– Мы выясняем обстоятельства смерти господина Хованина, – строгим официальным тоном произнес Смирнов. – Он был застрахован.
– Идемте в комнату.
Они прошли в просторную полупустую комнату. Из окна без занавесок лился белесый осенний свет.
Туркин в растерянности потер затылок, опустился на покрытый верблюжьим одеялом диван. Сыщик скромно присел рядом.
– Что скажете, Николай Сергеевич?
– Олежка... у-умер? – в полнейшем замешательстве пробормотал хозяин квартиры. – С чего это вдруг?
– Мы бы тоже хотели это знать. Видите ли, от условий, при которых наступила смерть, зависит выплата денег.
Туркин кивнул, хотя не мог взять в толк, почему из страховой компании пришли именно к нему.
– Когда вы видели Хованина последний раз? – спросил Всеслав.
– Ну... примерно год назад, наверное. Мы после выпуска редко встречались, редко перезванивались. По необходимости! В школе нас связывал интерес к приключениям – лазали вместе по подвалам, по пещерам разным за городом. Потом он поступил в институт, а я в армию пошел, женился, работать надо было, семью содержать. Вот и угасла наша дружба. А... как он умер, от чего?
– Это потом. Вы сказали, что встречались по необходимости, – заметил сыщик. – По какой же, позвольте узнать?
– Олежка бредил подземельями, он даже профессию себе выбрал такую, чтобы она была связана с подземным миром. Я же просто развлекался в детстве и юности; после армии подземные путешествия перестали меня интересовать. Три года пахал на стройке, хотел в техникум поступить, передумал, уехал в Мурманск, плавал, потом вернулся в Москву, устроился работать на оборонное предприятие – грузчиком на склад. Как-то встретились с Олегом случайно, в метро, обменялись телефонами. Я ведь после женитьбы в Чертаново переехал, он моего нового адреса не знал. Договорились звонить друг другу. Олег звал в диггеры, в клуб ихний приглашал.
– А вы?
– Я? – удивился Туркин. – Бродить по вонючим тоннелям, по колени в грязной воде, да еще задаром? Спасибо! Так я ему и сказал. Потом он через меня договаривался на нашем складе насчет костюмов для химической защиты. Предприятие уже на ладан дышало, по уши в долгах, деньги платить перестали, я и уволился. Стал перебиваться случайными заработками, в семье скандалы начались. Жена забрала дочку и ушла.
– Значит, когда Олегу были нужны спецкостюмы, он обращался к вам?
– Один раз, года два тому назад, перед моим увольнением. Ну, точно! Эти костюмы диггеры надевают, когда спускаются под землю – там ведь испарения ядовитые могут быть, зараза всякая, – для безопасности. В общем, Олег взял тогда два костюма – маленький и большой.
– Как это – взял? – переспросил Смирнов. – Напрокат, что ли?
– Не-е-ет, за деньги. Я еще удивился: откуда у него столько? Наши костюмы стоили прилично, завскладом немного сбросил, по моей просьбе, но все равно, получилось недешево. Причем Олежка приобретал костюмы явно не для себя. Во-первых, у него костюм уже был; во-вторых, они оба ему не подходили по размеру. Ну, вот, сложили мы эти костюмы, я помог, вынес их за проходную. Там Олега ждали его друзья-диггеры.
– Вы не помните, кто? Как они выглядели?
Туркин зажмурился, откинулся на замусоленную спинку дивана.
– Столько времени прошло, черт их знает. Баба, кажется, была, молодая, и парень... высокий, в кепке с козырьком. Лица я не видел. У Олежки есть, – он запнулся, поправился, – был... брат двоюродный. Может, то он приходил с бабой какой-то? Вернее, с девчонкой. Стал бы Хованин для чужих стараться, костюмы доставать? Вообще-то я не в курсе этих его подземных дел! Вам лучше диггеров расспросить, из клуба.
«Девушка, которая приходила с Олегом, наверное, Уварова, – подумал сыщик. – А парень кто? Неужто Проскуров? Вот это будет номер!»
– Спасибо, – кивнул мнимый представитель страховой компании. – Непременно воспользуюсь вашим советом. А год назад вы с Олегом по какому поводу встречались?
– Я же с оборонки ушел, работаю где придется, – вздохнул Туркин. – Я ему сам звонил, просил на стройку помочь пристроиться, он ведь инженер по подземным коммуникациям, вдруг где-нибудь люди нужны? Жаль, у меня квалификации нет, могу только разнорабочим быть. Олежка не отказался помочь, приехал, поговорили.
– Где вы встречались? – уточнил Всеслав.
– В кафешке, недалеко от фирмы, где он работал, – обычная забегаловка. Честно говоря, я Олега не сразу узнал. Внешне он был вроде тот же парень, но... ей-богу, не знаю, как объяснить, а только будто бы я с другим человеком беседую.
– Что значит – с «другим человеком»?
– Ну... взгляд у него стал тяжелый, аж мурашки по спине бегают, и разговор у нас странным получился. Я его прошу с работой подсобить, а он плечами пожал и говорит: «Зачем, мол, тебе постоянная работа? Она к месту привяжет. Я тоже подумываю уйти на вольные хлеба». И еще, он все время смотрел в сторону, словно там стоял кто-то и слушал нас. Разве не странно? Ведь обещал же помочь, а сам... Что за дела?!
– Раньше у Хованина не было привычки смотреть по сторонам?
– Я знал, что вы не поймете, – вздохнул Туркин. – Одно дело, когда человек просто смотрит, а тут... он словно видит что-то! А вы не видите. Неприятно... – Он поежился. – Я потом звонил Олегу, опять справлялся о работе. Что, вы думаете, он сказал? Удивился. Первый раз слышу, заявляет, о твоей проблеме! Каково?! Он, дескать, все забыл – начисто! Обидно мне стало, не бог весть какая просьба, а он прикидывается, открещивается от школьного товарища. Сказал бы сразу, по-приятельски: нет у меня возможности, Колян, заниматься твоим трудоустройством, извини! Я бы на него не сердился. А то... Ой! О мертвых плохо не говорят, – спохватился Туркин. – И обижаться на них нельзя.
Он суеверно постучал себя по губам.
– Хованин разбился на мотоцикле, – сказал Смирнов, наблюдая за реакцией собеседника. – Насмерть.
На лице Туркина не отразилось ничего, кроме горечи и недоумения.
– Эх, Олежка, Олежка! Бедовая головушка! Разбился, выходит... А я уж решил, под землей что-то случилось – завалило или затопило. Оно вон как обернулось! Да-а... дела. Выпить не хотите? – предложил он сыщику. – Помянем моего школьного дружка.
– Я на работе, – вежливо отказался тот, вытащил для проформы фотографию Наны, протянул Туркину: – Видели когда-нибудь эту женщину?
Тот молча взял снимок, долго смотрел.
– Если не ошибаюсь, она тогда стояла у проходной, с тем парнем в кепке. Она! Волосы черные, заплетенные в косы, так редко какая девчонка сейчас причесывается. Лица не помню, только косы. Кажись, она!
Глава 16
Москва – Рябинки. Полгода тому назад
Вечером того же дня, после встречи со свекром, Феодора вызвала такси до Рябинок.
Стемнело рано. Ветер с дождем бил в лобовое стекло, расплывчатые огни пробегали мимо. Водитель попался молчаливый, угрюмый, крутил баранку да следил за дорогой. Свет фар вырывал из тьмы узкий конус пространства, заполненный летящими каплями.
Феодора боролась с дремотой. Что она застанет, вернувшись внезапно и без предупреждения в поместье? Время пролетело незаметно, и вот уже показались высокий забор, ворота корнеевской усадьбы.
– Здесь? – полуобернувшись, спросил таксист.
Она расплатилась, вышла из теплого салона в ночную сырость. После ее звонка на пульт охранник открыл калитку. Он не скрывал удивления:
– А Илья сказал, вас раньше послезавтра не ждать.
– Соскучилась, – торопливо бросила Феодора. – Не вытерпела. Владимир Петрович дома?
– Да, – кивнул охранник, провожая ее к крыльцу. – Ох и льет! – сокрушался он. – Думал, ветер тучи разгонит. Не тут-то было!
Он ворчал, держа над хозяйкой зонт, а она подняла голову, взгляд ее упал невольно на окна второго этажа. В комнате, которая всегда была заперта, кто-то был – между плотными шторами просачивался тусклый свет. Или показалось? Дождь усилился, коттедж на фоне черного неба, окруженный слабым серебристым сиянием, был похож на скорчившегося от холода монстра, нижняя часть которого застряла в земле, а верхняя, увенчанная остроконечной шапкой, тонула во тьме. Непогода завывала и причитала над этим зловещим уродцем, распустив свои водяные космы.
Входная дверь оказалась закрытой, пришлось ждать, пока Матильда подойдет, впустит хозяйку.
– Я могу идти? – спросил охранник.
Феодора жестом отпустила его. Над крыльцом висел фонарь, раскачивался от ветра, в желтом его сиянии сверкали дождевые струи.
Матильда отворила, попятилась.
– Не ждали? – усмехнулась Феодора. – Владимир Петрович у себя?
Домработница помотала головой – не понимаю, мол.
– Все ты понимаешь! – прошла мимо нее в просторный холл хозяйка. – А зачем притворяешься, пока не знаю. Но я разберусь!
Она сбросила мокрое пальто, поднялась по лестнице на второй этаж. Матильда семенила следом. Феодора резко остановилась, повернулась.
– Чего тебе? – спросила недовольно. – Иди занимайся своими делами.
Домработница потопталась, теребя руками накрахмаленный фартук, и двинулась прочь.
– Так-то лучше, – пробормотала Феодора. – А то взяла моду самовольничать! Шагу нельзя ступить без ее надзора.
Матильда спустилась вниз и стояла, подняв голову вверх. Куда пойдет хозяйка?
– Ах ты, бестия! – возмущенно прошипела та. – Тайный агент, а не прислуга.
Жена Корнеева отошла от перил и прислонилась к стене, став недосягаемой для взгляда Матильды. Постояла, успокаивая дыхание. В доме царили настороженная тишина, полумрак. Владимир затаился в своем кабинете, не вышел встречать супругу. Или успел уснуть?
Феодора на цыпочках подошла по коридору к двери в комнату, откуда проникал на улицу свет, осторожно повернула ручку. Черта с два! Заперто. Она приникла ухом к щели, прислушалась. Казалось, за дверью кто-то дышит...
«У меня разыгралось воображение, – подумала Феодора, стараясь уловить движение в пустой комнате. – И нервы! Кто там может быть? Разве что мыши снуют под полом».
Никакого света не пробивалось – ни снизу, под дверью, ни сквозь щели.
Феодора разозлилась на себя, сбежала вниз, к Матильде. Та поспешно принялась накрывать на стол.
– Ужинать не буду, – выразительно двигая губами, заявила хозяйка. – Приму душ – и спать.
Ванная была оформлена в духе римской бани: плитка под мрамор, колонны, орнамент. Феодора даже под горячими струями не скоро смогла унять дрожь. Облачилась в длинный махровый халат, пошла в спальню. Легла лицом к двери. Сон не шел.
Она поймала себя на том, что хочет запереться изнутри. Глухую тишину нарушало монотонное тиканье часов – убаюкивало. Феодора уснула незаметно, ей казалось, она начеку: все слышит и видит. Во сне она бродила по дому, в темноте натыкаясь на запертые двери, и не могла найти выход...
Проснулась, словно ее разбудил кто-то невидимый, села на кровати – от страха сердце прыгало в груди. В доме происходило тайное движение: скрипы, шорохи, иные звуки непонятного происхождения. Босая, Феодора подкралась к окну, отодвинула штору... дождливую ночь освещал свет фар автомобиля, выезжающего со двора. Ворота открылись и закрылись. Все стихло, успокоилось.
Несмотря на духоту, жену Корнеева сотрясал озноб. Повинуясь безотчетному порыву, она придвинула кресло к двери и только потом легла, укрылась одеялом с головой.
Утром она запуталась – где была явь, где сон, поди отличи! То ли от нервного напряжения последних недель, то ли от пережитого ночного страха Феодора заболела. Слабость, сильный жар; вставать с постели не хотелось.
Матильда не знала, как ей угодить. Владимир проявил нежную заботу, послал Илью в райцентр за фруктами и лекарствами, сам принес жене горячий чай и молоко.
– Илья куда-то ездил ночью? – как бы между прочим, спросила она.
– Ночью все спали, милая, – слишком спокойно ответил муж. – Тебе что-то приснилось.
– А свет в окне второго этажа? В комнате, которая всегда заперта?
– Какой свет? – удивился Владимир. – У тебя жар! Высокая температура. Кстати, почему ты вернулась? Говорила, побудешь с родителями.
– Захотелось домой. – Феодора опустила глаза. – А ты даже не вышел встретить!
– Я рано уснул. В дождливую погоду у меня болит голова.
Проваливаясь в беспамятство, Феодора видела над собой то склонившегося минойского вельможу, то минойскую жрицу с лабрисом в унизанных золотыми браслетами руках. Жрица медленно заносила над ее головой ритуальный топор с двусторонним лезвием. Феодора в ужасе пыталась закричать, но из одеревеневших губ вылетали лишь слабые стоны.
Приходя в себя, она спрашивала Владимира, кто здесь был.
– Где? – в изумлении оглядывался он. – В твоей спальне? Ты бредила, дорогая. Тебе показалось.
Феодора собиралась поговорить с Ильей, расспросить его о ночной поездке. Но слабость и недомогание помешали ей сделать это в тот же день, а потом страх притупился, потерял остроту, показался проявлением болезненного состояния. Пожалуй, водитель только посмеется над ее глупыми вопросами. И вообще излишняя подозрительность присуща людям с расшатанными нервами. Феодора считала себя уравновешенной, рациональной и трезвой. Негоже и развеивать сложившееся у окружающих впечатление.
* * *
Москва. Октябрь
Удача в Чертанове вдохновила сыщика. Телефон Туркина не отвечал потому, что хозяин квартиры был в отъезде, только и всего. Объяснение таинственных фактов часто оказывается весьма простым. Но Ева! Ева-то как в воду глядела – знал-таки Олег Хованин Нану! Выходит, мотив ревности рано сбрасывать со счетов.
Бледное, слабенькое сомнение: а не ошибся ли Туркин, ведь около двух лет прошло? – возникло и затерялось среди ярких, весомых возражений. Черные косы и незабываемая внешность Наны Метревели – тогда еще Метревели, а не Проскуровой – давали основания верить школьному другу Олега.
Даже гнетущая мысль об Эдике, которого теперь придется подозревать по-настоящему, не испортила Смирнову настроения. Азарт охотника, идущего по следу, достаточно силен, чтобы удалось отбросить остальные эмоции.
Окрыленный, он решил еще раз позвонить по номеру, который принадлежал господину Корнееву. Чем черт не шутит? Вдруг и бизнесмен откликнется? Может, он осуществлял деловую поездку или отдыхал на островах? Если уж судьба начала улыбаться, как говорила Ева, она не ограничится одним движением губ. Лови момент, пока ты в струе!
Всеслав набрал цифры, длинные гудки почти лишили его надежды. Он выругался и повторил набор. О, чудо! Гудки прервались, низкий женский голос вопросительно произнес:
– Алло? Кто говорит?
– Господин... Смирнов, – не успел придумать ничего другого сыщик. – Попросите к телефону Петра Даниловича.
– Хозяина нету, – не слишком любезно ответила женщина. – У нас несчастье случилось, Александра Гавриловна померли.
– Простите? С кем я имею честь...
– Глашей меня зовут, – перебила женщина, по всей видимости, домработница Корнеевых.
– Глаша, – вкрадчиво обратился к ней Всеслав, на ходу сочиняя легенду, – я по поводу заказанного господином Корнеевым памятника. Мне нужно кое-что уточнить, я звоню, звоню, а к телефону никто не подходит. К сожалению, это единственной номер, который мне дали для связи.
– Человек жену потерял! – всхлипнула Глаша, и сыщик сообразил, о ком идет речь. – Он в этих стенах находиться не может; сразу после похорон уехал в загородный дом и не велел его беспокоить. Уже три месяца, как в московскую квартиру только я наведываюсь раз в неделю: цветы полить, прибраться.
– Я вас не заставал, теперь ясно почему. Но мне обязательно нужно проконсультироваться с Петром Даниловичем.
– Он не велел беспокоить, – твердила Глаша. – Позвоните позже.
Ничего не добившись от упрямой домработницы, Смирнов обещал позванивать.
– Вдруг господин Корнеев приедет в Москву по делам? Вы мне сразу сообщите. Договорились?
Он продиктовал ей номер мобильного. Авось повезет, и овдовевший бизнесмен успокоится, явится по делам в Москву, а стоящая на страже интересов хозяина Глаша не забудет позвонить Смирнову, который назвался мастером по изготовлению мраморных памятников.