- Никто и не отрицает твои прошлые заслуги, - отозвался Плегмунд.
- Когда это было тебе удобно, - кисло прибавил Ассер.
- А отрицаешь ли ты, что лишил жизни аббата Деорлафа из Букестанеса? - спросил Плегмунд.
- Я выпотрошил его как рыбу, - ответил я.
- Ты не отрицаешь этого? - поразился Ассер.
- Я горжусь этим, - сказал я, - как и убийством двух других монахов.
- Запишите это! - прошипел Ассер служкам, но это было излишне, они и так писали свои каракули.
- В прошлом году, - произнес епископ Эркенвальд, - ты отказался присягнуть на верность этелингу Эдварду.
- Верно.
- Почему?
- Потому что устал от Уэссекса, - ответил я, - устал от священников, устал от разговоров о воле вашего бога, устал слышать, что я грешник, устал от вашей бесконечной проклятой бессмыслицы, устал от этого пригвожденного тирана, которого вы называете богом, и который хочет от людей одного - чтобы все были жалкими.
И я отказался от присяги, потому что моя цель - вернуться на север, в Беббанбург, и убить всех, кто его удерживает, а если я присягну Эдварду, то не смогу сделать этого, если вдруг у него на меня будут другие планы.
Это была не самая тактичная речь, но я не был расположен к тактичности. Кто-то - я предполагал, что это был Этельред - очень сильно постарался, чтобы уничтожить меня, и задействовал для этого силы духовенства, и мне предстояло бороться с этими жалкими подонками.
Казалось, я преуспел, по крайней мере, в их унижении. Плегмунд скривился, Ассер осенил себя крестным знамением, глаза Эркенвальда были закрыты. Два младших священника писали быстрее, чем когда-либо.
- Пригвозжденного тирана, - медленно повторил один из них, царапая пергамент пером.
- И кому же в голову пришла такая умная мысль - послать меня в Восточную Англию, чтобы Сигурд мог меня убить? - потребовал я ответа.
- Король Эорик уверил нас, что Сигурд явился без приглашения, и если бы он знал, то атаковал бы его воинов, - пояснил Плегмунд.
- Эорик просто эрслинг, - ответил я, - и если вы не знаете, архиепископ, то эрслинг – это что-то похожее на епископа Ассера и выпавшее из задницы.
- Ты должен быть почтителен! – прорычал Плегмунд, уставясь на меня.
- Почему? – требовательно спросил я.
Услышав это, он моргнул. Ассер что-то быстро и требовательно зашипел ему в ухо, а епископ Эркенвальд пытался выведать у меня что-нибудь полезное.
- Что поведала тебе ведьма Эльфадель? – спросил он.
- Что сакс уничтожит Уэссекс, - ответил я, - что датчане победят, а Уэссекса не будет.
Все трое насторожились при этих словах. Хотя они и были христианами и даже могущественными христианами, но у них не было защиты от настоящих богов и их магии.
Они были напуганы, хотя никто не перекрестился, потому что сделав это, они подтвердили бы, что языческие пророчества могут оказаться правдой, а друг перед другом они предпочли бы это отрицать.
- И кто же этот сакс? – прошипел Ассер.
- Это то, зачем я приехал в Винтакестер, - чтобы рассказать об этом королю.
- Так расскажи нам, - потребовал Плегмунд.
- Я расскажу королю, - отказался я.
- Ты змея, - прошипел Ассер, - ночной вор! Сакс, который уничтожит Уэссекс – ты!
Я плюнул в знак насмешки, но плевок не достиг стола.
- Ты приехал сюда, - устало сказал Эркенвальд, - из-за женщины.
- Прелюбодей! - рявкнул Ассер.
- Это единственное объяснение твоего присутствия здесь, - сказал Эркенвальд и посмотрел на архиепископа, - sicut canis qui revertitur ad vomitum suum.
- Sic inprudens qui iterat stultitiam suam, - в тон ему ответил архиепископ.
На мгновение мне показалось, что они проклинают меня, но убогий епископ Ассер не смог удержаться от демонстрации своей учености, дав мне перевод:
- Как собака возвращается к своей блевотине, так и дурак возвращается к своему разврату.
- Слова Господа, - произнес Эркенвальд.
- И мы должны решить, что же с тобой делать, - сказал Плегмунд, и при этих словах воины Годрика приблизились. Я знал о копьях позади меня. В огне треснуло полено, рассыпав искры на тростниковый пол, который задымился.
Обычно слуга или один из воинов бросился бы вперед, чтобы затоптать крошечные язычки пламени, но никто не двинулся. Они хотели, чтобы я умер.
- Нам показали, - нарушил молчание Плегмунд, - что ты вступил в переговоры с врагами короля, сговорился с ними, ел их ??хлеб и соль. Хуже того, ты признался, что зарезал святого аббата Деорлафа и двух из его братии и...
- Святой аббат Деорлаф, - прервал я его, - был в сговоре с ведьмой Эльфадель, и святой аббат Деорлаф хотел убить меня. Что же я должен был делать? Подставить другую щеку?
- Замолчи! - произнес Плегмунд.
Я сделал два шага вперед и затоптал сапогом тлеющие угли. Один из воинов Годрика, думая, что я собираюсь напасть на священников, отвел копье назад. Я повернулся и посмотрел на него. Просто посмотрел. Он покраснел, и очень медленно копье опустилось.
- Я бился с врагами вашего короля, - сказал я, все еще глядя на копьеносца, но затем повернувшись к Плегмунду, - как хорошо знает епископ Эркенвальд. В то время как другие прятались за стенами бургов, я вел войско вашего короля.
Я стоял в стене из щитов. Я резал врагов, я окрашивал землю кровью ваших врагов, я жег корабли, я взял форт в Бемфлеоте.
- И ты носишь молот! - голос Ассер был пронзительным. Дрожащим пальцем он указывал на мой амулет, - это знак наших врагов, знак тех, кто снова будет мучить Христа, а ты носишь его даже при дворе нашего короля!
- Что сделала твоя мать? - спросил я. - Пёрднула как кобыла? Ты так появился?
- Довольно, - устало произнес Плегмунд.
Было нетрудно догадаться, кто вливал им яд в уши: мой двоюродный брат Этельред. Номинально он был лордом Мерсии, который в этой стране стоял ближе всех к королю, но каждый знал, что он - щенок на поводке у западных саксов.
Он хотел избавиться от поводка, и когда Альфред умрет, несомненно попытается получить корону. И новую жену, поскольку старая - Этельфлед - к поводку прибавила рога. Рогатый щенок на привязи хотел отомстить и хотел моей смерти, потому что знал, что слишком много людей в Мерсии скорее последует за мной, чем за ним.
- Наш долг - определить твою судьбу, - сказал Плегмунд.
- Это удел норн, - ответил я, - и Игдрассиля.
- Язычник, - прошипел Ассер.
- Королевству должна быть обеспечена защита, - продолжил архиепископ, не обращая на нас внимания, - у него должен быть щит веры и меч правды, и в Царстве Божьем нет места для человека без веры, человека, который может предать в любой момент. Утред Беббанбургский, я должен тебе сказать...
Но чтобы он там ни намеревался сказать, это осталось недосказанным, потому что в конце зала со скрипом распахнулась дверь.
- Король хочет видеть его, - произнес знакомый голос.
Обернувшись, я увидел стоящего там Стеапу. Славного Стеапу, командира дворцовой гвардии Альфреда, раба-крестьянина, который стал великим воином, человека, глупого как бочонок с глиной и сильного как бык, друга, преданного как никто другой. - Король, - произнес он своим невозмутимым голосом.
- Но... - начал Плегмунд.
- Король хочет видеть меня, ты, кривозубый ублюдок, - сказал я ему, потом посмотрел на копьеносца, угрожавшего мне ранее. - Если ты когда-нибудь снова поднимешь на меня оружие, я вспорю тебе брюхо и скормлю кишки своим собакам.
Думаю, что норны смеялись, а я отправился на встречу с королем.
Часть вторая
Глава шестая
Альфред лежал, завернутый в шерстяные одеяла и опираясь на огромную подушку. Осферт сидел на его кровати, держа отца за руку. Другая рука короля лежала на богато украшенной книге, я предположил, что это был молитвенник.
У выхода из комнаты, в длинном коридоре, брат Джон и четыре его хориста пели печальный напев.
В комнате воняло, несмотря на разбросанные по полу травы и огромные свечи, горящие в высоких деревянных постаментах. Некоторые из них были свечи-часы, которые так ценил Альфред, завязанные на них ленты отмечали часы, в течение которых жизнь короля угасала.
Два священника стояли у стены в комнате Альфреда, напротив них - большое кожаное панно, на котором был нарисован крест.
Стеапа втолкнул меня в комнату и закрыл за мной дверь.
Альфред уже выглядел как мертвец. Я и правда принял бы его за труп, если бы он не отдернул руку от плачущего Осферта. Вытянутое лицо короля было бледным как полотно, его глаза и щеки запали, под глазами были темные круги.
Его волосы стали редкими и побелели. Десны обнажили корни оставшихся зубов, небритый подбородок был покрыт слюной, а рука, лежащая на книге, была просто кожа да кости, сияющий на ней рубиновый перстень теперь был слишком велик для его костлявого пальца.
Его дыхание было поверхностным, но голос остался достаточно сильным.
- Узри саксонский меч, - приветствовал он меня.
- У твоего сына длинный язык, как я вижу, - сказал я. Я опустился на одно колено, пока он не показал мне слабым жестом, что я могу встать.
Он посмотрел на меня со своей подушки, а я смотрел на него и на монахов, поющих за дверью, и на свечу, которая погасла, выпустив большую струю дыма.
- Я умираю, лорд Утред, - сказал Альфред.
- Да, господин.
- А ты, похоже, здоров как бык, - сказал он с гримасой, которая должна была обозначать улыбку. - У тебя всегда была способность меня раздражать, правда ведь? Это не слишком тактично - выглядеть таким здоровым перед умирающим королем, но я рад за тебя.
Его левая рука хлопнула по молитвеннику.
- Скажи мне, что случится, когда я умру, - потребовал он.
- Будет править твой сын Эдвард, господин.
Он бросил на меня взгляд, и я увидел проницательный ум в его запавших глазах.
- Не говори мне то, что, по твоему мнению, я желаю услышать, - сказал он с намеком на прежнюю резкость, - скажи мне то, что думаешь.
- Твой сын Эдвард будет править, господин, - повторил я.
Он медленно кивнул, поверив мне.
- Он хороший сын, - сказал Альфред, как будто пытаясь убедить самого себя.
- Он хорошо сражался в битве при Бемфлеоте. Ты бы гордился им, господин.
Альфред устало кивнул.
- От короля многого ожидают, - сказал он. - Он должен быть храбр в битвах, мудрым на совете, справедливым на суде.
- Ты обладал всеми этими качествами, господин, - ответил я без лести, это была правда.
- Я пытался, - сказал он. - Господь знает, что я пытался, - он закрыл глаза и так надолго замолчал, что я подумал, что он заснул, и не стоит ли мне уйти, но потом его глаза открылись, и он посмотрел на потемневший от дыма потолок.
Где-то в глубине дворца резко залаяла собака, а затем внезапно замолчала. Альфред нахмурился в раздумьях, потом повернул голову и посмотрел на меня.
- Ты провел прошлое лето вместе с Эдвардом, - сказал он.
- Да, господин.
- Он мудр?
- Он умен, господин, - ответил я.
- Многие люди умны, лорд Утред, но очень немногие мудры.
- Люди учатся мудрости с опытом, господин, - сказал я.
- Некоторые, - едко сказал Альфред, - но научится ли Эдвард?
Я пожал плечами, потому что это был вопрос, на который я не мог ответить.
- Я боюсь, - сказал Альфред, - что им будут управлять чувства.
Я бросил взгляд на Осферта.
- Как однажды они управляли тобой, господин.
- Omnes enim peccaverunt, - тихо сказал Альфред.
- Все мы грешны, - перевел Осферт, удостоившись от отца улыбки.
- Я боюсь, что он слишком своеволен, - сказал Альфред, снова возвращаясь к Эдварду. Я был удивлен, что он так откровенно говорит о своем наследнике, но, конечно, это было единственное, чем был занят его разум в последние дни.
Альфред посвятил свою жизнь защите Уэссекса и отчаянно хотел получить гарантии, что все его достижения не будут выброшены его наследником, его беспокойство было таким глубоким, что он не мог оставить эту тему. Он так жаждал получить гарантии.
- Ты оставляешь его с хорошими советниками, господин, - сказал я, не потому что я в это верил, а потому что он хотел это услышать. Многие члены витана и правда были хорошими советниками, но в нем было и много людей церкви вроде Плегмунда, чьим советам я бы ни за что не стал доверять.
- И король может отвергнуть все эти советы, - сказал Альфред, - потому что в конце концов, решение всегда принимает король, это его ответственность, это именно король оказывается мудрым или глупым. И если король глуп, что случится с королевством?
- Не беспокойся, господин, - сказал я, - потому что Эдвард ведет себя так, как и все молодые людии.
- Но он не такой, как другие молодые люди, - строго сказал Альфред, - у него с рождения есть привилегии и долг.
- И девичья улыбка, - сказал я, - может размыть чувство долга быстрее, чем огонь расплавит лед.
Он уставился на меня.
- Так ты знаешь?, - сказал он после долгой паузы.
- Да, господин, я знаю.
Альфред вздохнул.
- Он сказал, что это страсть, что это любовь. Короли не женятся по любви, лорд Утред, они женятся, чтобы обезопасить королевство. А она ему не подходила, - сказал он твердо, - она была нахальной! Бесстыдной!
- В таком случае, мне хотелось бы быть с ней знакомым, господин, - сказал я, и Альфред засмеялся, хотя это усилие причинило ему боль и превратилось в стон.
Осферт понятия не имел, о чем мы разговариваем, и я показал ему, слегка покачав головой, что ему не следует спрашивать, а потом я подумал о тех словах, которые могли бы дать Альфреду те гарантии, которых он хотел.
При Бемфлеоте, господин, - сказал я, - я стоял рядом с Эдвардом в стене из щитов, а невозможно скрыть свой характер, стоя в стене из щитов, и я понял, что твой сын - достойный муж.
- Обещаю, он человек, которым можно гордиться, - я поколебался, а затем кивнул в сторону Осферта, - как и все твои сыновья.
Я увидел, как Осферт крепче сжал руку короля.
- Осферт - достойный муж, - сказал Альфред, - и я горжусь им, - Альфред похлопал своего незаконного сына по руке и снова посмотрел на меня. - А что еще произойдет? - спросил он.
- Этельволд предпримет попытку захватить трон, - сказал я.
- Он поклялся этого не делать.
- Он легко дает клятвы, господин. Тебе следовало перерезать ему глотку двадцать лет назад.
- О тебе говорят то же самое, лорд Утред.
- Может, тебе нужно было последовать советам, господин?
На его губах появился призрак улыбки:
- Этельволд - жалкое создание, - сказал он, - ни дисциплины, ни разума. Он не представляет опасности, просто служит напоминанием о том, что все мы ошибаемся.
- Он разговаривал с Сигурдом, - сказал я, - и у него есть нелояльные тебе союзники в Кенте и Мерсии. Вот почему я приехал в Винтанкестер, господин, чтобы предупредить тебя об этом.
Альфред смерил меня долгим взглядом, а потом вздохнул.
- Он всегда мечтал стать королем, - сказал он.
- Пришло время убить и его, и его мечту, господин, - твердо произнес я. - Скажи только слово, и я избавлюсь от него.
Альфред покачал головой.
- Он сын моего брата, и он слаб. Я не желаю, чтобы на моих руках была кровь члена семьи, когда я предстану перед Господом в судный день.
- Так ты позволишь ему жить?
- Он слишком слаб, чтобы быть опасным. Никто в Уэссексе его не поддержит.
- Очень немногие поддержат его, господин, - сказал я, - так что он вернется к Сигурду и Кнуту. Они вторгнутся в Мерсию, а потом в Уэссекс. Будут битвы, - я поколебался. - А в этих битвах, господин, Кнут, Сигурд и Этельволд умрут, а Уэссекс и Эдвард будут спасены.
Он недолго поразмышлял над этим хлипким утверждением, а затем вздохнул.
- А Мерсия? Не все в Мерсии любят Уэссекс.