- Ты тоже пришел помолиться? - спросил я его.
- Я пришел, потому что мой король приказал мне прийти, - ответил Оскитель.
И почему, подумал я сердито, Эдвард дозволил эту глупость? Эорик и Оскитель вполне могли стать врагами Уэссекса, и все же их привечали в Лундене и обращались как с почетными гостями.
В ту ночь был большой пир, и один из арфистов Эдварда спел длинную песнь в честь Эорика, прославляя его героизм, хотя, по правде говоря, Эорик не получил большой славы в битвах.
Он был хитрым и умным, правил силой, избегал битв, и выжил, потому что его королевство лежало на краю Британии, и армиям не требовалось пересекать его земли, чтобы добраться до врага.
Тем не менее, незначительным Эорик не был. Он мог привести, по крайней мере, две тысячи хорошо вооруженных воинов, и, если датчане когда-либо предпримут полноценное нападение на Уэссекс, то воины Эорика будут ценным дополнением.
Аналогично, если христиане когда-либо предпримут нападение на северных язычников, то с радостью поприветствуют эти две тысячи воинов. Обе стороны пытались соблазнить Эорика, и он получал подарки, давал обещания и ничего не предпринимал.
Эорик ничего не предпринимал, но являлся ключом к великой идее Плегмунда объединить всю Британию. Архиепископ заявил, что идея пришла ему во сне после похорон Альфреда, и убедил Эдварда, что этот сон - от Бога.
Не меч, а Христос объединит Британию, и было что-то магическое в числе 900 от рождества Христова.
Пленгмунд верил, и убедил в этом Эдварда, что Христос вернется в 1000 году, и что это божественная воля - потратить последние сто лет христианского тысячелетия на обращение датчан в веру в подготовке ко второму пришествию.
- Война не удалась, - гремел Плегмунд со своей кафедры, - поэтому мы должны проложить путь нашей вере и в мирное время! Он считал, что пришло время обратить язычников, и хотел, чтобы датчане-христиане, служащие Эорику, стали миссионерами у Сигурда и Кнута.
- Чего он хочет?- спросил я Эдварда. Меня вызвали к королю утром после великого праздника, и я слушал, как Эдвард объясняет, на что надеется архиепископ.
- Он хочет обратить язычников в истинную веру , - сухо сказал Эдвард.
- А они хотят Уэссекс, господин.
- Христиане не будут сражаться с христианами.
- Скажи это валлийцам, мой господин.
- Они хранят мир, по большей части.
К тому времени он уже был женат. Его невеста, Эльфлед, была почти ребенком - тринадцати, может, четырнадцати лет, уже беременная, она играла со своими подружками и котенком в небольшом садике, где я так часто встречал Этельфлед.
Окно в королевских покоях выходило на этот маленький садик, и Эдвард видел, куда я смотрю. Он вздохнул:
- Витан считает, что Эорик окажется союзником.
- Твой тесть верит в это?
Эдвард кивнул.
- Война длится уже на протяжении трех поколений, - серьезно сказал он, - и до сих пор не принесла мира. Плегмунд говорит, мы должны попробовать молитву и проповедь. Моя мать согласна.
Я рассмеялся. То есть, мы должны победить наших врагов молитвой? Кнут и Сигурд, подумал я, поприветствуют эту тактику.
- И чего же Эорик хочет от нас? - спросил я.
- Ничего, - казалось, Эдвард удивился вопросу.
- Он ничего не хочет, господин?
- Хочет архиепископского благословения.
В первые годы своего правления Эдвард находился под влиянием своей матери, тестя и архиепископа, и все трое возмущались стоимостью ведения войны.
Строительство бургов и вооружение фирда требовало огромного количества серебра, а отправка войска на поле сражения - еще больше, а эти деньги шли от церкви и олдерменов.
Они хотели сохранить серебро. Война стоит дорого, а молитва - бесплатна. Я поиздевался над этой идеей, а Эдвард резким жестом прервал меня.
- Расскажи мне о близнецах, - попросил он.
- Они расцветают.
- Моя сестра говорит тоже самое, а я слышал, что Этельстан не берет грудь, - в голосе прозвучала мука.
- Этельстан сосет как теленок, - ответил я, - я пустил слух, что он слаб - это то, что хотят услышать твоя мать и тесть.
- Ах, - улыбнулся Эдвард, - меня вынудили отрицать законность их происхождения, - продолжил он, - но они дороги мне.
- Они в безопасности и здоровы, господин, - уверил я.
Он коснулся моего предплечья.
- Так и продолжай! И еще лорд Утред, - он сжал мне предплечье, чтобы подчеркнуть последующие слова. - Не хочу, чтобы датчан провоцировали! Понимаешь меня?
- Да, мой король.
Он вдруг понял, что сжимает мою руку, и отдернул свою. Он чувствовал себя неловко со мной, полагаю, он был смущен, потому что сделал из меня няньку своих королевских бастардов, или, возможно, потому, что я был любовником его сестры, или потому, что он приказал мне сохранять мир, когда знал, что я считаю этот мир обманчивым.
Но датчан не следовало провоцировать, а я поклялся подчиняться Эдварду.
Поэтому я решил их спровоцировать.
Часть третья: Ангелы
Глава девятая
- Эдвард под каблуком у священников, - пожаловался я Лудде, - а его проклятая мамаша и того хуже. Глупая сука. Мы вернулись в Фагранфорду, и я проводил его на север, к краю холмов, откуда через широкую долину Сэферн можно было увидеть холмы Уэльса. Далеко на западе шел дождь, а в реке в долине внизу серебрилось водянистое отражение солнца. - Они думают, что молитвы помогут избежать войны, - продолжил я, - и все из-за этого глупца Плегмунда. Он считает, что Бог кастрирует датчан.
- Молитвы могут быть полезны, господин, - весело ответил Лудда.
- Чем же они полезны, - сердито проворчал я, - если бы бог хотел, чтобы они приносили пользу, почему же он не сделал этого двадцать лет назад?
Лудда был слишком благоразумен, чтобы ответить. Мы были только вдвоем. Я искал кое-что и не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что именно, так что мы с Луддой поскакали на вершину холма одни. Мы искали, расспрашивая рабов в полях и глав кланов в их домах, и на третий день я нашел, что искал. Он не был идеальным. Он был гораздо ближе к Фагранфорде, чем мне бы хотелось, и недостаточно близко к датчанам.
Но на севере ничего подобного нет, - сказал Лудда, - насколько мне известно. Ближе к северу много таинственных камней, но скрытых нет.
Таинственные камни представляли собой странные круги из огромных валунов, которые расставили древние, видимо, в честь своих богов.
Обычно когда мы находили такое место, то копали до основания камней, и я находил под парой из них клад. Камни были закопаны в курганах, некоторые из которых были круглыми, а некоторые похожи на длинную гряду, и те, и другие представляли собой могилы древних людей.
Мы их тоже раскапывали, хотя кое-кто верил, что скелеты, находящиеся там, находятся под защитой духов или даже драконов с огненным дыханием, но однажды я нашел в такой могиле кувшин, наполненный гагатом, янтарем и золотыми украшениями.
Курган, который мы обнаружили в тот день, представлял собой высокую гряду, с которой были видны окрестности. Поглядев на север, можно было увидеть земли датчан, хотя до них было очень далеко, слишком далеко, но тем не менее, я решил, что эта древняя могила нам подойдет.
Место называлось Натангравум и принадлежало мерсийскому лорду по имени Элволд, который был просто счастлив, что я буду раскапывать его курган.
- Я одолжу тебе своих рабов для этой работы, - сказал он мне, - этим ублюдках все равно особо нечем заняться до сбора урожая.
- Я буду использовать своих, - ответил я.
Элволд немедленно что-то заподозрил, но я был Утредом, и он не хотел меня злить.
- Ты поделишься тем, что найдешь? - спросил он с волнением.
- Да, - заверил я и положил золотую монету на стол. - Это золото - за твое молчание. Никто не должен знать, что я здесь, так что ты никому не скажешь. Если я узнаю, что ты проболтался, я вернусь и закопаю тебя под этим курганом.
- Я ничего не скажу, господин, - обещал он. Он был старше меня, с дрожащим вторым подбородком и длинными седыми волосами. - Клянусь Богом, мне не нужны неприятности, - продолжал он, - в прошлом году был плохой урожай, датчане недалеко, и я лишь молюсь о сохранении мира.
Он взял золото.
- Но ты ничего не найдешь в этом кургане, господин. Мой отец перекопал его много лет назад, и там нет ничего кроме скелетов. Даже бус.
На вершине гряды были две могилы, одна пристроена к другой. В центре находился круглый курган, а поперек и чуть ниже с востока на запад пролегал второй могильный холм, продолговатый, около десяти футов высоты и больше шестидесяти шагов в длину.
Большая часть этого длинного кургана была из земли и известняка, но с восточной стороны находилась искусственная пещера, в которую можно было зайти через сложенный из валунов дверной проход, смотрящий прямо на восходящее солнце.
Я послал Лудду привести дюжину рабов из Фагранфорды, и они передвинули валун, расчистили вход от земли, так что мы смогли согнувшись войти в длинный отделанный камнями проход.
Из туннеля открывался вход в четыре комнаты, по две с каждой стороны, Мы осветили склеп факелами, пропитанными смолой, и оттащили тяжелые камни, загораживающие вход в комнаты, и, как и обещал Элволд, не обнаружили ничего кроме скелетов.
- Это подойдет? - спросил я Лудду.
Поначалу он не ответил. Он уставился на скелеты с выражением страха на лице.
- Они вернутся и будут нас преследовать, господин, - произнес он тихо.
- Нет, - сказал я, хотя и чувствовал внутри холодную дрожь. - Нет, - повторил я, хотя и не верил в это.
- Не трогай их, господин, - попросил он.
- Элволд сказал, что его отец уже их побеспокоил, - заметил я, пытаясь убедить себя самого, - так что мы в безопасности.
- Он потревожил их, господин, и это означает, что он их пробудил. Теперь они жаждут отомщения.
Кости были сложены в неаккуратную груду, и дети, и взрослые вместе. Их челюсти ухмылялись нам. Один череп был пробит с левого бока, а на другом были остатки волос.
Ребенок лежал, свернувшись на коленях у одного из скелетов. Другое тело протягивало костистую руку в нашу сторону, кости пальцев распластались на каменном полу.
- Их дух здесь, - прошептал Лудда, - я чувствую их, господин.
Я снова ощутил холодную дрожь.
- Скачи обратно в Фаграндорду, - сказал я ему, - и приведи отца Коэнвульфа и лучшего охотничьего пса.
- Лучшего пса?
- Приведи Молнию. Я жду вас завтра.
Мы вылезли из прохода наружу, и рабы поставили обратно большой валун, отделявший мертвых от живых, и в ту ночь небо было похоже на сияющий занавес, бледно-голубой с ярко-белым, который с дрожью поднялся выше и скрыл звезды.
Я видел эти огни и раньше, обычно в разгар зимы и всегда на севере небосклона, но было явно не совпадением, что они мерцали в небесах именно в тот день, когда я позволил лучам факелов упасть на мертвецов, лежащих под землей.
Я арендовал у Элволда дом. Он был построен римлянами и большей частью разрушен, находился он недалеко от деревни под названием Туркандин, что лежала на расстоянии короткой поездки от склепа.
Дом душила в своих объятьях ежевика, а плющ извивался по его сломанным стенам, но две самые большие комнаты, откуда когда-то римляне правили окрестностями, использовались в качестве навеса для скота и были защищены грубыми балками с вонючей соломой. Мы вычистили эти комнаты, и я спал той ночью под этой соломенной крышей, а на следующее утро вернулся к склепу.
Над длинным курганом навис туман. Я ждал там с рабами, сидящими на корточках в нескольких шагах от меня. Лудда вернулся около полудня, и туман все еще не рассеялся. Он привел на поводке Молнию, мою собаку, отличного охотника на оленей, и с ним был отец Кутберт.
Я взял поводок Молнии из рук Лудды. Гончая заскулила, и я потрепал ее за ушами.
- Что тебе следует сейчас сделать, - сказал я Кутберту, - так это убедиться, что духи этой могилы нас не побеспокоят.
- Могу ли я спросить, что ты здесь делаешь?
- Что сказал тебе Лудда?
- Только что я тебе нужен, и что нужно взять собаку.
- Значит, это всё, что тебе нужно знать. И убедись, что ты прогнал этих духов.
Мы убрали большой камень, загораживающий вход, и Кутберт вошел в склеп и бормотал там молитвы, разбрызгивал воду и установил крест, сделанный из веток.
- Мы должны подождать до ночи, господин, - сказал он мне, - чтобы убедиться, что молитвы сработали, - он выглядил смущенным и взмахнул руками в жесте, который означал безнадежность.
У него были огромные руки, и казалось, что он не вполне понимает, куда их девать.
- Подчинятся ли мне духи? - спросил он. - Я не знаю! Они спят днем и должны проснуться и обнаружить,что они в цепях и беспомощны, но, возможно, они сильнее, чем мы думаем? Узнаем сегодня ночью.
- Почему ночью? Почему не сейчас?
- Они спят днем, господин, потом пробуждаются по ночам и кричат, как души, попавшие в бурю. Что если они разорвут цепи? - он содрогнулся. - Но я останусь на ночь и призову ангелов.
- Ангелов?
Он серьезно кивнул.
- Да, господин, ангелов, - он заметил озадаченное выражение на моем лице и улыбнулся. - О, не считай ангелов прекрасными девушками, господин. Простой народ думает, что ангелы - это прелестные яркие штучки с чудесными, - он помедлил, помахав своими большими руками на уровне груди, - оленятами, - наконец произнес он, - но по правде говоря, они воины Господа. Свирепые и грозные создания!
Он замахал руками, изображая крылья, а затем замер, когда заметил, что я уставился на него. Я смотрел на него так долго, что он занервничал.
- Господин? - спросил он с дрожью в голосе.
- Ты умен, Кутберт, - сказал я.
Он выглядел довольным и робким.
- Да, я такой, господин.
- Святой Кутберт Умный, - сказал я восхищенно. - Глупец, - продолжал я, но до чего умный глупец!
- Спасибо, господин, ты так добр.
Той ночью мы с Кутбертом остались у входа в склеп и смотрели на сияющие звезды. Молния положила голову мне на колени, и я поглаживал ее. Это был отличный пес, быстрый, свирепый как воин и бесстрашный.
Серп луны поднялся над холмами. Ночь была наполнена звуками, шуршанием неведомых существ в ближайшем лесу, призывным уханием охотящейся совы, и криком лисы где-то вдалеке.
Когда луна достигла зенита, отец Кутберт повернулся к склепу, встал на колени и начал молча молиться, его губы двигались, а руки сжимали сломанный крест. Если ангелы и пришли, я их не увидел, но, может быть, они там побывали, яркокрылые и прекрасные воины христианского бога.
Я оставил Кутберта молиться и повел Молнию на вершину кургана, где встал на колени и обнял собаку. Я сказал ей, как она хороша, как верна и как храбра.
Я похлопал ее по грубой шкуре и зарылся лицом в шерсть, я сказал ей, что она была лучшей собакой из тех, что я знал, и я все еще обнимал ее, когда перерезал ей горло одним сильным ударом ножа, который заточил накануне.
Я почувствовал, как ее сильное тело боролось и дергалось, она взвыла, но быстро затихла, кровь текла по моей кольчуге и коленям, и я оплакивал ее смерть, я держал ее дрожащее тело и сказал Тору, что принес ему жертву.
Я не хотел этого, но только жертвуя чем-то дорогим, мы можем тронуть разум богов, и я держал Молнию, пока она не умерла. Ее смерть была милосердной и мгновенной. Я умолял Тора принять жертву и в ответ оставить мертвых в тишине их могилы.
Я отнес тело Молнии к ближайшим деревьям и вырыл могилу ножом и осколком камня. Я положил собаку в нее, а рядом с ней нож, затем пожелал ей удачной охоты в другом мире.
Я засыпал могилу и навалил сверху камней, чтобы тело не досталось падальщикам. К тому времени, когда я закончил, уже занималась заря, я был в грязи, в крови и несчастен.
- Боже мой, что случилось? - снова уставился на меня отец Кутберт.
- Я помолился Тору, - коротко ответил я.