— Я не могу отвечать за то, что делают мои жильцы! — воскликнул он.
— Я вас ни в чем не обвиняю.
Старик, казалось, не слышал моих слов.
— Дайте-ка фотографию, хочу взглянуть еще раз, — попросил он.
Я протянул ему снимок. Едва взглянув на него, Станислаус покачал головой:
— Так оно и есть, я ошибся! Годы… Глаза уже не те… Я никогда не видел этого парня.
— Но вы только что сказали…
— Я ошибся! А вы хороши! Втирали мне очки насчет коттеджа, а в действительности хотели впутать в какую-то историю. Напрасно старались! Со мною такие штучки не проходят — ученые! А теперь катитесь-ка отсюда, не то я позову шерифа.
Только этого мне и не хватало! Я и без того опасался, что уже насторожил преступников и осложнил возвращение Тома. Не отвечая старику, я направился к своей машине.
Глава VIII
У подъезда, позади «кадиллака» Хиллманов, стояла синяя машина. Из дома навстречу мне вышел спортивного вида молодой человек. На нем был дорогой костюм, на руке висел плащ из крокодиловой кожи, а под плащом угадывалось что-то тяжелое, по форме похожее на револьвер.
— Не наставляйте свою пушку на меня. Я без оружия.
— Я х…хочу з…знать, кто вы, — слегка заикаясь, сказал молодой человек.
— Я Лу Арчер, а вы?
— Дик Леандро.
— Опустите револьвер, — напомнил я. — Лучше направьте его на собственную ногу.
Леандро опустил руку, плащ соскользнул, и я увидел, что он держит большой старый револьвер. Леандро подобрал плащ и сконфуженно взглянул на меня. Ему было лет двадцать с небольшим. Карие глаза, темные курчавые волосы. Он, похоже, понимал, что привлекателен собой.
— Вы уже здесь, следовательно, деньги тоже здесь, — заметил я.
— Да. Я привез их из конторы несколько часов назад.
— Хиллман сказал вам, кому передать?
Леандро покачал головой:
— Нет, мы еще ждем.
Я нашел Хиллманов внизу» в комнате с телефоном. Они сидели рядом на кушетке около окна, выходившего на площадку перед подъездом. Ожидание как-то сразу состарило обоих. В лучах предзакатного солнца их лица казались пепельными. Элейн вязала, и ее руки двигались быстро и точно, словно жили сами по себе, независимо от их обладательницы жизнью.
Хиллман поднялся и бережно, как ребенка, положил на кушетку сверток, который до этого держал в руках.
— Хелло, Арчер, — тусклым голосом приветствовал он меня.
Я хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но его взгляд, в котором одновременно читались и боль и одиночество, остановил меня.
— Вы провели долгий и тяжелый день.
Хиллман медленно кивнул, миссис Хиллман всхлипнула.
— Почему тот человек не дает о себе знать? — спросил Хиллман.
— Трудно сказать. Похоже, умышленно нагнетает напряжение.
Элейн Хиллман резко отодвинула от себя вязанье, оно упало на пол. На ее увядшем, но все еще красивом лице появилась гримаса боли.
— Но он держит нас, словно на раскаленной сковороде. Зачем?
— Возможно, ожидает наступления темноты. Уверен, что он скоро объявится. Двадцать пять тысяч долларов — слишком соблазнительная приманка.
— Да пусть он получает эти тысячи, пусть получает больше! Почему бы ему просто не взять деньги и не вернуть нашего мальчика?
— Элейн, держи себя в руках, — посоветовал муж, прикасаясь к ее светло-золотистым волосам. — Бесполезно задавать вопросы, на которые невозможно ответить.
Его слова утешения прозвучали холодно и натянуто.
Элейн провела руками по лицу и в молитвенном жесте прижала их к груди.
Она дрожала. Опасаясь, что с ней вот-вот произойдет истерика, я сказал Хиллману:
— Я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз. Мне стали известны кое-какие факты, и вам тоже следовало бы их знать.
— Можете говорить при Элейн и Дике.
Только тут я заметил, что Леандро стоит у двери.
— Я бы предпочел переговорить с вами наедине.
— Меня не интересует, что предпочитаете вы. Здесь решаю я. Говорите.
— Ну что ж, пожалуйста… Вашего сына видели в обществе замужней женщины, некоей Браун. Она блондинка артистического типа, значительно старше его и, видимо, интересуется им из-за денег. Не исключено, что миссис Браун и ее муж причастны к вымогательству.
Элейн, явно шокированная, умоляюще протянула ко мне руки.
— Что значит — «в обществе женщины»?
— Он бывал у нее и неоднократно появлялся с нею в общественных местах.
В частности, их видели вместе вчера, во второй половине дня.
— Где? — спросил Хиллман.
— В «Баре на этаже».
— Кто говорил вам об этом?
— Один из служащих бара. Он встречал их там и раньше и назвал миссис Браун подружкой Тома… Их видел и хозяин мотеля, где проживает чета Браунов. Том бывал и там.
— Сколько ей лет?
— Лет тридцать, а возможно, и больше. Очевидно, недурна собой.
Элейн Хиллман подняла на меня глаза, полные ужаса.
— Вы хотите сказать, что у Тома роман с этой… дамой?
— Я только сообщаю факты.
— Ни одному вашему факту я не верю! Это какое-то чудовищное недоразумение!
— Вот именно, — вмешался Дик Леандро. — Том всегда был порядочным мальчиком.
Хиллман молчал. Возможно, потому, что знал о сыне больше, чем другие.
Он сел рядом с женой и пододвинул к себе сверток.
— Но главное сейчас не его нравственность, — продолжал я. — Главное — с кем он спутался, что это за люди и что они намерены сделать с ним или, возможно, при его помощи с вами.
— Я что-то не понимаю, — повернулся ко мне Хиллман.
— Мы не должны исключать возможность того, что Том не жертва вымогателей, а соучастник. Вчера его видели с миссис Браун, а тот, кто звонил вам по телефону (это мог быть сам Браун), заявил, как вы помните, что Том пришел к ним добровольно.
Элейн Хиллман уставилась на меня немигающими глазами и голосом, от которого я невольно поежился, проговорила:
— Вы лжете! Я знаю моего сына… Ральф, что говорит этот отвратительный человек?!
— Тебе лучше уйти, Элейн, — сказал Хиллман, обнимая жену. — Пойдем, я дам тебе что-нибудь успокоительное.
Хиллман помог жене встать и, покидая комнату, бросил на меня укоризненный взгляд. Элейн двигалась, как больная, тяжело опираясь на мужа.
Сейчас, после их ухода, Дик Леандро оставил свой пост у двери и уселся на кушетку рядом с деньгами.
— А здорово вы проняли Элейн своей трепотней! Она чувствительная женщина и очень строга в вопросах секса. Кстати, она без ума от Томми и не потерпит, чтобы о нем говорили плохое.
— А разве я говорил о нем плохое?
— Да я-то не заметил… В последнее время на Тома свалилось столько неприятностей — эта история с машиной и все такое, а тут еще вы со своей новостью, что он стал завсегдатаем разных злачных заведений.
— Ничего подобного я не утверждал.
— Может быть, но я понял вас… Кстати, где ж… живет эта ос… особа?
Кому-то следовало бы навестить ее и допросить.
— Похвальная инициатива! — заметил я.
— Ну, так как же? — не заметив моей насмешки, продолжал Леандро. — Я г… готов.
— Вы принесете больше пользы, если останетесь здесь караулить деньги…
Послушайте, а почему Хиллман поручил именно вам доставить сюда эти двадцать пять тысяч? Вы что, старый друг семьи?
— Пожалуй. Я з… знаю мистера Хиллмана с того времени, когда сам был еще вот таким. — Леандро провел рукой на высоте своих колен. — З… замечательный человек. Помог мне окончить колледж, а потом устроил на работу к своему брокеру. Относится ко мне, как отец.
Я не мог отделаться от ощущения, что все это у Леандро напускное.
Артист на сцене, да и только!.. А он между тем продолжал:
— Меня ведь можно назвать сиротой. Мои родители разошлись, когда я был совсем маленьким. Отец уехал отсюда. До этого он работал на заводе мистера Хиллмана.
— Вы хорошо знаете Тома?
— Разумеется. Неплохой парень, только чересчур з… заумный. Поэтому-то ребята и не дружат с ним. Не удивительно, что у него постоянно возникают неприятности. — Леандро постучал себя пальцами по лбу. — Это верно, что мистер Хиллман поместил его в каталаж… я хотел сказать — в с… санаторий?
— Вот и спросите у мистера Хиллмана.
Леандро надоел мне. Я подошел к бару и налил виски. Наступала ночь, в комнате быстро темнело. На лестнице послышались медленные шаги Хиллмана. На стойке бара зазвонил телефон. Хиллман вбежал в комнату и оттолкнул меня. Я направился было в буфетную, к параллельному аппарату, но он остановил меня резким окриком:
— Ни в коем случае! Обойдусь без вас!
Я видел, с каким страхом Хиллман подносил к уху телефонную трубку.
— …У телефона Хиллман… Одну минуту. — Он достал из внутреннего кармана какой-то конверт и шариковый карандаш, включил над собой свет и приготовился записывать. — Говорите. — Послушав и записав что-то, Хиллман сказал: — Думаю, что да… Там, кажется, есть лестница, ведущая к берегу? — Хиллман снова помолчал, опять записал несколько слов и спросил: — Куда я должен буду пойти?.. Хорошо. Я оставлю машину в двух кварталах — в Сенеке, подойду к лестнице, положу деньги под верхнюю ступеньку и спущусь на берег, где пробуду полчаса. Так? Да, да, ровно в девять… Одну минутку!.. — В голосе Хиллмана зазвучали просительные нотки, как у коммивояжера, пытающегося уговорить несговорчивого покупателя. — Одну минуту! — почти простонал он и медленно опустил трубку.
— Что такое, мистер Хиллман? — Опережая меня, Леандро бесшумно подошел к бару. — В чем дело?
— Я хотел спросить о Томе, но он уже нажал на рычаг. Не знаю, жив ли еще Том…
Леандро положил руку на плечо Хиллмана:
— Не беспокойтесь, Шкипер! Мы вернем его!
Хиллман налил себе большую порцию виски и выпил одним глотком.
— Звонил все тот же человек? — спросил я.
— Да.
— И указал, куда положить деньги?
— Да.
— Вас нужно сопровождать?
— Нет, я должен ехать один. Он предупредил, что будет следить.
— Где это место?
Хиллман заколебался и с какой-то отрешенностью посмотрел на каждого из нас.
— Я должен молчать. Не хочу нарушать договоренность с этим типом. — Он взглянул на часы. — Без двадцати пяти девять. Поездка займет у меня минут двадцать… Не много же времени он оставил мне!
— Но вы сможете сами вести машину в таком состоянии? — спросил Леандро.
— Придется. Я пойду предупредить Элли, что уезжаю. Ты побудешь с ней, Дик?
— Конечно.
Хиллман поднялся к жене, все еще комкая в руке конверт со сделанными на нем заметками.
— Где находиться Сенека-стрит? — обратился я к Леандро.
— Около Сенека-роуд, в пригороде Приморском.
— Там есть лестница, ведущая к берегу?
— Есть. Но не вздумайте появляться там! Вы слышали что говорил мистер Хиллман?
— Слышал.
Хиллман вернулся от жены, взял у Леонадро сверток с деньгами и грустно поблагодарил его. Мы стояли на крыльце, пока его машина не скрылась в темноте.
Глава IX
Я прошел на кухню и попросил миссис Перес сделать бутерброд. Поворчав, она выполнила мою просьбу, и я, прислонившись к холодильнику, быстро проглотил хлеб и сыр. Миссис Перес не пожелала обсуждать со мной последние неприятности в семье хозяев из суеверного опасения, что это накличет на дом еще большую беду, а когда я пытался расспросить ее о Томе, его привычках, образе жизни, она и вовсе утратила способность понимать английский язык.
Дик Леандро ушел наверх к Элейн. Было похоже, что здесь он чувствует себя больше дома, чем Том. Я вернулся в гостиную. Часы показывали девять, и я не мог больше ждать.
…Над морем уже стояла глубокая ночь, безлунная и беззвездная, когда я остановил машину на видовой площадке недалеко от мотеля «Дак». Не пользуясь фонариком, я спустился по дороге, ведущей к мотелю, осторожно миновал конторку, над дверью которой горело неоновое объявление «Есть свободные комнаты», и направился прямо к коттеджу номер семь. Домик встретил меня темными окнами и тишиной. На мой стук никто не ответил. Я толкнул дверь и вошел, вздрогнув от неожиданности, когда она со стуком захлопнулась за мной на автоматический замок.
Миссис Браун была здесь. Я едва не свалился, зацепившись за ее ногу, и торопливо зажег фонарь. Лучик света упал на сверкнувшие блестки платья.
Светлые волосы женщины были в крови, лицо покрыто синяками и кровоподтеками.
Рука миссис Браун оказалась совершенно холодной. Я повел фонариком, и его луч скользнул по зеленым стенам, пробежал по разбросанным на полу газетам, высветил парусиновый чемодан у кровати и два бумажных кулька рядом с ним. В одном оказалась бутылка вина, в другом — зачерствевшие бутерброды. В чемодан как попало были натолканы грязные мужские сорочки, дамские рубашки, заржавленные лезвия для безопасной бритвы, начатые баночки крема, флакон туши для косметики, несколько платьев, белье, поношенный мужской костюм синего цвета с ярлыком магазина готовой одежды. В боковых карманах костюма я обнаружил лишь табачные крошки, но в нагрудном оказалась помятая рекламная карточка, напечатанная на дешевой желтой бумаге:
«ГАРОЛЬД «ГАР» ГАРЛИ
Портреты — наша специальность».
На стуле у окна лежала дамская сумочка из пластмассового материала под змеиновую кожу, в ней я нашел принадлежности для косметики и несколько помятых голубых фишек. Ни документов, ни бумажника, ни денег не было, за исключением серебряного доллара на самом дне. В сумочке же оказалась колода карт, очень потрепанных и засаленных, а также игральные кости. Проверяя свою догадку, я трижды бросал их, и трижды они показывали шесть очков.
Снаружи донесся шум приближающейся машины, и почти сейчас же в окно проник свет фар. Я поспешно погасил фонарик. Рядом с домиком захрустел под колесами гравий, кто-то вышел из автомобиля и повернул ручку двери. Та не поддалась, и мужской голос потребовал:
— Открывай!
Это был тот же самый голос, который я слышал по телефону Хиллмана. Я подошел к порогу и занес над головой руку с фонариком. Мужчина снова попытался открыть дверь.
— Я видел свет в окне и знаю, что ты тут. У нас нет времени на ссоры, милая!
Я обошел труп миссис Браун, встал у стены рядом с дверью, переложил фонарик в левую руку, а правой нащупал замок.
— Я слышу, как ты там шевелишься, будь ты проклята! Или еще раз хочешь попробовать того, чем я уже угостил тебя сегодня? — Мужчина помолчал и добавил: — Если не откроешь, я собью замок выстрелами.
Щелкнул взводимый курок. Я продолжал стоять у порога с поднятым, как дубинка, фонарем. Выстрела не последовало.
— Мне же ничего там не нужно, — снова заговорил мужчина, — не исключая и тебя. Можешь оставаться, если хочешь. Решай сама, только сейчас же. — Он замолчал, ожидая ответа, которого уже не мог получить. Так прошло несколько долгих секунд. — Ну и черт с тобой! — зло крикнул мужчина.
Послышались удаляющиеся шаги, скрипнула дверца машины. Я распахнул дверь и бросился на него. Он уже заносил ногу, собираясь сесть за руль, но успел повернуться ко мне. Сверкнуло пламя, что-то обожгло меня, я пошатнулся, но все же вцепился в него. Сильный удар по руке заставил меня разжать пальцы, потом такой же удар обрушился мне на голову…
Очнулся я в машине, в которой меня везли как некую важную персону с двумя полицейскими-телохранителями по бокам. Машинально дотронувшись до головы, я обнаружил на ней нечто вроде тюрбана из наспех намотанного полотенца.
Мы подъехали к зданию с освещенной красной лампочкой дверью, и полицейские, не отвечая на мои расспросы, довольно деликатно, но без особых церемоний помогли мне выбраться из машины и через вращающуюся дверь провели в залитую светом и пропахшую лекарствами комнату. Здесь меня уложили на обитый клеенкой стол, врач с усиками и большими волосатыми руками снял с меня слипшееся от крови полотенце и стал ощупывать голову.
— Пожалуй, у вас теперь будет вечный пробор, — заметил он.
— Что-нибудь серьезное, доктор?
— Пулевое ранение — всего лишь царапина. А вот другое повреждение…
Чем вас ударили?
— По-моему, рукояткой револьвера.
— Ничего себе, позабавились!