Глава 43
В середине декабря мы отправилась в одну из элитных клиник, куда меня пригласил не кто иной, как яппи Илья Плотников. Чего он хотел, я не ведала, однако пришла без боязни, хотя бы потому, что так имела возможность снова увидеть Машу.
Марк был занят – вскоре предстояла премьера его шоу иллюзий, и он проводил вместе со своими помощниками за шлифовкой трюков едва ли не двадцать четыре часа в сутки. Дела у нас шли на лад, и я подозревала, что вскоре встанет вопрос о моем переезде к Марку.
Дверь кабинета открылась, я увидела Машу. Она бросилась ко мне, я поцеловала ее и поймала на себе изучающий взгляд вошедшего вслед за ней Плотникова. Плевать мне, какие приказания он получил от своего шефа, девочку я люблю, как свою дочь.
Помимо того появился пожилой профессор с седой бородкой, делавшей его похожим на всесоюзного старосту Калинина. Мое сердце почуяло неладное, когда профессор провозгласил:
– Ну-с, дамы и господа, приступим!
Я обратила внимание на двух техников, вошедших вместе с Ильей. Один из них возился со штативом, на котором была укреплена камера, другой задраивал жалюзи. Кабинет погрузился в приятный полумрак.
– Маша, расслабься, – произнес Илья, когда девочка уселась в большое удобное кресло.
Я немедленно заявила:
– Что вы хотите сделать с девочкой? Оставьте ее в покое! Ей и так пришлось пережить много всего!
– У господина Плотникова имеется оригинальная идея, объясняющая феномен переселения душ, во всяком случае, в деле Маши и Феликса, – сказал профессор, поглаживая бородку. – Я ознакомился с теорией господина Плотникова и считаю, что она имеет право на существование. Тем более, что при помощи нее можно разъяснить все неразъяснимые, казалось бы, явления, и для этого не требуется прибегать к доктрине реинкарнации.
Я с неприязнью взглянула на яппи и кисло заметила:
– И что за теория? Ведь Машу уже проверяли на детекторе лжи, и заумная машина постановила: девочка не врет! А все сведения, сообщенные Машей, в точности совпали с реальностью. Ведь именно она привела нас к могиле Феликса, именно она знала, что будет похищена дочка Роксаны Петрухиной. И не говорите мне, что девочка ткнула пальцем в небо!
– Никто подобного и не утверждает, – продолжил профессор. – Но чтобы подтвердить или опровергнуть теорию господина Плотникова, необходим сеанс ретроспекции...
Я немедленно заявила протест:
– Во время одного сеанса у Маши случился эпилептический припадок! Я против!
– Теть Кать, не мути воду, я согласна, – поерзав в кресле, вступила в разговор сама Маша. – Потому что дядя Илюша обещал, что ничего плохого не случится. Да и мне самой жутко хочется узнать – неужели во мне в самом деле живет душа Феликса? Вернее, мне очень хочется, чтобы это было не так, тогда Сальвадор оставит меня в покое.
Дядя Илюша! Вот как она называет этого мерзавца яппи! Тут мне пришла в голову странная мысль, и я спросила:
– А сам Аскольдов в курсе происходящего? Вряд ли в его интересах доказать, что Маша – не Феликс.
– Господин Аскольдов знает, что мы прибыли в клинику, однако он не в курсе истинной причины визита, – ответил Илья. – Он полагает, что Маше предстоит пройти медицинское обследование. Профессор был так любезен, что согласился помочь нам.
Гм, утереть нос Аскольдову я была бы чертовски рада. И если сомнительный эксперимент докажет, что в теле Маши не живет душа Феликса, тогда девочка вырвется из золотой клетки. Только вот каким образом это все можно доказать? Я не имела ни малейшего понятия.
– В случае необходимости Маше будет оказана квалифицированная медицинская помощь – за дверью дежурит медсестра, – рассеял мои сомнения профессор. И повторил: – Ну-с, приступим!
Илья квинул оператору, а профессор, подойдя к Маше, полулежавшей в кресле, произнес ласковым голосом:
– Сейчас ты почувствуешь тяжесть во всем теле... Тебя непреодолимо клонит в сон... Ты слышишь мой голос и будешь выполнять мои просьбы...
Он погрузил ее в транс, а затем попросил девочку в мыслях вернуться в недавнее прошлое. Более всего профессора интересовала отчего-то церковь, расположенная в Ленинске около детского дома, а также отец Нектарий. Профессор пожелал узнать у Маши, не стала ли она свидетельницей разговора между Сергеем Плаксиным и батюшкой.
Внезапно я вспомнила слова директрисы – та обвиняла сына в том, что он выложил всю правду отцу Нектарию во время исповеди. Поэтому-то она и собиралась убить священника. Исповедь! Ну конечно – исповедь!
И Маша в самом деле вспомнила. Она оказалась свидетельницей исповеди – Плаксин, истово поверивший в колонии в Бога, каялся в своих преступлениях отцу Нектарию. Вернее, каялся он не во всех многочисленных грехах, перечислять которые пришлось бы неделю кряду, а в одном определенном грехе, самом, как он считал, жутком грехе, о котором пока никому не рассказывал. Речь шла о похищении и убийстве Феликса.
Девочка любила проводить свободное время в церкви, так было и в тот раз – она поздно вечером оказалась в пустом храме. Никого там больше не было: отец Нектарий исполнил просьбу Плаксина и принял его исповедь не во время богослужения.
Самое интересное заключалось в том, что у Маши в тот вечер случился эпилептический припадок. Она стала невольной слушательницей чужой исповеди, даже сама о том не подозревая: девочка находилась в сумеречном состоянии, в полусне, приходя в себя после припадка. Поэтому, естественно, не могла помнить, что стала свидетельницей жуткого рассказа. Во всяком случае, не могла помнить это сознательно. Но в ее подсознании отложились каждая деталь, каждое слово!
Так Маша и узнала о похищении Феликса, о его убийстве и о том, где его держали, где Плаксин закопал тело, а также обо всем другом. С тех пор ее стали мучить ночные кошмары – информация рвалась наружу, однако в переосмысленном виде. И когда девочка, смотря «Войну магов», услышала рассказ Светланы, она вообразила, будто вспомнила свою «прошлую жизнь», так как вспомнить то, что стала свидетельницей исповеди, в тот момент не могла.
– Машенька, расскажи нам, что именно сказал Плаксин, – попросил ее профессор.
Маша начала монотонно рассказывать – от первого лица, слово в слово – то, что она услышала из уст бандита. Оказавшийся около меня Плотников прошептал:
– Это и есть так называемся криптомнезия – воспроизведение сведений, полученных когда-то при случае. Причем сам человек может не знать, как и где их получил.
– Я в курсе, что такое криптомнезия! – оборвала я яппи и отодвинулась от него подальше.
Затем Маша поведала еще кое-что занятное. Оказывается, у Плаксина и его подельника Степанюка вышла стычка: Сергей сам хотел забирать выкуп, а Геннадий заявил, что боссы тому не доверяют. Они надавали друг другу по морде, Плаксин даже шваркнул Степанюка об стенку. Но потом они взяли себя в руки, и Степанюк поехал выполнять приказ боссов.
– Спросите ее, кто босс! – не выдержав, влезла я с советом.
Профессор задал вопрос Маше, и девочка напряглась. Наконец, заговорила:
– Он говорил по телефону... до того, как убить Феликса... И ему сказали, что он должен сделать это. Потому что ребенок представляет опасность...
– Кто они? – спросил ошеломленный профессор, а Маша, дрожа, выдала:
– Они... Александр Иванович и Петр Аркадьевич... Они... они...
Девочка внезапно потеряла над собой контроль, начала метаться, и профессор тотчас вывел ее из транса. Эксперимент завершился, а улыбающийся Плотников заявил:
– Профессор, моя теория подтвердилась! Девочка излагала не свою прошлую жизнь, а всего лишь то, что, сама того не ведая, услышала!
Профессор важно закивал:
– Каждый из нас сталкивался с таким явлением, как дежавю. Причем очень много раз. Но иногда оно принимает необъяснимые, пугающие формы – вы приезжаете в чужой город, в котором никогда не были, и вдруг понимаете, оказываясь, скажем, около собора на центральной площади, что когда-то уже здесь стояли! Зарегистрирован даже случай, когда одна американская туристка, посещая в Италии старинное кладбище, упала в обморок перед одной из могил. Дама была уверена, что находится перед своей собственной могилой – там похоронено тело, в котором жила ее душа в прошлой жизни! Механизм дежавю весьма прост. Наш мозг ищет совпадения и параллели – и находит их. Собор на площади в чужом городе вы видели, но не в прошлой жизни, а, скажем, двадцать пять лет назад в программе «Клуб путешественников». И вы даже не помните этого мимолетного эпизода, потому что зарегистрировали картинку на экране телевизора краем глаза, когда пылесосили ковер в гостиной, но в мозгу она осталась навсегда. Потому что человек из всего того, что увидел, почувствовал или пережил в течение всей жизни, ничего не забывает. Однако осознанно им воспринимается только миллионная или даже миллиардная часть: каждую секунду на нас обрушивается огромное количество ощущений и информации, мы воспринимаем только самое важное или то, что считаем таковым. Все остальное не исчезает, откладывается в нашей памяти неосознанно. Но в какой-то момент, спустя годы, а то и десятилетия, старое воспоминание вдруг вырывается наружу – и мы считаем, что оно из «прежней жизни» или дежавю.
Я присела около Маши, гладя девочку по руке, но ребенок, к большому моему облегчению, уже пришел в себя.
– Когда я узнал, что Плаксин стал вдруг набожным и даже пытался спасти вас от своей матери, то понял – это может служить ключом к разгадке, – заметил Илья. – Тем более, что директриса с большим презрением отзывается об отце Нектарии, а пару раз обронила загадочную фразу, что ее сын все испортил, когда раскрыл тому душу. И ведь в самом деле «испортил». Если бы Маша не услышала во время приступа исповедь преступника, если бы ее содержание не отложилось у нее в подсознании, если бы она не увидела «Войну магов»... то тайна похищения Феликса Аскольдова не была бы разгадана.
– Значит, все? – спросила я с недоверием. – Никакой прошлой жизни, никакого переселения душ?
Профессор улыбнулся.
– Ну, это науке, как и то, есть ли жизнь на Марсе, пока неизвестно. Признаюсь честно, очень многие случаи так называемой реинкарнации нельзя объяснить исключительно криптомнезией. Когда, скажем, индийский ребенок слышал беседу двух деревенских сплетниц о кошмарной смерти кого-нибудь в соседнем селении, а потом вдруг вообразил, что в него вселилась душа несчастного, это одно дело. И совсем другое, что иногда тот, кто якобы является новым воплощением покойного, живет за тысячи километров и не может ничего знать ни о самом умершем, ни, тем более, о его семье и образе жизни. Но в случае с Машей, как мне кажется, господин Плотников нашел вполне адекватное разъяснение, подтверждаемое к тому же фактами.
– Значит, я не Феликс? – спросила Маша с неподдельной радостью в голосе, а я, поцеловав ее в лоб, сказала:
– Никакой ты не Феликс! Ты – Маша Сидорова. И гордись этим. Представляю, какой это будет удар для Сальвадора!
– Теть Кать, а когда он меня вышвырнет из дома, ты возьмешь меня к себе? – проворковала девочка.
Я обняла ее – и вдруг меня пронзило страшное подозрение. Жутким голосом я просипела:
– Какие имена назвала Маша? Имена боссов – Александр Иванович и Петр Аркадьевич. Господи, не может быть! Неужели одним из боссов является Петр Аркадьевич, полковник Вершинин!
Илья взглянул на меня исподлобья.
– А вы, госпожа Саматоха, не перестаете меня удивлять… Что ж, версию надо проверить.
– Он, конечно же, он! – заявила я уверенно. – Такое отличное прикрытие для организатора похищений – чекист, глава спецгруппы по расследованию похищений детей. Он столько лет ловил самого себя и, естественно, никак не мог поймать. Поэтому-то бандиты всегда знали обо всех ловушках, постоянно оказывались на шаг впереди, ведь их главарь – господин полковник… Надо что-то делать! Получается, что в смерти Феликса виноват он? И Калечку тоже он похитил! Ух, не завидую я ему! Золотая Антилопа ему оторвет...
Глава 44
Что именно мадам Петрухина оторвет полковнику Вершинину, я так тогда и не решилась произнести – все же в кабинете находилась Маша. Впрочем, девочка была не промах и сама завершила мою куцую фразу, добавив, что с радостью сама бы так сделала. Ведь выходило, что славный чекист вел все это время подлую игру!
Мое страшное подозрение подтвердилось, когда вечером того же дня Петр Аркадьевич был арестован: постарались Сальвадор Аскольдов и Роксана Петрухина, проинформированные ушлым яппи Плотниковым. Так бы его, скорее всего, не тронули, но любимец бомонда и власть имущих и самая богатая женщина России смогли заставить прислушаться к своим аргументам.
И – надо же! – во время обыска на даче полковника были обнаружены нешлифованные алмазы, те самые, которые я передавала в качестве выкупа. Камни были не все, только мелкие, а большие и самые ценные уже отсутствовали – наверняка тезка Столыпина успел их сбыть или припрятал в другом тайнике.
Вершинин вначале отпирался, а затем начал выторговывать себе условия, на которых он согласен «петь». Об аресте полковника и его причастности к похищениям детей богатых и знаменитых в газетах и по телевизору не сообщили. В дело были замешаны влиятельные и очень влиятельные, богатые и супербогатые личности, и все они в один голос заявили, что не хотят огласки. А власть учла пожелания сих наидостойнейших из сограждан. А затем пришло неожиданное известие, которое, впрочем, если поразмыслить, неожиданным вовсе не являлось: полковник Вершинин покончил в камере-одиночке жизнь самоубийством. Повесился, грешник, на ремне. По крайней мере, согласно неофициальной версии, предназначенной для чрезвычайно узкого круга лиц. По официальной же версии, для широкой общественности, полковник скончался от обширного инфаркта. Его даже похоронили с соответствующими почестями, выделив место на престижном столичном кладбище.
В разглашении крайне неприятной истории никто заинтересован не был, тем более, что главарь банды мертв. Подозреваю только, что полковник вовсе не кончал с собой, а его элементарно устранили – то ли свои же, из спецслужб, дабы проучить прохвоста, то ли по заказу кого-то из богатых и влиятельных родителей, отомстивших за гибель ребенка.
Я совсем не горевала по поводу безвременной кончины оборотня в погонах, но мне не давала покоя мысль, что далеко не вся правда о похищении стала известна. Маша ведь упоминала еще и некоего Александра Ивановича, однако кто такой подельник Вершинина мы не узнали.
Марк меня успокоил:
– Почему ты думаешь, Катюша, что чекисты не нашли все же того самого Александра Ивановича и не покарали его? Наверняка он еще один рыцарь плаща и кинжала, возможно даже, высокопоставленный, чье разоблачение понаделало бы еще больше шума. Представь: заместитель главы ФСБ, генерал-полковник – и вдруг руководитель шайки похитителей! Скорее всего от него избавились столь же элегантно, как и от Вершинина. И вряд ли ты сможешь вычислить этого Александра Ивановича – имя-то и отчество не самые редкие...
Но, если честно, меня уже занимали совсем другие заботы, и гады-похитители теперь мало волновали. Более всего меня интересовали мои отношения с Марком, а также судьба Маши.
Яппи Илья Плотников, оказавшийся не таким уж и гадким, каким он представлялся мне раньше, предоставил своему шефу, художнику Аскольдову, запись второй ретроспекции. Впрочем, ретроспекцией-то эксперимент в клинике и не был, а всего лишь банальным гипнотическим сеансом. Да и первый, проведенный еще Светланой, был погружением не в прошлую жизнь Маши, а всего лишь в ее воспоминания, в ее фантазию.
Это привело к тому, что художник выбросил девочку из своего особняка на Рублевке, причем в два счета, нимало не заботясь о ее будущем. Еще бы, ведь она была не Феликсом, его любимым сыночком, а всего лишь обыкновенной десятилетней девочкой, которая к его сыну не имела ни малейшего отношения.
Тут, надо сказать, Плотников удивил меня: он взял Машу к себе. Сначала я заподозрила подвох, потом в моей голове закопошились нехорошие мысли (молодой, здоровый и к тому же неженатый мужик селит у себя на квартире девочку-сироту!), но я получила возможность посещать Машу в любое время дня и ночи и быстро убедилась в том, что Илья относится к ней хорошо.
Больше всего я мечтала о том, чтобы взять Машу к себе, но здесь Марк проявил полное непонимание. Завел речь, целуя меня, про то, что у нас будут свои дети, что прекрасно понимает меня, ведь я привязалась к девочке и пережила с ней много всего, но все же, все же...
– Мы позаботимся о ней. Я сделаю так, чтобы у девочки было хорошее будущее, она сможет окончить школу и учиться в престижном вузе, – заявил Марк. – Маше скоро одиннадцать, и в таком возрасте брать ребенка на воспитание неразумно!
– Ее мать и отец лишены родительских прав. И я хочу не на воспитание взять Машу – я хочу, чтобы она стала нашей дочерью. Нашей, Марк! Твоей и моей!
Однако иллюзионист ничего и слышать не хотел, и мне пришлось смириться. Скажу откровенно: поведение Марка меня разочаровало. Пришлось поэтому тайком от него ездить к Илье и видеться с Машей. А девочка быстро освоилась в холостяцком гнезде яппи, называла его уже «Илюшкой», а меня по-прежнему титуловала «теть Кать». Речи о том, чтобы я взяла ее к себе, не заводила.