До нынешней минуты, когда стало ясно: что-то близится. Детям еще не рассказывала, но Том сообщил о слухах. А некоторые слухи слишком правдивы, чтобы им не верить, особенно если передает их Том Келли.
Хонор задрожала на утреннем холодке, глядя вниз на плотный песок. Новая луна оттянула воду далеко, берег полностью обнажился. Солнце еще не встало, но уже светило из-за горизонта над темной водой, над прорезанным крошечными солеными струйками тусклым серебристым песком, в котором сверкали белые камешки. Глядя на них, она затаила дыхание. Наклонилась, схватила горстку, зажала в руке. Каждый камешек сверкал, как драгоценность.
— Кольцо я пока не могу подарить… но люблю тебя, Хонор… вечно буду любить…
Она круто повернулась на месте. Если лунные камни вернулись, невозможно представить, что Джона нет рядом. От воды веял холодный ветер, посвистывая в болотной траве, растущей выше по берегу. Свист звучал почти как голос, и она пошла на него. Заметила Сеслу, помахивавшую хвостом на каменной стене, тянувшейся к Академии — на одной из стен, сложенных предками Джона.
Выйдя из тени, увидела, что к ней кто-то бежит. Фигура высокая, стройная, с длинными ногами, широкими плечами. Лицо можно разглядеть с закрытыми глазами — голубые глаза навечно запечатлены в памяти. Впрочем, нечего вспоминать: эти глаза на нее каждый день смотрят. Глаза ее двадцатилетней дочери Реджис.
— Мама! — кричала она, спускаясь с берегового откоса, размахивая чем-то в воздухе.
«Что это?» — гадала Хонор с заколотившимся сердцем. Реджис прибавила ходу, хотя, если честно сказать, мать никогда не видела, чтобы дочь ходила нормальным шагом. Все делает стремительно, опережая саму себя.
— Что там у тебя? — спросила она.
— Ох, мам, — выдохнула Реджис, высоко подняв голубой конверт. — Читай! Тебе адресовано.
Рука дрогнула. Хонор так крепко стиснула лунные камни, что они впечатались в кожу, оставив следы. Солнце всходило, освещая берег. Реджис не сводила глаз с конверта, на котором рукой Джона было написано имя Хонор.
— Где ты его нашла?
— Между планками жалюзи на дверях.
Значит, письмо туда сунули после ее выхода на прогулку — кто-то за ней следил?
— Я подумала, что его принесла тетя Берни. Выходя сейчас, видела ее у монастыря. Какая разница, откуда взялось письмо? Читай! Что там сказано?
Как обычно, с восходом солнца поднялся ветер, тихонько дуя на землю, неся с собой ароматы сливы, сассафраса, винограда, сосен, звуки «Звезды морей» — голоса монахинь, мелодичный смех, звон колоколов, отбивающих полчаса. Ветерок взъерошил волосы Хонор, и, хотя еще стояло летнее тепло, арктический холод пронизывал ее до костей, пока она читала письмо Джона.
Несколько абзацев, и в каждом ответ на вопрос. Она держала листок так, чтобы дочь не видела.
От лунных камней шло электричество. Не случайное совпадение…
— Что там, мам? Расскажи!
Хонор взглянула прямо в серо-голубые глаза. Поняла, как дочка страдает без отца, как радуется найденному письму. Начинался прилив, наползая, облизывая босые ноги первыми пенными всплесками. Она дрожала всем телом. Хотела выдавить улыбку, но подумала, что Реджис, слишком хорошо зная ее, обязательно догадается, что улыбка вынужденная, и сдержалась.
— Мама!..
Хонор держала в руке письмо, голубоватый листок бумаги. Припомнила прочитанное, понимая, что Реджис интересует всего одна строчка. И сказала:
— Он едет домой.
После встречи с матерью Реджис должна была сразу бежать к жениху. Никогда в жизни она так не разрывалась. Надо бы вернуться домой, рассказать сестрам о письме отца. Или заскочить к тете Берни, которая все знает, чаще всех с ним общаясь. Шесть адски долгих лет тянулись мучительно, как шесть сказочных лет, за которые одни вырастают, другие немножечко сходят с ума, третьи все целиком забывают.
Все-таки надо пойти на берег с Питером и его родителями. Влюбленная девушка обязана учиться любви, по крайней мере помнить о ней; по крайней мере уделять время родне любимого, когда на самом деле хочется побыть одной.
Реджис оставила мать на берегу «Звезды морей» и помчалась по песку к Хаббард-Пойнт. В такой ранний час никого кругом не было, кроме торчавших в болотах цапель, стай морских чаек и крачек, паривших над самыми скалами.
Пробежала по пустынному природному заповеднику, потом перед ней появился ряд прибрежных коттеджей, почти идентичных друг другу, как дома в «Монополии[8] — крошечная шеренга вдоль побережья, — потом дешевый пивной бар Блэк-Холла, перед которым спал на песке какой-то парень.
Ноги словно сами несли, душа парила просто оттого, что она увидела почерк отца. Младшие сестры не все понимают. Не так, как она. Что помнят? Точно неизвестно; они об этом практически не говорят. За шесть лет семь раз навещали отца: в первый год трижды, во второй дважды, потом, до предпоследнего лета, по разу в год. И больше не бывали. В долгие перерывы между визитами Реджис подмечала странные вещи: забыла отцовский голос, глаза, смех, начинавшийся с фырканья, а потом становившийся громче, сильные руки, взгляды родителей друг на друга.
Мать выдумывала всевозможные объяснения прекращения визитов: слишком дороги перелеты, она занята в школе и, что особенно занимало Реджис, — девочкам тяжело видеть отца в тюрьме. Дочь старалась втолковать матери, что им тяжело не видеть его. Но у той были, видимо, свои тайные соображения, и поэтому она ничего не слушала.
Реджис в экстазе летела по берегу. Она играет в теннис в студенческой команде «Звезды морей» — исключительно по настоянию тетки. Не нравятся ей командные игры. Как и отец, предпочитает индивидуальные виды спорта — бег, плавание, велосипед, скалолазание, — связанные с серьезной опасностью, с мощным приливом адреналина. Даже сейчас, подбегая к большим домам на Томагавк-Пойнт, старалась держаться поближе к острым обрывистым скалам на берегу, вместо того, чтобы срезать путь выше по винограднику. Один неверный шаг — можно ногу сломать, рухнуть в море. Впрочем, Реджис об этом не думала, полностью полагаясь на себя.
На бегу увидела топляк[9], выброшенный на камни, и похолодела, вспомнив Ирландию, поваленную на землю скульптуру отца с обломанными ветвями… Содрогнулась от проснувшихся воспоминаний, не совсем понимая, где находится.
Выбежав из скал, она не побежала по девственному берегу, а помчалась к Хаббард-Пойнт меж деревьями, по узким тропинкам, через ручьи, по болотистым топям, по хлипкому мостику — кем-то переброшенной над овражком треснувшей доске, истончавшей от посиневших царапин, осклизлой от грибков. Отец еще до Ирландии научил ее ходить неизведанными путями. Инстинкты запечатлелись в крови — даже когда она старалась выбрать безопасный путь, что-то ее толкало на самый рискованный.
Пробежав по сонному берегу последнюю четверть мили до дома Дрейков, Реджис, вспотевшая, запыхавшаяся, столкнулась лицом к лицу с Питером и его матерью. Питер просиял, завидев ее. У матери был недовольный вид.
— Привет! — воскликнула она, бросившись прямо к нему с поцелуем. Он прижал ее к себе, она вырвалась, видя рядом его мать. — Здравствуйте, миссис Дрейк.
— Здравствуй.
— Я опоздала? Мы на семь часов договорились, правда? Поплывем на Блок-Айленд…
— Лодка в грязи завязла, — сообщил Питер. — Сегодня вода совсем низко стоит.
— Обнажились лунные камни, — кивнула Реджис. Хотела улыбнуться и не смогла, вспомнив, как ее родители обручились лунными камнями, а не кольцом с бриллиантом. Вдруг мать не сумеет простить отца? Вдруг в тот день в Баллинкасле между ними все кончилось?
— Может быть, но смотри, — ткнул пальцем Питер.
Она вгляделась в просвет меж коттеджами и действительно увидела лодку — огромную белую моторку из фибергласа, стоявшую перед домом на якоре и глубоко ушедшую правым бортом в землю.
— Возможно, получила серьезные повреждения, завязнув в такой грязи, — заметила мать Питера. — Серьезные повреждения.
— Вряд ли, миссис Дрейк, — возразила Реджис. — Не думаю. В Ирландии мы жили в крошечном рыбацком поселке. В Тимолиге за Кинсейлом… Одни лодки стояли у длинного мола, другие были пришвартованы и во время отлива садились на дно. Потом вода прибывала, лодки всплывали, возвращаясь в море.
Миссис Дрейк бросила на нее долгий взгляд, как бы проверяя, правду она говорит или нет. Видя выражение ее лица, Реджис, сморщившись, схватила Питера за руку.
— Это, — указала пальцем миссис Дрейк, — не ирландская рыбацкая лодка, а последняя прогулочная модель. Ты даже не захочешь услышать, сколько она стоит. У нее какой-то там двигатель, не имею понятия, только знаю, что нельзя его пачкать песком, грязью, водорослями или еще чем-нибудь. Питер, пойди, помоги отцу.
— Мама…
— А что он делает? — спросила Реджис.
— Пытается ее откопать.
— Да ведь скоро прилив. Просто надо чуть-чуть обождать, и природа сама обо всем позаботится.
Мать Питера снова бросила на нее долгий пугающий взгляд. Ноздри ее трепетали, губы поджались.
— Вы с Питером решили прервать учебу в колледже и пожениться. Вопрос в том, как вы собираетесь жить. По-моему, очень наивно думать, будто природа сама обо всем позаботится. Она столь же часто все губит. Практика показывает, что как только мотор забьется песком, можно поцеловать его на прощание.
Одетая для лодочной прогулки в белые слаксы, красную футболку, сине-белый свитер, завязанный рукавами на шее, миссис Дрейк повернулась к дому. Реджис смущенно уставилась в землю, мысленно представляя красочные ирландские рыбацкие лодки, намного красивее бензиновой фибергласовой тарахтелки, которой так гордится миссис Дрейк.
— Действительно, — согласился Питер, — тут не Ирландия.
— Мой отец приезжает… — сказала Реджис, и у нее перехватило дыхание. Шагнула к Питеру, обняла. Они прислонились к дубу, он целовал ее, долго, медленно. Утреннее тепло коснулось лица, плеч; поцелуй Питера казался текучим солнечным светом, согревающим изнутри.
Когда они оторвались друг от друга, он взглянул ей в глаза.
— Ну, скажи, что хотела сказать. Твой отец приезжает?
— Мы письмо получили. Он едет домой.
— Твой отец?
Реджис кивнула, не в силах ответить.
Питер помрачнел.
— Но его возвращение не должно тебя радовать.
— Как же ты можешь так говорить? — оскорбленно вспыхнула она.
— Да ведь он… сделал страшное дело.
— Он мне жизнь спас! — воскликнула Реджис. — Тот человек набросился на меня, а отец на него.
Питер разозлился. Она с дрожью вспомнила, как он однажды сказал, что его родители жалеют ее мать. Из-за этого была готова порвать с ним.
— Он убил его…
— Молчи, — бросила Реджис, чувствуя прилив крови к голове и щекам. — Знаю.
— Черт возьми, Милли! — донесся голос отца Питера через гладкие воды прилива. — Идите сюда вместе с Питером! Мотор забит водорослями.
— Мотор забит водорослями, — пробормотала Реджис.
— Пошли, поможем.
Она растерялась. Огляделась вокруг, посмотрела на окна и сад. Видно, мать Питера любит яркие цветы — высаживает массу гераней, петуний, космей, цинний. Коттедж желтый, ввинченные в дерево жалюзи голубые. Окна завешаны белыми шторами, которые подхвачены разноцветными лентами. Такие дома Реджис рисовала в детстве.
Питер окликнул ее, схватил за руку.
— Ты не такая, как твой отец. Я это знаю. Люблю тебя.
— И я тебя люблю, — пробормотала она, чувствуя, как мурашки бегут по губам, по щекам. Разве он не знает, что она такая, как ее отец? Почти теряя сознание, оглянулась на красивый сад, подняла глаза на того, за кого собралась выйти замуж. Они будут любить друг друга, вечно жить в безопасности и покое. Единственная проблема — мотор забит водорослями.
— Пошли? — спросил он.
Реджис решительно кивнула. Глядя на воду, увидела, что прилив покрывает заводи между камней, наползает на гладкий песок. Сверкающая лодка Дрейков выглядела неуклюже по сравнению с корпусами из светлого дерева в порту Кинсейла — пластмассовая, агрессивная, с серебристыми кабелями и трубами, способная причинить вред морю. Но из любви к парню, семье которого лодка принадлежала, решила помочь.
— Пошли, — потянула она его за руку. — Давай спасать вашу лодку.
И вместе с женихом побежала по двору к ведущей со скалы лестнице, вместо того, чтобы идти туда, куда хотела — домой, посмотреть, что там происходит, послушать, что все говорят об отцовском письме.
Глава 2
Продолжались приготовления к свадьбе. Агнес не видела Реджис такой сияющей с момента исчезновения отца, когда все изменилось. Прежде была счастливая семья. Они жили при Академии «Звезда морей», в самом красивом месте Коннектикута — ирландские католики, исповедующие свою веру, верящие в добродетель.
И вдруг жизнь пошла совсем иначе. Отец на шесть лет сел в тюрьму Портлаоз за убийство. Неужели он, ласковый, добрый, был на это способен? Невозможно подумать, поверить, чтобы он мог безжалостно на кого-нибудь поднять руку, даже ради спасения любимой дочери.
Никто об этом фактически не говорит. Реджис ничего не помнит с той самой минуты, как выбежала под дождем из дома в плотный соленый туман, застилавший все вокруг. На краю утеса были трое — отец, Реджис и Грегори Уайт. В ирландских средствах массовой информации сообщалось, что Грег Уайт — бродяга, вор, насильник — приметил отца, преуспевающего художника, надеясь вытягивать из него деньги.
Агнес тайком проникла в библиотеку Академии, где ее тетка собирала вырезки из ирландских газет. Видно, общественное мнение раскололось в то самое время, когда отцу должны были вынести или не вынести обвинительный приговор. Одни считали обвинение в убийстве недопустимым — Джон Салливан защищал свою дочь. В некоторых статьях Грега Уайта называли паразитом, связанным раньше с цыганами, «бродягами» из Кенмэра, лазавшими в фермерские дома и избивавшими хозяев. Слышали, как Уайт хвастался ограблением богачей.
В других газетах говорилось, что отец действовал с излишней жестокостью. По этому поводу уже однажды вызывали полицию. Уайт повредил инсталляцию, отец подрался с ним в баре. Их пришлось разнимать силой. Хуже того — люди слышали его угрозы убить Грега, если тот еще раз прикоснется к скульптуре. В новых репортажах были намеки, что он не просто защищал дочь, а перешагнул грань между самообороной и убийством, наказав жертву за вандализм, за что шести лет тюремного заключения мало.
Невозможно, не хочется верить. Хуже того — тюрьма далеко, они давно перестали его навещать. Он шлет домой письма, дочки отвечают. Мать ему не пишет.
Агнес сидела в кровати, чиркая в блокноте. По вторникам она хранит молчание. В комнате, которую делит с сестрами, свадебные каталоги, фотографии отца на комоде, на стенах, рядом с ними фото Реджис с Питером, приводящее ее в содрогание. Агнес считает, что Реджис совершает ошибку. Хочет любви, романтики, волшебной сказки. Агнес убивает, что сестра изо всех сил старается превратить фантазию в реальность. Абсолютно ясно, что Реджис жаждет создать видимость порядка. Если они с Питером сумели влюбиться друг в друга, значит, можно прикинуться, будто семья не распалась.
Питер для нее совсем не годится. Милый, красивый, но слишком обыкновенный. Тогда как Реджис в высшей степени необыкновенная. Лазает по высоченным деревьям, как будто желая поближе рассмотреть луну. Однажды доплыла до самого пролива Лонг-Айленд. Агнес с Сесилией плыли рядом в лодке, чтобы она в целости и сохранности добралась до Ориент-Пойнт. Стипендиатка Бостонского колледжа, работает в двух местах, лучшая сестра на всем белом свете.
После развала семьи она взяла на себя заботу об Агнес и Сес, хоть та была слишком маленькой, не понимая происходящего. После Ирландии Реджис замкнулась, забыла о пережитом кошмаре, навсегда упрятала воспоминания в надолго запертый ящик. Агнес восхищалась этой способностью, общей для трех сестер. В тяжелые минуты они всегда вместе. Ни у кого нет сестры лучше. Когда Реджис уезжает в колледж, Агнес страшно тоскует и даже не выносит мысли о ее скором замужестве. Остается молиться. Только молитвы помогают жить.