Гуров, вновь наполнив рюмки. – На посошок, и переходим на кофе.
Игорь Смирнов летел в Москву одним рейсом с оперативниками, спал в соседнем кресле с Гуровым, который тоже слегка похрапывал. Игорь открыл глаза, увидел в иллюминатор ватные хлопья облаков, не мог сообразить, где находится, понял, что сидит в салоне самолета, но не мог вспомнить, когда и как сюда попал. Рядом спал мужчина, лицо вроде знакомое, но где видел, вспомнить не мог. Неожиданно в голове раздался грохот, он пригнулся, схватил соседа за руку, хотел крикнуть «ложись», но лишь беззвучно разинул рот.
Гуров проснулся, увидел потное искаженное лицо парнишки, его руку с побелевшими от напряжения костяшками пальцев, тряхнул Игоря за плечо, спокойно спросил:
– Игорь, ты будешь сок или минералку?
– Опять бомбят, – пробормотал парень.
– Приснилось. – Гуров взял с подноса у проходившей стюардессы два стакана воды, один вложил в руку Игорю. – Меня тоже порой кошмары мучают.
– А где Семен Петрович? – спросил Игорь.
Он очень хотел узнать, что именно взорвалось, удалось покушение или нет? Как Игорь ни был выбит из колеи, пусть в памяти зияли пустоты, он чувствовал – задавать подобные вопросы незнакомому мужику не следует.
– Семен Петрович уехал в командировку, – ответил Гуров.
Так малому ребенку, у которого умерла мать, говорят, что она уехала по делам.
– Думаете, у меня совсем крыша поехала? – Игорь жадно выпил воду, откинул столик, поставил стакан. – Его арестовали или убили? А вы кто будете?
– А черт его знает, сам не разберусь, кто я такой. – Гуров внимательно посмотрел в лицо парня, пытаясь понять, в своем ли тот уме.
– Вы из милиции или КГБ?
– Голубчик, КГБ давно распустили, давай поспим, у меня голова не на месте.
– Вы меня арестовали? А зачем вы забрали мой лечебный пояс? Я контуженый, у меня спина больная.
– Ты, Игорь, задаешь столько вопросов, не знаю, на какой отвечать. Давай по одному, я отвечу, ты задаешь следующий.
Игорь пытался сосредоточиться, вспомнить события последних дней, не получалось, в сознании мелькали размазанные отрывки, так мелькают фигуры людей, которые стоят на платформе, а ты в поезде проносишься мимо.
– Где Семен Петрович?
– Я уже сказал, он уехал в командировку.
– Не верю! Вы его арестовали или убили!
– А за что его можно арестовать? Тебя арестовать, его арестовать. Ты, Игорь, совсем запутался. Давай, парень, поспим, лету еще два часа. – Гуров повернулся на бок, пытаясь устроиться поудобнее.
– Слушайте! – Игорь вцепился в плечо Гурова. – Меня контузило, но я не идиот! Правда, эти таблетки… Они помогают, потом хуже становится и память отшибает.
– Как тебя в армию призвали, помнишь? – Гуров сел прямо, закурил.
– Отлично! Чего тут не помнить?
– Вот и рассказывай, как тебя в армию призвали, где служить начал, о контузии, все по порядку.
– Долго говорить.
– А нам и лететь долго, давай, Игорек, рассказывай.
* * *
Когда самолет с оперативниками только прогревал двигатели, лайнер с Президентом и его свитой уже приземлился в Шереметьеве.
Генерал Коржанов говорил по телефону, точнее, кричал:
– Ты начальник службы безопасности или полный мудак? Через три минуты после отъезда с митинга взрывается соседний дом! И ты мне толкуешь про утечку газа? Я тебе скажу, что у тебя утекло и куда.
Некоторое время генерал слушал начальника ФСБ, затем снова заговорил:
– Я про экспертизы слушать не хочу, вы не служба безопасности, а свора жуликов и дилетантов. Менты? Обыкновенная уголовка знала, а вы и понятия не имели! Откуда мне известно? Да они в городе рыскали, якобы своих уголовников искали. Вот и считай, в один день и час в город прилетает Сам, тут же появляются сыскари угро, и моментально скапливается газ… И бомж закуривает… Ты глупее ничего придумать не можешь? Так доложили? – Коржанов опустился в кресло, выслушал абонента, тяжело вздохнул. – Ты прав, скандал сейчас ни к чему, утопи эту историю, я позже разберусь.
Генерал положил трубку, в календаре написал «Гуров» и поставил три восклицательных знака.
* * *
Загорелось табло: «Не курить. Пристегнуть ремни». Гуров погасил сигарету, пристегнулся, выждал, пока пристегнется Игорь, сказал:
– Что я могу сказать? Ничего. Только затертые слова, мол, ты молодой и жизнь впереди. Тебе, Игорь, не виновных следует искать, а здоровье души, опору найти. Друзья остались?
– Были. Семен Петрович разогнал.
– Он разогнал, а я соберу. – Гуров вынул из кармана блокнот и ручку. – Пиши имена, телефоны, что помнишь. Ты из аэропорта в госпиталь поедешь. Я завтра до твоих дружков дозвонюсь, пришлю, через денек сам наведаюсь. Не пропадем, что-нибудь придумаем.
– В госпиталь? – Игорь напрягся. – Зачем?
– А ты куда хочешь? Ты утверждаешь, у тебя крыша еще не поехала. А коли она на месте, должен понимать: тебя наркотиками кормили, необходимо вылежать, очиститься. Встанешь на ноги, будем думать.
– Да кто вы такой будете?
– Человек. Зовут Лев Иванович. Остальное скажу, когда будешь здоров.
* * *
– Слушай, Станислав, трудно с Гуровым работать? – спросил Котов.
– Трудно. Часто чувствуешь себя недоумком. И гордыня в Гурове великая, давит, но он от того и сам мучается, старается быть проще, да лишь хуже получается. – Крячко отложил журнал, задумчиво посмотрел в окно. – Я сколько его знаю, а стараюсь особо не вникать, мозги своротишь. Вот человек, спас жизнь первого лица, возможно, повлиял на предстоящие выборы, на жизнь всей России. Как ты, Гриша, полагаешь, о чем он сейчас думает, как себя чувствует? Он, Лев Иванович Гуров, лучший сыщик России и совершил подвиг? Ни хрена. Что он лучший сыщик, убежден давно, и ему это неинтересно. Президента Гуров не любит и о нем вообще не думает. Как я понимаю, он о прошедшем вообще не рассуждает, прошло и забыто. Гуров сейчас прикидывает, как вывернуться из-под Коржанова, а в самой глубине перебирает четки, раскладывает пасьянс, в центре которого Георгий Иванович Тулин.
– Кто такой? – поинтересовался Нестеренко.
– Профессионал, который чудом не грохнул Гурова в Троицком.
– Так он же в камере, он убийца, и чего о нем думать? – удивился Котов.
– Для нас с тобой, Гриша, Тулин лишь человек, пытавшийся совершить убийство. Человек, связанный с коррумпированным чиновником или большим генералом. Потому мы с тобой лишь оперы, хорошие, умные, ловкие, но лишь оперативники. А он – Лев Иванович Гуров, который на любом ковре чувствует себя как дома. И я чую, что Лева на Тулина прицелился. У того статья пустяковая – хранение оружия. Тулин – «афганец», орденоносец, его вывести из уголовного дела просто. А он умен, силен, со связями в верхах, такой помощник на вес золота.
– Так это можно и тигра поставить хату охранять, – усмехнулся Нестеренко. – Только неизвестно, кого он раньше сожрет.
– Тебе, Валентин, Грише и мне, грешному, неизвестно, потому мы и держим на привязи собак. А Гурову известно, и тигру, которого приручат, тоже ясно, кого можно трогать, кого нельзя. Ты полагаешь, Лев Иванович до всего своим умом доходит? Случается, как сейчас произошло. Но главная его сила в агентуре, не такой, что, прикусив язык, с испугу донесение пишет. А в кумовьях, приятелях, соседях, свояках, в огромном количестве людей, считающих за честь Гурову помочь. И он денно и нощно озабочен, чтобы армия эта пополнялась. И чует мое сердце, что Георгий Тулин сегодня для Гурова первейший новобранец.
– Человек, который его чудом не убил, – вставил Котов.
– Потому, с точки зрения Гурова, и наиболее ценный. Когда человек цельный и долгом повязанный, считай, в кандалах. Я таких у Льва Ивановича знаю. Он порой к человеку год или два не обращается, в критический момент, когда мы с тобой ушами хлопаем, Гуров только телефонную трубку снимет, скажет человеку, мол, просьба к нему, и человек все бросит, но просьбу выполнит.
Станислав болтал, не придавая своим словам значения, развлекал слушателей, хвастался своим необыкновенным другом и начальником. Неожиданно Крячко подумал, а вдруг Лева, с него станется, действительно решит завязать отношения с Тулиным? Безумно, конечно, но если такая мысль появилась у него, Станислава, то она давно поселилась в голове шефа. А тогда чего трепаться, позор, да и только. Он решил разговор круто свернуть, надо, чтобы в головах оперативников засели последние слова начальника.
– Все это ля-ля, лапша вам на уши, – рассмеялся Станислав. – На самом деле в данный момент, сто против рубля, Гуров решает, куда поместить Игоря Смирнова и что с парнем делать в дальнейшем.
Самолет тряхнуло, он коснулся посадочной полосы.
* * *
Дверь квартиры открыла Мария, одетая по-домашнему, но парадно, на высоком каблуке. Сыщик мог поклясться, что Маша надела туфли, лишь услышав звонок.
– Здравствуй, дорогая. – Он поцеловал женщину в щеку.
– Здравствуй. – Она посторонилась, освобождая проход. – Раз уж явился, заходи!
Гуров ощутил знакомый запах духов и дома, почувствовал, как из него выходит воздух. Так бегун на длинную дистанцию «кончается», пересекая линию финиша. Сыщик закрыл и запер дверь, обнял Марию, слегка покачнулся.
– Потрясающе! – Мария отобрала у него сумку, швырнула в угол. – Ты с аэродрома поехал не к любимому генералу, а к опостылевшей женщине. – Она обняла его за талию, прошла с ним к дивану, опустила, словно груз.
– Я собирался, генерал не велел. – Гуров взял со столика стакан виски со льдом и дольку апельсина. – За тебя, Маша! – И выпил.
Мария переставила вазу с цветами, сделала еще несколько необязательных вещей, держалась к Гурову спиной, собиралась с силами, приводила лицо в порядок.
– Хотела тебя бросить, – произнесла она безразлично, – а потом передумала. Где я еще найду поклонника, который гоняет меня с квартиры на квартиру, исчезает и появляется, как неведомая тень в фильме Хичкока?
– Я его не понимаю. – Гуров снял пиджак, бросил на диван «вальтер». – А мысли сбежать от меня у тебя в этот раз не было.
– До кухни дойдешь или ужин сюда принести?
Гуров поднялся, расправил плечи, сказал недовольно:
– Откуда ты все знаешь, даже неинтересно.
– Я женщина, ничего не знаю, но все чувствую. – Мария взяла Гурова под руку, провела на кухню, подвинула стул. Сыщик изображал на лице страшное недовольство, на самом деле блаженствовал.
– Я взяла на завтра выходной, меня в спектакле подменят, – продолжала Мария. – Ты с утра полетишь к Петру, потом, надеюсь, вернешься. Сыщик, давай устроим праздник, проведем день вдвоем и отключим телефон!
– Мне необходимо встретиться с Горстковым, дорогая. Не забывай, Юрий Карлович мне платит деньги немалые.