– Может, он сам с вами свяжется? – буркнула она напоследок.
– Ему не до таких мелочей. Да и условие у нас было, что я сам буду звонить, если возникнут вопросы.
– Ладно, – смилостивилась Глаша. – Ох, господи! Упокой душу хозяйки, славная была женщина.
После разговора с домработницей Корнеевых сыщик сообразил: добиться «аудиенции» у самого Петра Даниловича будет непросто. Где у него дом, неизвестно, и согласится ли похоронивший супругу предприниматель общаться с частным детективом? Придется изобрести достойный повод для встречи.
Так или иначе, расследование сдвинулось с мертвой точки. Всеслав воодушевился.
Проскуров позвонил ему на мобильный, когда сыщик парковал свою «Мазду» у супермаркета – Ева дала ему целый список продуктов, которые следовало закупить.
– Со мной снова говорили по телефону, – выдохнул Эдик. – Кажется, тот же голос! Похоже, люди осторожные, ушлые, рисковать не хотят. Догадались, что я мог установить прослушку.
– Выдвигали какие-то требования?
– Пока нет. Надеюсь, Нана жива! Они не будут убивать ее до получения выкупа. Вдруг я потребую услышать ее голос, других гарантий?
– Они? – переспросил Всеслав. – Их несколько?
– Думаю, да. Такое дело трудно осуществить в одиночку.
– Ты уверен, что речь пойдет о деньгах?
– А о чем же еще? – удивился Проскуров. – Бизнес мой не ахти какой, но кое-что приносит, в смысле финансов. Другого повода давить на меня просто не существует: я не политик, не журналист, не агент спецслужб. Конкуренты действуют проще, не их это почерк.
– У меня к тебе есть вопрос, касающийся Наны и Олега. Они были знакомы или нет?
– По-моему, я уже говорил! – вспылил Эдик. – Откуда им знать друг друга? Представить жену двоюродному брату я не успел, она его в глаза не видела! Что ты прицепился? Ну, да, да: я опасался ухаживаний со стороны Олега, он нравился женщинам и... Черт, какое это теперь имеет значение? Олег мертв! Понимаешь? Он никак не мог ни похитить Нану, ни тем более продолжать ее где-то удерживать. Сам посуди, как это возможно?
– Заметь, Хованин погиб после исчезновения твоей жены.
– Господи, Славка, но не подозреваешь же ты, что похищение – дело рук Олега? Это глупо, поверь. Олег не тот человек!
– Его могли убить, чтобы он не выдал местонахождение Наны. Родственник все-таки, к тому же неравнодушен к прекрасному полу. А ну как сердце дрогнет?
Проскуров разразился возмущенной тирадой, сыщик пропустил ее мимо ушей.
– Фамилия Корнеев тебе о чем-нибудь говорит? – спросил он, дождавшись паузы.
– Распространенная фамилия, а что?
– Не торопись, подумай.
– Бизнесмен такой есть, весьма преуспевающий деловой человек... Петр Корнеев, кажется. Ему уже под шестьдесят.
– Ваши пути пересекались? – спросил Смирнов.
– Мы вращаемся на разных орбитах. А почему ты интересуешься?
– Олег знал Корнеева?
– Думаю, нет. При чем тут Корнеев вообще? – напрягся Эдик. – Это человек совершенно другого масштаба, чем Олег. Вряд ли их что-то связывало. Хотя поручиться не могу: брат не делился со мной личными отношениями. Он как-то отдалялся в последнее время, замыкался в себе.
– Жаль. Но что поделаешь? Кстати! Та японская штучка, которую мы подсоединили к твоему домашнему телефону, сработала? Записала неизвестный голос?
– Конечно. Хочешь послушать?
– Не мешало бы. Я сейчас забегу в магазин, оттуда заеду на наше условленное место. Пусть кто-то из твоих ребят передаст кассету.
Нагрузившись продуктами, захватив по пути кассету с записью угрожающего звонка, Всеслав отправился домой.
За поздним ужином они с Евой обменялись новостями, подвели итоги минувшего дня.
– Эдику действительно кто-то звонил, – сказал сыщик. – Вот кассета.
– Подстроено! Плати деньги – и заказывай любые звонки на дом! – горячо возразила Ева. – Проскуров твердит, что Олег и Нана не были знакомы, тогда как они знали друг друга еще два года тому назад. Неизвестно, когда сам Эдуард познакомился с будущей женой. Ты веришь ему на слово? Может, Нана с Олегом тайно встречались, потом Эдик влюбился в девушку брата, отбил ее и женился. А старая любовь так и не прошла! Олег решает взять реванш; Эдуард, вне себя от ревности, расправляется с любовниками и представляет два убийства как не связанные между собой. Супруга, дескать, пропала, а брат погиб при аварии.
– Складно получается, – согласился Смирнов. – Осталось найти труп Наны и уличить Проскурова. Так?
Ева промолчала.
– Есть сомнения? – усмехнулся он. – Загадочный Корнеев, план подземелий, египетские сокровища в московских канализационных тоннелях! Звучит куда привлекательнее, чем рядовое дело об убийстве из ревности. Угадал?
– Почти. Если убийца – Проскуров, странно, что он обратился к тебе. Зачем ему лишние волны поднимать? Милиция взялась бы за поиски пропавшей женщины, они тянулись бы и тянулись, как сотни других подобных дел. Гибель Олега Хованина тоже не вызвала бы пристального интереса у правоохранительных органов. Либо твой бывший сослуживец тебя недооценивает, либо он наше внимание нарочно отвлекает.
– Наконец-то я слышу здравые речи! – обрадовался Славка.
– План подземелий всплыл неспроста, я чувствую. Около двух лет тому назад Хованин покупал спецкостюмы для путешествий под землю, большой и маленький. Маленький, возможно, для Наны, большой – для неизвестного высокого мужчины. Проскуров высокого роста, это мог быть он.
– Туркин высказал такое же предположение, – кивнул сыщик. – Думаешь, они вместе занялись поисками клада, который якобы спрятан в закоулках так называемого Египетского лабиринта... что-то нашли, и один избавился от двух свидетелей, чтобы завладеть сокровищами безраздельно?
– А попасть в лабиринт можно через галереи, ведущие от Симонова монастыря, – поддержала его идею Ева. – Потому-то Хованин и уцепился за чертеж.
– План подземелий, судя по всему, принадлежал Петру Даниловичу Корнееву, значит, именно с ним и должен был встречаться Олег, чтобы получить чертеж! Телефон Корнеева покойный инженер записал с той же целью. Секундочку! – остановил себя Смирнов. – Костюмы приобретались больше двух лет тому назад, тогда же Вятичу приносили план подземелий, приблизительно в то же время Хованин записал номер телефона Корнеева в клубную книгу. А запись о встрече у Симонова монастыря датирована сентябрем прошлого года. Не стыкуется!
Ева разочарованно вздохнула. Славка прав, а такая заманчивая была версия! Впрочем...
– Олег с каким-то чертежом приходил к Алексею Мальцеву на завод, наверное, с тем самым. Выходит, он встречался с Корнеевым и получил план. А потом, возможно, рассказал все брату. Денег у него не было, а Эдик располагал крупными суммами, мог подкинуть на снаряжение. Пришлось поделиться с ним информацией. Поскольку сами подземелья Проскурова не интересовали, соблазниться он мог только сокровищами!
– С чего ты взяла, будто тогда у проходной Туркин видел Нану именно с Проскуровым? Кепка закрывала лицо того человека, и...
– Больше не с кем! – перебила Ева. – Корнееву шестьдесят лет, лазать по вонючим городским катакомбам ему не с руки, да и вопрос денег для него неактуален. А Эдуард развивает бизнес, ему средства не помешают. Хованин в «Геопроекте» зарабатывал гроши, его привлекала возможность раздобыть деньги на изучение подземелий и вообще, прославиться. Открыть местонахождение Египетского лабиринта – нешуточное дело!
– Так и не так. Ревность, жадность... не примитивно?
– Ты же сам утверждал, что эти пороки стары, как мир! – возмутилась Ева. – И служат мотивом для большинства преступлений.
– Я с Эдиком воевал, понимаешь? Он меня не раз прикрывал, выручал, делился последним. Неужели он выжил в том пекле, чтобы стать заурядным убийцей?
– Разве мало таких примеров?
Смирнов сердито засопел, отвернулся. Возразить было нечего, но и соглашаться не хотелось.
– Послушай, – задумчиво произнесла Ева. – Олег Хованин приносил Мальцеву какие-то старинные кирпичи, выяснял их возраст. Оказалось, кирпичам лет триста, не меньше. Нет, убийство из ревности – это слишком обыденно. Тут пахнет многовековой тайной!
Они проговорили до часу ночи. Уже засыпая, Смирнов подумал о кирпичах. Где Олег их взял? В каком-нибудь подземелье? Но не в Симоновом монастыре, иначе Мальцев был бы в курсе событий. А не скрывает ли что-то этот патриот памятников старины? Надо бы еще раз встретиться с Уваровой.
Глава 17
Рябинки. Пять месяцев тому назад
Феодора и Владимир жили как любовники, которые то охладевали друг к другу, то пылали от страсти. Последнее случалось все реже и реже. Царившая в доме атмосфера затаенного страха обостряла или притупляла любовное влечение, в зависимости от обстоятельств. Жена Корнеева подозревала, что Матильда подмешивает ей снотворное в кофе и чай.
– Пустое, – укоряла она себя в беспочвенной неприязни к домработнице. – Зачем этой глухонемой женщине нужно заниматься столь сомнительными вещами?
Загорался прежней страстью в основном Владимир – но периоды пауз между сексуальными приливами становились длиннее. Феодора тщетно искала в своем сердце отголоски интереса к мужу, ее либидо угасало стремительнее, чем таял от лучей солнца последний снег. Прошлогодняя листва тлела за заборами деревенских усадеб, и так же уныло тлели надежды Феодоры на продолжение любовной игры. Ставки были сделаны, а что дальше?
Она так и не почувствовала себя полноправной хозяйкой поместья, а Владимир старательно избегал людей. Корнеевы перестали выезжать из Рябинок, даже редкие посещения столичных театров, концертных залов и званых вечеринок прекратились. Странно, что Феодора совершенно не сожалела об этом.
С каждым днем отношения молодых Корнеевых становились все больше похожими на совместное проживание мужчины и женщины, не связанных никакими узами, кроме денежных обязательств и общего пространства обитания. Феодора ни на шаг не приблизилась к корнеевским миллионам, зато свекор сумел вызвать в ней искреннюю симпатию. Владимир явно уступал своему отцу по всем статьям. Петр Данилович оказался человеком по-настоящему умным, благородным, проницательным и смелым; в нем прослеживались истинно мужская сила, недюжинный талант игрока и авантюрная жилка, милые Феодоре. Сын же представлял собой жалкую искривленную тень сего могучего дерева. Даже возраст не составлял его преимущества. В шестьдесят лет Петр Данилович при желании мог горы свернуть, тогда как его красавец сын влачил существование полумонаха или полузатворника, в которое он привносил порой дикие, невообразимые причуды.
Чего стоили, например, его круглосуточные бдения за закрытыми дверями кабинета или «лунные прогулки», как он называл сидение на скамейке в саду и созерцание лунного диска. От его глаз, блестевших в лунном свете, у Феодоры мороз шел по коже. Ее тянуло прочь из Рябинок, в суету и многолюдье Москвы, в такие понятные ей типовые квартиры, торговые залы магазинов, салоны троллейбусов и вагоны метро. Ей нравились встречи с Петром Даниловичем, которые заставляли сильнее биться ее холодноватое сердце. Их неторопливые, степенные беседы – с изюминкой, незаметно и эффектно преподнесенной господином Корнеевым, его подчеркнутая любезность и скрытое восхищение, которого он не показывал, но которое Феодора ощущала всеми фибрами своей пробуждающейся души, волновали ее.
– У тебя в груди вовсе не камень, невестушка, – усмехался пожилой джентльмен. – Только ты еще об этом не знаешь. Недаром я подарил тебе опал «Жар любви»: драгоценные камни просто так не переходят из рук в руки – они отыскивают своего владельца мистическим путем и стремятся к нему. Носи опал, доставь старику удовольствие!
«Какой же ты старик? – думала Феодора. – Это сын у тебя состарился раньше срока, усох, как больная ветка».
– Вы мне льстите, – говорила она вслух, пряча глаза. – Но почему-то не хочется вас разочаровывать.
Она начала надевать ожерелье с опалом каждый день, а потом просто перестала снимать его. Камень словно согревал, оберегал ее, успокаивал во время приступов страха, накатывающих без видимой причины.
Однажды во время совместного ужина, ставшего редкостью, Владимир и Феодора сидели в столовой. Они пили подогретое красное вино, закусывали цыпленком, приготовленным Матильдой по французскому рецепту, и лениво перебрасывались фразами. Вдруг Владимир напрягся, перестал жевать и уставился на лестницу, ведущую на второй этаж...
– Что там такое? – холодея, спросила Феодора.
Она подняла голову, но ничего не увидела.
– Показалось, – отмахнулся супруг. – Не обращай внимания. – Он принудил себя перевести взгляд на бутылку с вином, налил полный стакан. Спросил жену: – Выпьешь?
– Нет.
– А я, пожалуй, выпью!
Корнеев осушил стакан до дна, на его скулах ходили желваки. Вести себя как ни в чем не бывало стоило ему огромных усилий. На лбу и над верхней губой выступили бисеринки пота.
– Что-то было на лестнице? – невинным тоном поинтересовалась Феодора.
Владимир молчал, борясь с собой.
– А... ты ничего не видишь? – наконец выдавил он.
– В смысле? – прикинулась непонимающей она. – Вижу стену, светильник, ступеньки, перила...
Молодой человек с шумом выдохнул воздух.
– И все?
– Все...
Феодора ощутила поднимающуюся в груди волну страха.
– Я пойду к себе, – произнес сквозь зубы Владимир. – Устал.
Он поднялся и пошел к лестнице, опустив голову. Старательно держась ближе к перилам, неуклюже, бочком, он обогнул воображаемое препятствие и скрылся в коридоре. Через мгновение хлопнула дверь его кабинета. У Феодоры пропал аппетит: она кое-как дожевала поджаристое цыплячье крылышко, глотнула вина. Вкус напитка был совсем не тот, что десять минут тому назад, когда она наслаждалась его изысканной терпкостью и ароматом, – горечь, кислота, оттенок брожения. Страх искажал все, к чему прикасался, в том числе и удовольствие от еды.
– Тьфу, тьфу! – прошептала Феодора, избегая смотреть на лестницу. – Сгинь! Пропади!
К кому она обращалась? Тело сотрясала мелкая дрожь, а надо было подниматься наверх, в спальню, ложиться в широкую пустую постель, попытаться уснуть.
Месяц тому назад Владимир вдруг решил изменить внутреннее убранство дома, захотел купить новую мебель, шторы, люстры и ковры, обставить жилые комнаты как-то иначе. Феодора не вмешивалась, ей было все равно. Пользуясь тем, что супруг ездил по магазинам и салонам, она украдкой обследовала запертые комнаты. Складывалось впечатление, словно кто-то время от времени появляется там, чуть-чуть сдвигает вещи с привычных мест, задевает предметы, нарушает накопившийся слой пыли. Едва заметно... слегка.
«Может, это все нервы? – спрашивала себя Феодора. – Мой мозг начинает сдавать, придумывать несуществующее? Так люди и доходят до сумасшествия».
Проникнуть в интересующую ее дверку цокольного этажа все не удавалось. Замок не хотел открываться, хоть тресни! Среди дубликатов ключей были и такие, что не подходили ни к одному замку в доме. Шли дни. По утрам сад и двор, молодая трава покрывались росой; охранник лениво выгребал пожухлые листья, складывал в кучи у забора. Сырые, они не хотели гореть, дымили, окутывая территорию поместья сизым туманом.
Наконец переделка интерьера подошла к концу: дом приобрел иное качество. Какое? Феодора пока не могла определить. Стали преобладать яркие, контрастные цвета: черная мебель, красные шторы, большие напольные вазы синей расцветки, золоченые бра, карнизы, бронзовые статуэтки. Много свечей, много гобеленовой обивки. Тюли и капрон уступили место бархату и плюшу, тяжелому шелку; стеклянную посуду заменили керамика и металл. Повсюду в глиняных горшках росли крокусы и лаванда. Пространство жилых помещений было перенасыщено красным и черным, свечами, металлом, густыми цветочными запахами, все это и действовало на психику.
Феодора не позволила ничего менять в своей спальне, дело дошло до скандала. Владимир вспылил, но быстро успокоился.
– Как знаешь, – сказал он.
После очередной неудачной попытки забраться в заветную дверку нижнего этажа жена Корнеева решила пойти на хитрость. Она прикрепила свой волос внизу, на плотно пригнанный зазор между полом и дверным полотном. Потом объявила мужу и Матильде, что уезжает на пару дней к родителям. Старый прием разведчиков и конспираторов сработал. Возвращаться раньше времени Феодора не рискнула, приехала, как и обещала, на третьи сутки, улучила момент и проверила волос. Его не было! Значит, дверь открывали. Кто? Зачем? И почему тайком?