- Правда? Только будучи уверенной в этом ты бы чувствовала себя счастливой? Чтобы я была верной, правда? Чтобы была искренней… Ну ладно, я буду искренней… Ну ладно, буду такой. Именно это я тебе обещаю: я не выйду замуж за Ренато, не будучи уверенной в том, что я принесу ему счастье, которое ты хочешь для него и которое я желаю для себя самой. Но когда я выйду замуж, если решусь это сделать, ты сделаешь мне одолжение – оставишь меня в покое. Это весь договор. Принимаешь? Скрепим поцелуем?
- Я принимаю… но не нужно целоваться.
- Злопамятная, да? – язвительно усмехнулась Айме. – Это я должна сердиться. Ты хотела хорошо надуть меня. Но не важно. Ты белая овца из двух сестер: прилежная, благородная, благоразумная, хорошая… У меня есть несколько пятен, но я сильнее, и я не держу на тебя зла. – И сказав это, поцеловала сестру.
- Доченьки… посмотрите-ка, все хорошо, - Это Каталина приближалась к ним. – Я боялась, что вы продолжаете спорить. Так мучительно для меня видеть вас обоих друг против друга… Эти ссоры вызывает такую боль в сердце матери… Ах, если бы дети это знали…! – Глубокий вздох заполнил сердце матери.
- Мама, ради Бога, не становись романтичной, - опровергла Айме с веселой жизнерадостностью. – Все уже прошло; была летняя тучка. Правда, Моника? Вот увидишь, этого больше не повторится. С этого дня мы с сестрой будем чудесно ладить: я в своем доме, а она в монастыре. Идеальная ситуация, чтобы не раздражать друг друга. И если по прошествии лет у меня появится дочь, легкомысленная и кокетливая, то я ее пошлю к ее тете настоятельнице, чтобы она ей прочитала проповедь и…
- Айме! – прервал ее голос Ренато из коридора.
- Думаю, это Ренато, - пояснила Айме, и повысив голос, ответила: - Я здесь, дорогой. Заходи.
- Простите меня, - с порога извинился Ренато. – Бесспорно, я прерываю семейный разговор, но дело в том, что мама хочет прямо сейчас с тобой поговорить, Айме. Бедняжке не понравилась новость о нашей поездке.
- За две минуты я все улажу и заверю ее в наших веских доводах, - уверила Айме. – Ты не пойдешь со мной, Ренато?
Он замер, глядя на стоящую перед маленьким чемоданом неподвижную Монику, такую бледную, такую слабую, с таким мучительным выражением на губах, что непреодолимое чувство дружеского сочувствия влекло его к ней, и он стал умолять:
- Мне бы не хотелось, чтобы ты огорчалась из-за меня, Моника.
- Я не огорчена, Ренато, и для этого нет причины. Ты самый лучший из мужчин…
- Я не такой, но желаю им быть, чтобы предложить твоей сестре такое счастье, которое она заслуживает, чтобы когда-нибудь ты смогла посмотреть на меня как на брата, хотя у нас не одна кровь…
Быстрым жестом он взял ее руку и поднес к губам, а затем ушел вслед за Айме…
- Какой хороший юноша, Боже, - воскликнула Каталина, - Нет лучше его на всем белом свете. Я тоже пойду готовить чемоданы.
Моника осталась одна, чувствуя сладкое и горящее ощущение поцелуя, горячее наслаждение ласки, которая огнем зажгла ее щеки, и она яростно вонзила ногти в руку, чтобы стереть печать поцелуя…
17.
- Это большая честь для меня ваш визит, сеньорита, но откровенно говоря, я не припомню…
- Не утомляйте воображение, доктор Ноэль. Мы с вами видимся впервые… с близкого расстояния. Я достаточно хорошо знаю вас зрительно. В Сен-Пьере ведь все друг друга более-менее знают, не так ли?
- Я не думаю, что имел удовольствие до настоящего момента.
- Меня зовут Айме… Айме де Мольнар…
- Вот теперь да. Теперь все ясно! В конце концов, вы правы, что все друг друга знают. Я знаю вашу мать, вашего отца, мир его праху, он также был моим другом. Но чем могу служить вам? Прежде всего, садитесь… садитесь…
- Не нужно; мой визит будет очень недолгим…
Украдкой посматривая на окна и двери этого старого обшарпанного кабинета, искусно владея собой, Айме решила сыграть в опасную игру ради своей цели. Она была уже несколько дней в Сен-Пьере, безуспешно расспрашивая, тщетно задавая вопросы, и наконец решилась посетить старого нотариуса, который смотрел на нее сейчас с непонятным взглядом то ли любопытства, то ли удовлетворения, утверждая:
- Я иногда видел вас, когда вы были маленькой девочкой, но вы чудесно изменились. Чем могу служить вам? Вижу, вы очень обеспокоены…
- О, нет! Вовсе нет… мой визит – это ерунда… Хочу сказать, что в нем нет ничего серьезного. Я проходила рядом и подумала: возможно, сеньор Ноэль знает что-то о моих заказах. Вы меня, конечно же, не понимаете. Простите. Это путаница. Получилось так, что я дала несколько монет капитану некоей шхуны, чтобы он привез мне из Ямайки английские духи.
- Английские духи? А разве не присылает нам Франция самые лучшие духи в мире? – пришел в негодование добрый Ноэль.
- Да, да… Конечно… Но речь идет не об этом. Это были особые духи, те, что я хотела… Духи для кабальеро… И несколько рубашек. Несколько из тех удивительных английских рубашек, которые не похожи ни на какие другие. Речь идет о подарке, который я хочу сделать. Подарок для моего суженого. Я невеста, доктор Ноэль. Я скоро выйду замуж…
- Ну тогда поздравляю вашего будущего супруга. Но продолжайте: вы дали несколько монет капитану шхуны…
- Для того, чтобы он привез мне духи из Ямайки. Но человек не вернулся…
- И вы хотите предъявить ему иск. У вас есть квитанция?
- О, нет! Вовсе нет! Думаю, что речь идет о человеке, достойном доверия. Мне его порекомендовали. Но никто не может дать о ней информацию, а так как мне сказали, что вы его друг…
- Мой друг – капитан шхуны? Как его зовут?
- Я не знаю его фамилию. Его корабль называется Люцифер.
- Хуан Дьявол! Невероятно то, что вы об этом рассказываете. Хуан Дьявол торговец духов!
- Ну… Это было особое одолжение, которое он собирался мне сделать. Я у него попросила, он согласился и дала ему денег, он сказал, что скоро вернется, но никто о нем ничего не знает.
- Действительно, сеньорита Мольнар. Никто о нем ничего не знает, и думаю, что еще долго о нем никто не узнает. Я думаю, что должен быть искренним, потому что знаю и люблю вашего суженого: молодого господина Ренато Д`Отремон.
- Доктор Ноэль… - начала мяться Айме нервно удивляясь, что отразилось на ее красивом лице.
- И не знаю почему, но думаю, это он вас послал.
- Что вы говорите? – заторопилась предельно изумленная Айме.
- Ренато принадлежит редкой особой породе людей, слишком благородных и слишком добрых. Его чрезвычайно волнует судьба Хуана Дьявола, и ему было недостаточно вытащить его из затруднительного положения, в оплату получив лишь неблагодарность. А теперь он хочет узнать, что с ним стало, не так ли? И так как боится нотаций с моей стороны, он послал вас…
- Меня… меня? – пробормотала Айме, так ничего и не поняв.
- Моя прекрасная сеньорита Мольнар, очень боюсь, что Хуан, к которому, признаюсь, питаю симпатию, несмотря ни на что, замешан в довольно скверном деле. Он не слушает советов. Он упорно стремится сделать состояние одним махом. Точно не знаю, что он делает, но боюсь, что власти уже предупреждены насчет него. Не думаю, что он сможет вернуться, не думаю, что мы увидим его в Сен-Пьере в течение многих лет. Потому что если бы он вернулся, то наверняка оказался бы в подземельях тюрьмы. А Хуан Дьявол не настолько глуп для этого!
Педро Ноэль говорил, уносясь в своих чувствах, не думая о действии, которое производит на красивую девушку, которая слушала его в замешательстве, со сложенными руками, расширенными зрачками, с огромным трудом сдерживая охватившую ее волну отчаяния. Наконец Айме де Мольнар встала и с трудом проговаривая, пробормотала:
- Вы уверены в этом?
- Естественно. Скажите Ренато, пусть больше о нем не беспокоится и даст ему жить своей судьбой. Мы будем счастливы, если его не повесят со дня на день, или он не получит в потасовке удар в сердце в какой-нибудь таверне. Ведь если он удачно выходил из всех драк раньше, то это вовсе не означает, что судьба всегда будет к нему благосклонна. Однажды все закончится и бац! Одним безумцем станет меньше…
- Вы считаете его безумным?
- Думаю, он был очень несчастен в детстве, а это всегда оставляет след. Он родился под черной звездой… Эта история долгая и запутанная… Лучше я не буду о ней говорить. Зачем?
- Дело в том, что я хотела бы знать… Если вы скажете, то даю вам мое слово, что не скажу этого никому, даже Ренато. Ладно, правда в том, что Ренато не знает, что я пришла. Я пришла, потому что обеспокоена его озабоченным видом. И также по поводу духов, это тоже правда. Он обещал вернуться… через пять недель…
- Ждите его пять лет… и тогда, он может быть, вернется. Ваши заказы были подарком для Ренато?
- Да, но я не хочу, чтобы он знал об этом.
- Мой вам совет, чтобы вы забыли об этом тоже.
- А вы забудете о моем визите?
- Ладно… Если вы так желаете…
- Я прошу вас об этом… Вы сделали бы мне большое одолжение… огромное одолжение…
- Да, Ренато, сходи поищи их. Мне это кажется хорошей мыслью. Иди поищи их и ускорь дела. Руководствуйся всегда своим рассудком, своим мнением, в браке это должно преобладать. Плохо, если мужчина уступает капризам женщины. Понимаю тебя, ведь я говорю с тобой как женщина. Но ты мой сын, Ренато, и я знаю, что ты мягкий, покладистый, нежный, слишком благородный, возможно слишком влюбленный…
- Но мама… - В голосе Ренато прозвучало отчуждение.
- Нас никто не слышит. Хочу быть с тобой абсолютно откровенной. Ты знаешь, что никто не любит тебя больше, чем я. Никто!
- Айме меня любит…
- Конечно, сынок. Я хочу в это верить. Она тебя любит, отчего бы тебя не любить. Она вполне довольна судьбой. Она любит тебя, но кроме этого, она должна уважать тебя, понимать свое предназначение, что она должна подчиняться тебе, что ее первый долг – это доставлять тебе удовольствие. Восхитительная Айме мне кажется немного беспокойной, избалованной и чрезмерно изнеженной. Ее мать очень мягкая, а отец сначала отсутствовал, потом умер… Старшая сестра кажется очень недовольна ей. Моника, несмотря на ее порывы, кажется мне человеком прекрасным, серьезным и прямым.
- Я всегда ее воспринимал такой, но теперь, ее нервы…
- А откуда такие нервы?
- Не знаю, мама. Иногда мне кажется, что ее болезни не существует, что это способ оправдаться, объяснить ее мрачное и враждебное состояние души ко всему миру или по крайней мере ко мне. Я не хотел тебе этого говорить, но так как ты хочешь понять лучше, знай: Моника перестала быть моей подругой с тех пор, как я начал отношения с Айме.
- А у нее уже были задатки монахини?
- Нет, ее религиозное призвание проявилось потом. Почему ты спросила?
- Просто так. Иногда воображение уносит далеко, но лучше не позволять ему это. Так вот завтра, Ренато, ты поедешь в Сен-Пьер и привезешь их. Ты можешь остаться там на несколько дней, нужно время, чтобы поторопились с бумагами, это, конечно, займет у тебя чуть больше времени. А когда ты вернешься, все будет готово. Я хочу, чтобы ты женился здесь, в нашей старой церкви, где крестили тебя, где провожали в последний путь твоего отца, откуда и меня проводишь в последний путь… Такова наша традиция. Я не очень любила эту землю. Но сейчас думаю, что это было плохо. Здесь моя жизнь, твоя, и здесь будет жизнь твоих детей. Хочу, чтобы ты дал мне много внуков! Хочу видеть, как они будут расти здоровыми и радостными в твоем Кампо Реаль, и чтобы красивая бабочка, твоя невеста, превратилась в сильную и спокойную женщину, о которой я мечтала для тебя. Люби ее, но не давай воли ее прихотям. Веди ее, делай на свой лад, лепи ей душу, чтобы она была твоей женой, а не красивой тиранкой, в которую она грозит превратиться. Пусть он будет достойной твоей любви, и будет в Кампо Реаль как королева.
- В Кампо Реаль…?
- Конечно. А ты как думаешь?
- Айме мечтает жить в Сен-Пьере, я обещал ей отремонтировать наш старый дом… Она такая молодая, такая веселая… Боюсь, что она будет слишком скучать в долине.
- Что за безумие? В тебе так мало уверенности, раз ты думаешь, что твоя жена заскучает с тобой. Ладно, не говори глупости. Работы, которые я приказала сделать в левом крыле дома, будут закончены к тому времени, когда вы будете там проводить свой медовый месяц. В Сен-Пьер она может поехать, когда вы будете отдыхать. Но здесь семейный очаг Д`Отремон, а это твои земли, и здесь должна жить женщина, которая выйдет за тебя замуж.
- Я думаю так же, как и ты, мама, конечно. Но тяжело начинать с ней спорить. Не думай, что мне не хватает твердости. Все то, что ты говоришь – было моей целью. Но я так ее люблю! Так сильно хочу видеть ее счастливой!
- Я это знаю. Но от этой слабости огромной любви я и хочу тебя уберечь. Можешь осыпать ее любовью, но потребуй от нее взаимности. А если ты в этом не уверен, тогда и не женись на ней.
- Да, мама. Я женюсь, и она будет такой, какой ты хочешь: моей женой, моей подругой во всем. Я сделаю это, мама. Я должен сделать это, потому что не смог бы жить без нее, потому что люблю ее больше жизни, и как собственную жизнь, я буду ее защищать.
- Хуан, Хуан!
Это имя вырвалось как плач из задрожавшего горла Айме. Она была одна на песчаном берегу. Одна перед всегда беспокойным морем, омывающим берега Мартиники. Она была одна с бурей в своей душе, с беспощадными воспоминаниями и прошептала:
«Ты никогда не вернешься; возможно никогда не вернешься, и я… я…»
Она вернулась в то место, где был вход в пещеру, где был глубокий грот, полный песка, источавший запах селитры и йода… тот грот был ложем ее бурной любви, который предоставил в часы безумия зеленый бархат водорослей, хрупкие занавески папоротников. Она зашла туда пошатываясь. Ее колени подгибались, тело согнулось так, что дрожащие руки закрыли лицо и дотронулись до другой соли: соли ее слез. Это было словно мучительное и жестокое прощание…
Издалека прозвучало имя Айме, будто зов из другого мира, как крик разума и достиг ушей возлюбленной Хуана, пробуждая в ней инстинкт сражения, эгоизма, гордости, страстного желания побеждать, ее жажды роскоши и удовольствий:
- Айме…! Айме…!
От одного воспоминания о сестре Айме подняла голову, гордым жестом выпрямилась. Она не хотела, чтобы ее нашли в таком состоянии: униженной и побежденной, плачущей над ушедшей любовью. Айме не ответила ей, но Моника уже приближалась. Она видела дорогу, высеченную от пика до крутого каменного склона, и спустилась по ней до песчаного берега, ища жадным взглядом своих больших глаз вход в пещеру, и побежала к ней, словно подталкиваемая предчувствием…
- Айме, что с тобой происходит? Ты не слышала меня? Почему не ответила? Что с тобой?
- Ничего. Мне надоело, что ты меня постоянно преследуешь!
- Ты даже не заслуживаешь того, что я делаю… Поднимайся, иди… Ренато ждет тебя в доме. Все, что ты решила, ты скажешь ему…
Вздрогнув от неожиданности Айме поднялась одним прыжком. Она почувствовала себя так, словно Ренато застал ее в этом святилище ее любви к Хуану, как будто эта ревнивая соперница, родная ей по крови, способна угадать ее мысли… Нет, она не потеряет Ренато. Она не потеряет всего, посте такого жестокого удара потери Хуана, а вот Моника, готовая вырвать Ренато у нее, решила бороться неизвестный ей оружием… Моника, в чьих глазах горела огромная сила любви и воли. Хотя Айме и была потрясена неожиданностью, но решилась стать более хитрой и быстрой, и с трудом успокоившись спросила:
- Что, Ренато в доме…?
- Он приехал, чтобы решить все для свадьбы, но ты мне обещала, что сделаешь проверку на совесть…
- Ой, оставь меня!
Айме уже прошла взморье, карабкалась по дорожке, открытой между скалами, а Моника глядела на то, как удалялась Айме, словно какая-то странная сила удерживала ее под неровной природной аркой у входа в пещеру. Ее глаза пробежали по ней с удивлением. Шагая шатко она проникла в нее. Никогда бы она не подумала, что природа могла бы предоставить человеку такой естественный просторный зал, как этот, и вихрем в ее мыслях пронесся образ Хуана Дьявола… Она вспомнила его обветренное лицо, презрительную улыбку, гордые глаза, его облик одновременно притягательный, естественный и дикий, как эта пещера. Она чувствовала, что почти угадала. Но отвергла эту пронзительную недобрую мысль и перекрестившись вышла по следам Айме…