- Non ingredietur mamzer hoc est de scorto natus in ecclesiam Domini, - сказал он, затем очень угрюмо взглянул на меня, - usque ad decimam generationem.
- Отцы Беокка и Уиллибальд пытались научить меня латыни, - промолвил я, - и ни у одного из них не получилось.
- Это из Писания, господин, - сказал он, - из книги Второзакония, и означает "бастард да не будет допущен в церковь" и предупреждает, что "проклятие падет на десять поколений".
Я уставился на него в недоумении.
- Ты учился на священника, когда я встретил тебя.
- Я бросил учебу, - ответил он. - Пришлось. Как я мог быть священником, если Господь изгнал меня из своей паствы?
- Значит, ты не можешь быть священником, - сказал я, - но можешь жениться!
- Проклятие падет на десять поколений, - произнес он. - Мои дети будут прокляты, и их дети тоже, и каждый ребенок в десяти поколениях.
- Значит, каждый бастард проклят?
- Так говорит Бог, господин.
- Тогда это жестокий бог, - в ярости сказал я, затем увидел, что он на самом деле страдает. - Не твоя вина, что Альфред поразвлекся со служанкой.
- Верно, господин.
- Так как его грех может повлиять на тебя?
- Бог не всегда справедлив, господин, но он беспристрастен в своих правилах.
- Беспристрастен? Значит, если я не сумею поймать вора, я должен отхлестать его детей, и меня назовут справедливым?
- Господь ненавидит грех, господин, что поможет предотвратить его, как не страшное наказание?
Он направил лошадь к левой стороне дороги, пропуская вперед вереницу навьюченных лошадей. Они везли овечьи шкуры на север.
- Если бы Господь не наказывал нас сурово, - продолжал Осферт, - что остановило бы грех?
- Я люблю грешить, - ответил я и кивнул всаднику, слуги которого вели навьюченных лошадей.
- Альфред жив? - спросил я его.
- Вряд ли, - ответил мужчина. Он перекрестился и кивком поблагодарил меня, когда я пожелал ему безопасной дороги.
Осферт нахмурился.
- Зачем ты привез меня сюда, господин? - спросил он.
- А почему нет?
- Ты мог бы взять Финана, но выбрал меня.
- Ты не хочешь увидеть отца?
Он помолчал, затем повернулся ко мне, и я увидел слезы в его глазах.
- Да, господин.
- Поэтому я и привез тебя сюда, - сказал я, и в этот самый момент мы свернули с дороги, и Винтанкестер остался позади нас, его новая церковь возвышалась над лабиринтом крыш.
Винтанкестер, конечно же, был главным из бургов Альфреда, защищенных от датчан. Он был окружен глубоким, местами затопленным рвом, за ним шел высокий земляной вал, увенчанный частоколом из дубовых стволов. Мало, что было хуже штурма подобного места.
Защитники, как и воины Хэстена в Бемфлеоте, обладают всеми преимуществами и могут метать оружие и камни в нападающих, которые вынуждены преодолевать препятствия и взбираться по лестницам, разрубаемым топорами. Бурги Альфреда обеспечивают Уэссексу безопасность.
Датчане могли и дальше разорять деревни, но все ценное окажется за стенами бурга, и датчане смогут только ездить вокруг этих стен и бросаться пустыми угрозами.
Самым надежным способом захватить бург было заставить гарнизон голодать, пока тот не капитулирует, но это могло занять несколько недель или даже месяцев, а в это время осаждающие становились уязвимы для отрядов из других крепостей.
Или бросить воинов на штурм стен и наблюдать, как они умирают во рву, а датчане всегда берегли людей. Бурги являлись слишком трудными для датчан крепостями, а Беббанбург, думаю, был потруднее любого бурга.
Северные ворота Винтанкестера были теперь из камня и охранялись дюжиной мужчин, перекрывающих открытую арку. Их начальник - небольшой седовласый мужчина с жестким взглядом, - увидев меня, взмахом руки приказал своим людям разойтись.
- Я Гримрик, господин, - представился он, явно ожидая, что я вспомню.
- Ты был под Бемфлеотом, - предположил я.
- Да, господин, - ответил он, довольный, что я его вспомнил.
- И устроил славную резню, - продолжил я, надеясь, что так и было.
- Мы показали ублюдкам, как дерутся саксы, правда, господин? - спросил он, скаля зубы. - Я без конца говорю этим неженкам, что вы знаете толк в сражениях! - он указал большим пальцем на своих людей, всех их забрали с ферм и из лавок для службы в гарнизоне бурга.
- У них еще молоко на губах не обсохло, господин, - сказал Гримрик.
Я дал ему монету, что вряд ли мог себе позволить, но от господина ждут именно этого.
- Купи им эля, - сказал я Гримрику.
- Обязательно, господин, - ответил он, - я знал, что вы приедете! Придется, конечно, сообщить им, что вы здесь, но я знал, что все будет хорошо.
- Хорошо? - спросил я, озадаченный его словами.
- Я знал, что так и будет, господин! - улыбнулся он, затем помахал нам вслед. Я направился в таверну "Два журавля", владелец которой знал меня. Он крикнул своим слугам присмотреть за нашими лошадьми, принес эль и выделил нам большую комнату в задней части таверны, где была чистая солома.
Владельцем был однорукий мужчина с настолько длинной бородой, что ее конец он заправлял за широкий кожаный пояс. Мужчину звали Синриком, он потерял левую руку, сражаясь за Альфреда, и держал таверну уже двадцать лет, он знал почти обо всем, что происходит в Винтанкестере.
- Правят церковники, - сказал он мне.
- Не Альфред?
- Бедный ублюдок смертельно болен. Чудо, что он еще жив.
- И Эдвард под каблуком у духовенства? - спросил я.
- Духовенства, - ответил Синрик, - своей матери и витана. Но он не так уж набожен, как они думают. Вы слышали о леди Эгвинн?
- Дочери епископа?
- Той самой, она была красоткой, видит Бог. Юная, а такая красивая.
- Она мертва?
- Умерла при родах.
Я уставился на него, в моей голове вертелись догадки.
- Ты уверен?
- Клянусь зубами Господа, я знаю женщину, принимавшую у нее роды! Эгвинн родила близнецов: мальчика назвали Этельстаном, девочку - Эадгит, но бедная мать умерла той же ночью.
- Отцом был Эдвард? - спросил я, и Синрик кивнул. - Два королевских бастарда, - мягко сказал я.
Синрик покачал головой.
- Разве они бастарды? - его голос понизился до шепота. - Эдвард утверждает, что женился на ней, его отец говорит, что брак был незаконным, и побеждает в споре. Они держали это в тайне! Бог тому свидетель, они хорошо заплатили повитухе.
- Дети выжили?
- Они в монастыре святого Хедды с леди Этельфлед.
Я уставился на огонь. Итак, безупречный наследник оказался таким же греховодником, как и все. И Альфред заметал следы этого греха, спрятав их в монастыре в надежде, что никто не заметит.
- Бедный Эдвард, - сказал я.
- Теперь он женится на леди Эльфлед, - произнес Синрик, - чему Альфред рад.
- И у него уже двое детей, - с удивлением сказал я. - Королевская кутерьма. Говоришь, Этельфлед в монастыре святого Хедды?
- Под замком, - ответил Синрик. Он знал о моей привязанности к Этельфлед, по его тону было понятно, что ее держали под замком от меня.
- Ее муж здесь?
- Во дворце Альфреда. Вся семья здесь, даже Этельволд.
- Этельволд!
- Приехал две недели назад, стеная и плача по дяде.
Этельволд был храбрее, чем я думал. Он заключил союз с датчанами, но набрался наглости, чтобы приехать ко двору умирающего дяди.
- Он все еще пьет? - спросил я.
- Об этом не знаю. Он здесь не появлялся. Говорят, он проводит время в молитвах, - насмешливо произнес он, и я рассмеялся.
- Мы все молимся, - печально сказал он, подразумевая, что всех беспокоило, что произойдет после смерти Альфреда.
- А монастырь? - спросил я. - Все еще управляется аббатисой Хильдегит?
- Она сама, как святая, господин. Да, она еще там.
Я повез Осферта в монастырь святого Хедды. Моросил мелкий дождь, делая улицы скользкими. Монастырь лежал на северной окраине города, рядом с земляным валом и высоким забором.
Единственная дорога к монастырю начиналась в конце длинного топкого проулка, который, как и в прошлый мой визит, был заполнен попрошайками, ожидавшими милостыню и еду, которую монахини раздавали утром и вечером.
Попрошайки убрались с нашего пути. Они испугались, потому что мы с Осфертом были в кольчуге и с мечами. Некоторые протягивали руки или деревянные чашки, но я не обратил на них внимания, озадаченный присутствием трех воинов у двери монастыря.
Воины были в шлемах, с копьями, мечами и щитами, как только мы приблизились, они отошли от двери и преградили нам путь.
- Тебе нельзя внутрь, господин, - сказал один из них.
Их было трое, я знал, что Осферт не станет драться с западно-саксонскими воинами, охранявшими монастырь. Я пожал плечами.
- Вы можете передать послание аббатисе Хильд? - спросил я.
- Вы знаете, кто я?
- Ты лорд Утред, - уважительно ответил человек, - и тебе нельзя внутрь.
- Аббатиса - моя старая знакомая, - сказал я, и так оно и было. Хильда была другом, святой и женщиной, которую я любил, но выглядело все так, как будто мне не было позволено посещать ее. Старшим из трех солдат был крепко сложенный мужчина, не молодой, широкоплечий и уверенный.
Его меч лежал в ножнах, который, как я не сомневался, он обнажит, если я попытаюсь пробиться мимо него, как и не сомневался в том, что смогу вбить его в грязь.
- Я не могу, господин.
- Скажи ей, что пришел Утред.
Он кивнул, и я услышал, как ахнули нищие позади меня, а, обернувшись, увидел, что на аллее появилось еще больше воинов. Я узнал их командира, человека по имени Годрик, служившего под началом Веостана. Он возглавлял отряд из семерых воинов в шлемах, у которых, как и у тех, что охраняли монастырь, были щиты и копья. Они приготовились к бою.
- Мне приказано проводить тебя во дворец, господин, - поприветствовал меня Годрик .
- Тебе нужны для этого копья?
Годрик проигнорировал вопрос, вместо этого махнув рукой в сторону аллеи:
- Ты пойдешь?
- С удовольствием, - ответил я и последовал за ним через весь город. Люди на улицах молча глазели на нас. И у меня, и у Осферта остались мечи, но все равно мы выглядели пленниками под конвоем, а, когда достигли ворот дворца, слуга настоял, чтобы мы сдали оружие.
Это было естественно. Только королевским стражам разрешалось носить оружие внутри дворца, поэтому я отдал Вздох Змея слугам, и через личную часовню Альфреда последовал за Годриком в небольшое, низкое, крытое соломой строение.
- Вас просили обождать внутри, господин, - сказал он, указывая на дверь.
Мы ждали в комнате без окон, обставленной двумя скамьями, кафедрой и распятием. Люди Годрика остались снаружи, а когда я попытался выйти, преградили мне путь копьями.
- Мы хотим поесть, - сказал я, - и эля. И ведро, чтобы помочиться.
- Мы арестованы? - спросил Осферт, после того как принесли еду и ведро.
- Похоже на то.
- Почему?
- Не знаю, - ответил я, съел хлеб и твердый сыр, а потом лег и попытался уснуть, хотя земляной пол был сырым.
В сумерках вернулся Годрик. Он все еще был учтив:
- Ты пойдешь со мной, господин, - произнес он, и мы с Осфертом последовали за ним через знакомые дворики в один из небольших залов, где в очаге ярко горел огонь.
На стенах висели раскрашенные кожаные полотна с изображением различных западно-саксонских святых, а на возвышении, за столом, накрытом синей тканью, сидело пять священнослужителей.
Трое из них были мне незнакомы, но двух других я узнал, и ни один не был мне другом. Один - епископ Ассер, брызжущий ядом священник из Уэльса и ближайший советник Альфреда, другой - епископ Эркенвальд.
Между ними сидел узкоплечий человек, чьи седые волосы с выбритой тонзурой венчали лицо, тощее как морда изголодавшейся ласки. У него был узкий нос, умные глаза и узкие плотно сжатые губы, неспособные скрыть кривые зубы.
Два священника по краям стола были намного моложе, у каждого было перо, чернильница и лист пергамента. По-видимому, они были здесь только для того, чтобы вести записи.
- Епископ Эркенвальд, - поприветствовал я его, затем взглянул на Ассера, - не думаю, что знаком с тобой.
- Сними молот с его шеи, - приказал Ассер Годрику.
- Только коснись молота, - заметил я Годрику, - и я брошу твою задницу в огонь.
- Довольно, - изголодавшаяся ласка хлопнула ладонью по столу. Чернильницы подпрыгнули. Церковные служки зацарапали перьями. - Я - Плегмунд, - представился он.
- Главный кудесник Контварабурга? - спросил я.
Он с явной неприязнью уставился на меня, затем подвинул к себе лист пергамента.
- От тебя нужны некоторые объяснения, - сказал он.
- И на этот раз никакой лжи! - выплюнул Ассер. Несколько лет назад в этом самом зале меня судил витан за преступления, в которых, по правде говоря, я был полностью виновен. Главным свидетелем моих преступлений выступал Ассер, но я отоврался. Он знал, что я солгал, и с тех пор меня презирал.
Я бросил на него хмурый взгляд и спросил:
- Кто ты? Напоминаешь мне кого-то - одну задницу из Уэльса, мелкое крысоподобное дерьмо, но я убил его, так что ты не можешь им быть.
- Лорд Утред, - устало произнес епископ Эркенвальд, - пожалуйста, без оскорблений.
Мы с Эркенвальдом друг друга не любили, но будучи в свое время епископом Лундена, он оказался эффективным правителем и до Бемфлеота не стоял на моем пути, а его организаторские способности внесли большой вклад в эту победу.
- Что вы хотите прояснить? - спросил я.
Архиепископ Плегмунд придвинул свечу, чтобы осветить пергамент:
- Нам сообщили о твоих действиях этим летом, - сказал он.
- И вы хотите поблагодарить меня, - уточнил я.
Холодные, острые глаза уставились на меня. Плегмунд был известен как человек, отказывающий себе во всех удовольствиях, еде ли, женщинах или роскоши. Он служил своему богу в лишениях, молясь в уединении, и был отшельником.
Почему народ считает это достойным восхищения - не знаю, но он внушал благоговение христианам, которые пришли в восторг, когда тот отказался от тягот отшельничества и стал архиепископом.
- Весной, - произнес он тонким, четким голосом, - ты встречался с человеком, который зовет себя ярлом Хэстеном, после чего поехал на север, во владения Кнута Ранульфсона, где советовался с ведьмой Эльфадель. Оттуда ты проследовал в Снотенгахам, занятый в настоящее время Сигурдом Торсоном, а после - снова к ярлу Хэстену.
- Все так, - с легкостью подтвердил я, - только вы кое-что не упомянули.
- И вот начинается ложь, - прорычал Ассер.
Я недовольно посмотрел на него:
- Твоя мать тужилась на горшке, когда родился ты ?
Плегмунд снова ударил по столу.
- И что же мы не упомянули?
- Ма-а-аленькую правду, что я сжег флот Сигурда.
От духа враждебности, витавшего в комнате, Осферт выглядел все более встревоженным и теперь, не сказав мне ни слова и без малейших возражений со стороны священников, сидящих за покрытым скатертью столом, проскользнул к двери. Они дали ему уйти. Им нужен был я.
- Флот был сожжен, мы знаем, - произнес Плегмунд, - и знаем причину.
- Так скажи мне.
- Это был знак датчанам, что не будет никакого отступления по воде. Сигурд Торсон сказал своим сторонникам, что их судьба - захватить Уэссекс, и в доказательство этого сжег свои корабли, чтобы продемонстрировать, что пути назад нет.
- Ты веришь в это? - спросил я.
- Это и есть правда, - рявкнул Ассер.
Ты не распознаешь правду, даже если ее забить тебе в глотку топорищем, - сказал я, - и ни один лорд с севера не будет жечь свои корабли. Они стоят золота. Их сжег я, а люди Сигурда пытались убить меня, когда я это делал.
- О да, никто и не сомневается, что ты был там, когда их сожгли, - сказал Эркенвальд.
- И ты не отрицаешь, что советовался с ведьмой Эльфадель? - спросил Плегмунд.
- Нет, как и не отрицаю уничтожения армий датчан под Фирнхаммом, а в прошлом году под Бемфлеотом.