Издалека раздается зов Кости. Они наконец-то заметили, что нас нет рядом, поэтому мы направляемся в их сторону.
— Обижаешь, Даш! Да я же киноман, — возмущается он в трубку. — Меня назвали Максом, потому что первое, что я увидел по телевизору — фильм «Безумный Макс»! Прям карма.
— Ага, ты рассказывал. Это тебе еще крупно повезло!
— Но я как-то мультики больше люблю, — в голосе даже проскальзывает умилительное оправдание.
— Хентай? — искренне интересуюсь я.
Он смеется. Да-да, именно так, едва слышно. Смотрит вперед, как и я. Растворяется в привычном, как и я. Идем медленно, растягивая этот момент.
— А шрам у тебя над бровью немного видно, — вдруг говорит он, не отводя взгляда от сестры.
— Мог бы сделать вид, что не заметил! — возмущаюсь.
— Мог бы. Ты всегда так делаешь, если не хочешь чего-то замечать.
— Очень мудрое поведение!
Мира кричит:
— На вас сладкую вату брать? — и указывает пальцем куда-то в сторону.
— Тут сестра моя спрашивает, на нас сладку…
— Да я слышала ее! — уже смеюсь в полный голос.
* * *
Конечно, перед сном я перекручивала в голове все свои эмоции. Оказывается, что гораздо проще было, когда мне нравился Макс… в одностороннем порядке. Не знаю, какие чувства он испытывает ко мне, но что-то явно есть. Представить себе не могу, о каких правилах он говорил, я лично выхода не видела. И еще выяснилось, что сопротивляться себе — намного легче, чем сопротивляться ему. А Макс врубил эгоиста. Неужели это обязательная обратная сторона эмоциональности? Раньше он о себе никогда не думал, только о Мире. А теперь, взращивая в себе человечность, он заодно начинал ориентироваться и на собственные интересы. Прямо как ребенок — дай игрушку, любыми способами, и я буду просить, пока не дашь. А после — хоть потоп. И он, как тот самый ребенок, не отдает себе отчета, какой жертвы от меня требует. Любить его — это та еще засада. А держать за руку, просто держать за руку — это, кажется, уже невозможно.
Во время нашей прогулки он как-то все время держался рядом. Я не анализировала это тогда, только сейчас осознала. Как и то, что мы с ним играем в разные игры. Меня к нему тянет на каком-то метафизическом уровне, а он, благодаря долгим годам тренировки, выработал в себе навык — жертва должна привыкнуть, прочувствовать, чтобы потом брать теплой. Как паук, который впрыскивает в муху яд. Муха еще не знает, что она мертва, но это знает паук. Самое страшное — делает это Макс бессознательно. Вот и остается вопрос: до каких границ дойдет его эгоизм и когда я сама его остановлю? Остановлю ли? Ведь самое простое — плыть по течению. Получится недолго, но с пузырьками.
Заметила, что постоянно смотрю на телефон. Привычка, выработанная за месяц его звонков. Но сегодня он не позвонил. Эгоист, врубивший режим охоты, или близкий человек, тоже ищущий взаимовыгодный выход?
* * *
Потрясение. Ошеломленность. Встряска. Я и не думала, что способна впасть в такой шок. Я и не думала, что настолько плохо разбираюсь в людях. Вот вроде бы знаешь человека, каждая мысль его на поверхности, а потом…
Мы с Мирой ждали парней после тренировки. На улице было совсем тепло, поэтому мы вышли из здания, чтобы наслаждаться зарождающейся весной. Макс сегодня ни к каким манипуляциям с моим сознанием не прибегал, наверное, давал возможность свыкнуться с тем, что уже успел на меня вылить. Поэтому настроение было чудесным, спешить некуда, потому что пятница, а Мира придумывала планы на остаток дня. Она все зазывала нас в ночной клуб, но я, единственная, была еще несовершеннолетней, и с этим могли возникнуть проблемы.
А вот и они. И уже по громко хлопнувшей двери стало ясно, что что-то не так. Белов подлетел к нам, тяжело дыша, будто был болен.
— Это правда? — как-то сдавленно выпалил он, обращаясь к Мире.
— Что? — она пребывала в таком же замешательстве, что и я.
— Про Васильева — правда?
— А, — теперь она поняла, видимо, о чем речь, но не спешила пояснять.
— Бля-я-ядь!
В последний раз такое выражение лица у Белова я видела, когда врезала ему пощечину. Перекошенное, взгляд немного рассеянный, словно он теряется в собственных мыслях. Подошедший Макс подставил руку к его груди, не давая возможности кинуться на Миру, и только после этого объяснил:
— Этот… как его… в раздевалке хвастался, что с самой Мирой целовался.
Ну и бредятина! Я чуть не рассмеялась, но подруга меня опередила неожиданным:
— И что с того? Целовалась я с ним. Разок. Пусть мальчик козырнет этим, поднимет себе самооценку.
Я потеряла дар речи, а уж про Белова и говорить нечего. Он нервно дышал, пытаясь произнести как можно отчетливее:
— Почему?
Мира будто и в самом деле не понимала его реакции. Ответила довольно спокойно:
— Давай только без этого, Костя. Только поцеловалась. Один раз. Вы разве не видели, как он на меня смотрит? Да он влюблен в меня чуть ли не с первого дня! И твои сцены ревности ни к чему — ты знал, что мы с тобой не встречаемся.
— Не встречаемся?! — он крикнул хрипло. — Мы живем с тобой, а не встречаемся, дура! Мы спим с тобой в одной постели больше трех месяцев! Ты в своем уме?!
Макс усилил нажим на его грудь, но, похоже, как и я, не знал, что сказать. Миру реакция Белова, наконец, взволновала:
— Ладно, успокойся. Я боялась, что ты начнешь принимать это близко к сердцу. Я пока даже не переспала ни с кем, а ты уже истерики закатываешь.
— Бля-я-ядь, — как-то обреченно, ни к кому не обращаясь. Взгляд Кости стал уж совсем блуждающим, он оглядел пустоту вокруг, развернулся и пошел от нас.
— Я пойду поговорю с ним, — сказал Макс. Через пару шагов остановился и кинул Мире ключи от машины, которые та легко поймала. — Езжайте домой.
Собеседник и поддержка из него так себе, но кто-то пойти за Беловым должен был. Возможно, что лучше было это сделать мне, но я и сама не понимала, что происходит. Поэтому сначала нужно поговорить с Мирой.
— Объясни мне теперь все, — почти требовательным тоном обратилась я к подруге. — Что происходит?
Теперь она была раздражена:
— А что такого происходит, Даш? Васильев поцеловал меня, а я ответила. И ты сейчас орать начнешь? Осуждаешь?
Я опешила:
— Нет, — подумала немного, пытаясь подобрать слова. — Не осуждаю. Просто хочу понять. Я думала, у вас с Беловым все серьезно.
— А я думала, что меня хоть кто-то слушает! Я многократно говорила…
Она и правда говорила каждый раз, когда об этом заходила речь. Не любовь, не отношения, не пара. Но поступки-то свидетельствовали об обратном, поэтому никто всерьез ее слова не воспринимал. Мое сознание трещало по швам. Она ведь отлепиться от него не могла! Перевлюбилась или на самом деле никогда не была влюблена? Да было бы на кого менять! Васильев — урод по сравнению с Беловым, гораздо тупее, вот только характер такой же мерзкий. Да не может Васильев нравиться больше, чем Белов! Это же смешно! Они — будто разные этапы эволюции.
— Мира, — я старалась говорить спокойно, чтобы разобраться, а не разругаться. — Но Костя… он влюблен в тебя, разве ты не знала?
— Знала, — просто ответила она. — И что с того? К чему это меня должно обязывать? Если с этой стороны смотреть, то и Васильев в меня влюблен. И еще человек двадцать. Разве это не их проблемы?
Я схватилась за голову. Что, что, черт возьми, она говорит?
— Подожди… послушай, но ведь ты спишь с ним! Разве он тебе не нравится?
— Нравится. И с Васильевым, или кем-то еще я спать пока не намеревалась. Секс — только с близким человеком. Костя для меня пока такой единственный. В чем проблема-то? Он что, против? Или он навечно должен быть единственным? С чего вдруг?
Мое ошарашенное молчание она приняла за конец разговора и направилась к машине. Чуть позже я смогла задать ей еще несколько вопросов, и картина вырисовывалась просто ненормальная: она на самом деле никогда не считала, что что-то должна Белову, она всегда ему об этом честно говорила. И он ей нравится. Самое парадоксальное, что она пребывала в уверенности, что он сейчас перекипятится и все осознает. И после этого они смогут жить долго и счастливо, каждый сам по себе. И еще пришла мысль, что у Танаевых общая не только фамилия. Они похожи в отношениях, точнее, в их отсутствии. Только у Макса все это сразу было в обостренной форме, поэтому он понимает себя лучше, а Мира даже не отдает себе отчета в том, что поступает точно так же, как брат. Или даже более жестоко, ведь она погрузила Белова в полную уверенность в их близости, Макс до такого не опускается.
При этом я действительно ее не осуждала. Она изначально пыталась вести себя честно, она сама не видела, что у нее серьезная проблема: это не она решает, кто ее получит, а наоборот — получит тот, кто больше всего захочет. Она зависима от внимания, любви, страсти других людей, черпает из этого энергию. Ведь именно так изначально все и выглядело, как описывал Костя! И скорее всего, началось это задолго до Белова. Если бы на его месте был другой парень, то мы, скорее всего, просто махнули бы рукой — взрослые люди, сами за себя пусть решают. Мы, в конце концов, не в Средневековье живем, чтобы забрасывать женщину камнями за некоторую фривольность. Ситуация встала так остро именно потому, что это был Белов.
На него было страшно смотреть. Он пришел через пару часов в сопровождении Макса — бледный, спокойный, но душераздирающе потерянный. Молча начал собирать свои вещи. И только это натолкнуло Миру на мысль, что ситуация серьезней, чем она предполагала:
— Ты куда?
— Домой. Приползу к отцу, как побитая собака. Наконец-то работу свою брошу, — ответил без каких-либо эмоций. Не удивлюсь, если его Макс седативами накачал. Или собственной кровью напоил.
Мира встревожилась и подскочила к нему:
— Костя! Костя, перестань, пожалуйста! Не уходи! В конце концов, мы же все равно остаемся друзьями!
Он посмотрел на нее, как на сумасшедшую, но промолчал. Да уж, ситуация отвратительная. Я понимала, почему он даже мысли не допускает, чтобы остаться. Сейчас он ее видеть попросту не сможет. Хотя бы какое-то время, отдышаться, переосмыслить, понять. И даже после этого не уверена, что они смогут остаться друзьями.
— Белов, поехали ко мне, — я тоже встала и начала натягивать куртку. — У нас комната свободная. Я с родителями договорюсь. Поживешь несколько дней, а там посмотрим.
Он молча вышел из квартиры. Мы с Максом последовали за ним. Я все же махнула рукой Мире на прощание, хоть немного и злилась, что она создала такую непростую ситуацию.
Уже в машине Белов сказал:
— Нет, Макс, домой меня вези. Спасибо, Николаева, но я пока морально не готов жить с тобой под одной крышей.
Если может шутить, значит, оклемается. Белов — сильная личность, справится. Даже уже сейчас он выглядит куда лучше, чем три часа назад.
Мы высадили его возле дома, а потом поехали к моему. Говорить не хотелось, но, наверное, было нужно.
— Ты поговори с сестрой. Возможно, она сама не понимала, насколько привязана к нему.
— Все она понимала. Тут другое… — он замолчал, не находя слов. Я тоже не знала, что еще сказать.
Когда машина остановилась, Макс вышел вслед за мной.
— Даш, подожди, — я повернулась к нему. — Ты ведь не думаешь сейчас, что у нас с тобой было бы так же?
На самом деле, думала. Так же или хуже. Если бы я решилась, как Белов.
— Я сейчас вообще ни о чем не думаю, — соврала я. Но Макс чутко улавливает подвох:
— Нет. Мира запуталась. А я нет. Мира не Косте врала, а сама себе. Я себе не вру.
Вырвалась усмешка.
— И что это меняет? — прозвучало желчно.
Он почесал указательным пальцем висок, выдавая свою растерянность.
— Даш, не делай выводы. Пока не делай. Я понимаю, что ты мне нужна больше, чем я тебе. Ты способна меня вытащить из безумия, а у тебя таких, как я, могут быть миллионы.
Вот тут он зверски просчитался. Я пока никого не вижу, кто мог бы хотя бы сравниться. Но вслух ничего не сказала. А он вдруг шагнул навстречу и обхватил ладонями мою шею, приподнимая подбородок вверх, чтобы я не смогла отвести глаза.
— Я знаю, что сегодняшняя ситуация тебя сильно испугала. Это плохо для меня.
Ага. Паук, который уже думал, что муха мертва, вдруг заметил, как та трепыхается. Надо добавить яда, чтобы не ускользнула.
— Отпусти, Макс.
Он покачал головой, отказываясь выполнить просьбу. Наклонился еще сильнее и прижался к губам, тут же их раздвигая. Я попыталась оттолкнуть его, но мне это, естественно, не удалось. А через пару секунд я и пытаться перестала. Потому что это был он — человек, который и должен меня целовать так, как ему захочется, прижимать к себе, вызывать недовольный стон, когда отстраняется. Каким нежным он может быть… от такой ласки добровольно не отказываются. Я, по крайней мере, в себе таких сил не обнаружила, поэтому отвечала, погружаясь в ощущения. Долго-долго, пока все внешние переживания не канули в небытие, а нарастали только внутренние.
Паук выпустил свой яд, дело сделано. А я еще смела обвинять Миру в неадекватности.
========== Глава 18. Мухи против пауков ==========
Теперь о себе я могла сказать с полной уверенностью только три вещи: я влюбилась; я влюбилась в совершенно не того человека; мне нужно срочно уехать в какую-нибудь другую страну. В Северную Ирландию или Китай — вот тут уже полной уверенности не было. Макс. Макс — принц из сказки, убивающий драконов, прекрасный, как Нарцисс. Макс — циничный манипулятор, оставляющий за собой пепелище, не способный на любовь, как Нарцисс. О, от Нарцисса в нем нет только самолюбования, но и без того все слишком, слишком плохо.