– Аппарат и не нужен, всегда можно установить через оператора, кому она звонила или кто ей звонил. И я немедленно займусь этим. Мы найдем связующее звено между Светланой и похитителями!
Упоенная предчувствием скорой победы, я, несмотря на усталость после перелета из Лондона и недельной охоты за олигархом и его новой пассией, задержалась у Маши. Девочка говорила практически об одном – вспоминала детский дом, своих друзей, директрису Плаксину. Поразительно, но там она себя, по всей видимости, чувствовала намного уютнее, чем в роскошном доме Сальвадора Аскольдова.
– Как вы думаете, меня отпустят обратно? – спросила Маша жалобно. Я не знала, что ей ответить. Аскольдов не собирался расставаться с девочкой, вернее, для него самым важным являлась заключенная в теле Маши душа его покойного сына, а сама Маша ему была глубоко безразлична. Я не сомневалась ни секунды: если бы современная наука оказалась в состоянии извлечь душу Феликса, для чего пришлось бы убить Машу, художник без малейших колебаний отдал бы подобный приказ.
Марк вернулся в детскую комнату и сообщил:
– Я все уладил, мои ассистенты займутся оператором мобильной связи. Думаю, в ближайшие полчаса мы узнаем, с кем беседовала Света.
Ободренная, я посетовала на то, что Маше у Аскольдова не место.
– Ему нужна не девочка, а собственный сын, – сказала я тихо. – Но Феликс мертв! Понимаешь, мертв! И даже если в теле Маши заключена душа Феликса, это не значит, что Маша – Феликс. Ведь если во мне, предположим, находится душа Понтия Пилата или Анны Павловой, я же не стану автоматически их клоном!
– Сальвадор не видит несообразностей, – кивнул Марк, – и Маша для него – воскресший Феликс. Конечно, когда-то он сам будет вынужден признать, что ошибается, но пока души не чает в своем вернувшемся с того света сыне. Сальвадор перебарщивает, тут нет сомнения, но ведь любой из нас на его месте поступил бы, наверное, так же. Для родителя нет ничего ужаснее, чем потерять обожаемого ребенка и… ничего счастливее, чем обрести его вновь!
– Я бы так не поступила, – процедила я ядовитейшим тоном. – Да и каким надо быть идиотом, чтобы считать Машу Феликсом! Аскольдов просто угробит ребенка! Но я не допущу, чтобы это произошло. Машенька, хочешь, я покажу тебе свою квартиру? Оттуда открывается чудный вид на Москва-реку…
Конечно, Маша очень даже хотела, и я понимала ее прекрасно – она была узницей в золотой клетке. Я, держа девочку за руку, вышла с ней из комнаты, и мы направились к лестнице. Все очень просто – я заберу Машу к себе, а потом что-нибудь придумаю! В любом случае, ей вредно оставаться у Аскольдова.
Но не тут-то было. В холле дорогу нам преградили три мордоворота комплекции Шварценеггера и с рожами Квазимодо.
– Отпустите руку девочки! – произнес один из них металлическим голосом.
Но Маша сама вцепилась в мою ладонь, и я почувствовала, что девочка дрожит.
– И не подумаю! – заявила я, оборачиваясь в поисках Марка.
Однако иллюзиониста от меня отрезали другие амбалы. Стоявший возле меня телохранитель сказал в микрофон, висевший у него под губой:
– Шеф, проблемы. Она не желает отпускать Феликса.
– Я не Феликс, я Маша! – крикнула девочка, еще сильнее сжимая своей потной ладошкой мою кисть.
Откуда ни возьмись появился мой давний знакомый – яппи Илья Плотников. Все тот же надменный взгляд, все та же презрительная улыбка. Не соизволив даже поздороваться, он заявил:
– Госпожа Суматоха, отпустите девочку, и мы разойдемся по-доброму!
Когда человека намеренно называют неверным именем или специально искажают его фамилию, то реакция может быть лишь одной-единственной – у вас немедленно возникает желание припечатать обидчика к стене.
– Господин Потников, – заговорила я с апломбом, – этот ребенок… заметьте, девочка Маша, а не умерший мальчик Феликс… более ни секунды не задержится в доме, более похожем на сумасшедший. Аскольдов не имеет права ее удерживать. И если вы не отпустите ее немедленно, я позвоню в прокуратуру и сообщу, что ваш распрекрасный художник измывается над ребенком и сексуально домогается Маши. Посмотрим тогда, как он запоет, даже дружба с Кремлем не поможет!
Телохранители почтительно расступились, потому что в холл въехал сам предмет разговора – Сальвадор Аскольдов.
– Ошибаешься, идиотка! – заявил он хриплым голосом и с гадкой усмешкой. – Феликс находится у меня вполне легально – через моих адвокатов я подал документы на удочерение девчонки. Как ты думаешь, часто всемирно известный художник, к тому же мультимиллионер, намеревается взять в свою семью сироту из провинциального детдома? Причем девчонке десять лет, такие дети никому и даром не нужны. Да мне ее с радостью отдадут! И ты сама сказала, у меня имеются очень могущественные друзья. Уже все решено, бумаги на днях будут готовы. И Феликс вернется в семью! Ко мне!
Я с отвращением посмотрела на живописца.
– Вы не только изверг, но и шизофреник! Это Маша, а не Феликс! Ребенку у вас не по себе, ему нужна здоровая атмосфера, вы же смертельно больны, вам не позволят удочерить Машу...
Аскольдов, чье лицо при упоминании о его заболевании дернулось, взвизгнул:
– Мне уже позволили! Я на Рублевке живу и с президентом на «ты»! Отпусти Феликса!
– Я не могу отпустить того, кого здесь и в помине нет! – ответила я нахально, чувствуя, однако, как сжимается мое сердце. – Здесь имеется только девочка Маша, и она не хочет оставаться у вас. Органы опеки обязаны узнать и мнение ребенка о потенциальных родителях, ведь Маше уже десять, у нее тоже есть право голоса. А она не намерена становиться для вас эрзацем давно умершего Феликса!
При упоминании имени своего сына художник издал стон и приказал:
– Отнимите у нее Феликса! А эту шалаву выбросьте за забор!
– Сальвадор, ты не посмеешь тронуть Катю! – донесся до меня крик Марка Львовича. – Мы с тобой старинные друзья...
Фразу Марк не довершил, потому что до меня долетел звук удара – и приглушенный стон.
– Уже нет, Черносвитов, – разворачиваясь в кресле, бросил художник. – Да и никогда настоящими друзьями мы и не были. Этого мерзавца тоже на помойку!
И тут на меня накинулись двое аскольдовских бугаев. Мне поневоле, чтобы защищаться, пришлось выпустить ладошку Маши, и бизоноподобные типы в мгновение ока скрутили меня. Краем глаза я увидела, как подлец Илья Плотников подхватил Машу – девочка визжала, извивалась, норовила даже укусить его, но яппи живо с ней справился и побежал вверх по лестнице.
– Теть Кать, заберите меня отсюда! – было последнее, что донеслось до меня.
Затем я от удара по голове потеряла сознание. Пришла же в себя оттого, что кто-то нежно теребил меня и приговаривал:
– Если с ней что-то случилось... Я не прощу себе этого... Господи, пусть все будет хорошо...
Приоткрыв один глаз, я увидела стоявшего рядом со мной на коленях Марка Черносвитова.
– Катюша, ты жива! – выдохнул он радостно. – Как ты себя чувствуешь? Немедленно в больницу на рентген, у тебя может быть трещина в черепе...
Я с трудом поднялась на ноги – перед глазами плыли круги. Мы находились где-то на обочине шоссе, по которому со свистом проносились автомобили. Наверняка нас здесь выбросили «шестерки» Аскольдова… Спасибо еще, что не убили!
– Мне все ясно: Светлану прикончил Аскольдов, – выдала я мстительно только что пришедшую в гудевшую голову мысль. – Не сам, конечно, потому что у него ручки, как у тиранозавра, – немощные. Но точно ее зарезали по его приказу! Еще бы, она ведь рассказала о втором сеансе ретроспекции Сальвадору, и тот понял, что она в курсе чего-то страшного, вот и отдал приказ ликвидировать ясновидящую, изъяв ее камеру и ноутбук вместе с записью.
– Катенька, ты уверена, что с тобой все в порядке? – продолжал суетиться иллюзионист.
– Удар по башке оказал чрезвычайно благотворное воздействие на мои интеллектуальные способности, – усмехнулась я в ответ. – Может, выступить с инициативой регулярно дубасить по кумполу депутатов, судей и членов правительства, да побольней, для пущей эффективности их законодательной деятельности и проведения реформ?
Автомобиль Марка обнаружился неподалеку – у него были проколоты шины и разбито лобовое стекло. Не возникло ни малейшего сомнения, что это сделали «шестерки» Аскольдова. Своего рода мелкая месть за то, что мы нарушили покой их сумасшедшего босса.
Глава 16
До Москвы мы добрались на попутке. Я вся клокотала, мне хотелось наказать и проучить художника, но в итоге я поняла, что ничего пока сделать не в состоянии. Марк Черносвитов вместе со мной поднялся по лестнице в квартиру, приготовил сладкий чай и ухаживал за мной, как за тяжелобольной. Что, признаться, пришлось мне по вкусу. Однако неприятное приключение не прошло даром…
Правда, попыток пойти на «контакт третьего рода» Марк не предпринимал, чем меня несколько разочаровал. Впрочем, наверное, действительно он пекся сейчас о моем пошатнувшемся здоровье.
Когда иллюзионист покинул квартиру, я принялась названивать друзьям и знакомым – после того, как стало известно о моем новом телевизионном проекте, те снова вдруг объявились. А когда разошлись сплетни о том, что госпожа Саматоха принимала участие в деле с обнаружением останков Феликса Аскольдова, я вообще стала героиней столичного туса.
Выяснилось, что художник не обманывал, – он действительно собирался удочерить Машу, соответствующая заявка была подана, и все свидетельствовало о том, что в ближайшее время Сальвадор получит «добро». Помешать этому было практически невозможно, уж слишком высокие покровители имелись у Аскольдова. Ну да, если учесть, что он написал портреты почти всей элиты страны...
И все же я не сдавалась, потому что понимала: оставлять Машу в его доме ни в коем случае нельзя. Психопат просто уморит девочку, или она сойдет у него с ума. Чья бы душа ни жила в ее теле, Маша имеет право сама принимать решение, и она – индивидуальность, она – личность. А для Сальвадора Аскольдова девочка – всего лишь оболочка, в которой якобы обитает душа его горячо любимого сына.
Вечером перезвонил Марк и сообщил, что у него имеется распечатка телефонных номеров, по которым Светлана звонила в день своей смерти. Последний звонок был сделан примерно за два часа до гибели.
– Ты же знаешь, Катюша, что у меня тоже имеются связи, – сказал иллюзионист, – и я непременно выясню, кому принадлежит этот номер.
Я была полна радужных предчувствий. Хорошо бы, чтобы во всем оказался замешанным Аскольдов, тогда никакие могущественные друзья не помогут ему удочерить Машу. Только с какой стати художнику избавляться от Светланы? По всей вероятности, дело в той информации, которую она получила от Маши. О, если бы мы смогли устроить еще один сеанс ретроспекции. Но до девочки не добраться, после скандального происшествия на вилле художника нас к Маше не подпустят и на пушечный выстрел.
Предположим, Светлана напала на след похитителей Феликса. Стоп! А что если похищения не было? Вернее, оно было, но его для чего-то инсценировал сам Аскольдов… Ведь обо всех деталях нам известно исключительно с его слов. Какой у него был резон похищать собственного ребенка?
И тут меня снова осенило – ведь в то лето Аскольдов разводился со своей первой женой! И речь наверняка шла, помимо всего прочего, о праве опеки над Феликсом. Обычно его получает мать, тем более что сам художник постоянно в разъездах, принимает участие в выставках, вернисажах, приемах. Но Аскольдов привык получать все и сразу! Поэтому он и похитил Феликса, чтобы дискредитировать тогдашнюю супругу и показать – у нее ребенок совсем даже не в безопасности. И, следовательно, получить право опеки должен он.
Я поразилась тому, какая это простая и одновременно элегантная мысль. Конечно, у Аскольдова имелась возможность обтяпать все, как следует. О том, что он оставил где-то в лесу сумку с восемью миллионами долларов, нам известно только от него. А ведь всего этого могло и не быть! И заодно Аскольдов утаил от жены огромную сумму – деньги-то на выкуп не пришлось делить при разводе! Таким манером он убил одним выстрелом двух зайцев.
Но концы с концами не сходились. Почему же Феликс тогда мертв? Художнику всего лишь требовалось разыграть все по заранее задуманному сценарию, и после мнимой передачи выкупа привезти в Москву сына, якобы возвращенного похитителями. И, самое важное, в интересах Аскольдова было устроить большую шумиху – только так он мог повлиять на решение суда. А этого не произошло.
Ну что же, ведь могло статься, что похищение прошло не по плану. Феликс наверняка не был посвящен в кошмарную задумку своего отца, мальчик мог оказать сопротивление, и похитители его случайно убили. Хотя нет, Маша говорила, что Феликса убили намеренно, а Аскольдов никогда бы не отдал такой страшный приказ.
А если предположить, что затея с похищением пошла насмарку и вмешались какие-либо непредвиденные обстоятельства, то Аскольдов никогда не зарыл бы тело своего сына под дубом где-то в лесу, около заброшенной воинской части в Подмосковье. Он бы похоронил сына, как подобает, причем сделал бы это одиннадцать лет назад!
Да, идея с причастностью Аскольдова к похищению собственного сына была хорошая, но, увы, не выдерживала критики. Я навела справки и узнала, что мать Феликса живет в Монте-Карло и на церемонию похорон не приезжала – то ли была не в курсе, то ли не сочла нужным, то ли не верила в то, что сын нашелся.
И все же я решила полностью не сбрасывать со счетов мою теорию. Я перезвонила Марку и в подробностях поведала ему обо всем. Черносвитов долго хвалил меня и заметил:
– Я даже не подумал о такой возможности, Катюша, а ведь это все меняет. Постараюсь разузнать все, что можно!
В целом я была чрезвычайно довольна прошедшим днем. И пускай меня отдубасили и бросили на обочине, зато неприятность только сблизила нас с Марком. Аскольдов же еще поплатится за свое несносное поведение, и Машу он потеряет, как пить дать!
Глава 17
Утром поступил звонок от моего нынешнего босса. Тот сообщил, что имел долгий разговор со своим боссом, который, в свою очередь, говорил с человеком, которого можно было бы обозначить как «босс боссов». И «босс боссов» настоятельно рекомендовал заменить меня кем-либо другим!
– В противном случае, Катя, будет закрыт весь проект, чего нам, конечно, очень не хочется, – сказал мой босс. – Так что сама понимаешь...
Что же, понять могла и идиотка – меня снова выбросили на улицу, причем еще до того, как я реально приступила к работе.
– И кто нажаловался «боссу боссов»? – в ярости спросила я. – Как зовут эту шваль?
Естественно, человек был мне известен – тот же самый тип, что и втянул меня в проект: Сальвадор Аскольдов. Мерзкий художник решил нанести последний, решающий удар! И ему это удалось!
Но ужаснее всего было известие, что мне уже нашли замену, новая соведущая гламурной программки уже была утверждена.
– Так быстро? – язвительно поинтересовалась я. – Ну у вас и скорость – как у межгалактического крейсера! Так кто же счастливица, этот дубль, эта «говорящая голова»?
О, лучше бы я не спрашивала! Но ведь все равно узнала бы – не тогда, так через пару дней. В программе меня заменили Софьей Безенчук! У меня отнялись ноги и пропал дар речи. Аскольдов умел разделываться со своими врагами, а я, вне всяких сомнений, теперь принадлежала именно к категории оных. Меня заменили на Софку! И, не сомневаюсь, сию светскую сплетню она расскажет в своей первой передаче. Вернее, в моей первой передаче! Я же снова была никем и ничем, сидела без работы и была предоставлена самой себе.
Чтобы развеяться, я отправилась в гости к Марку. Его офис располагался на Патриарших, компания Черносвитова занимала целый старинный особняк – все же иллюзионист был мировой знаменитостью и мог себе такое позволить.
Я обратила внимание на то, что помощницы и секретарши у Марка все были, как на подбор, жутко красивые, с умопомрачительно длинными ногами, с ресницами до потолка, с голливудскими улыбками. И я с неприязнью подумала, разглядывая этих барби, спит ли Марк с ними.