- Нет, Моника, я сама приведу ее в порядок.
- Ты должна привести себя в порядок, чтобы ждать Ренато. Уже скоро тот час, в который он любит приходить.
- Я думаю, что твоя сестра права, дочка, - мягко вмешалась София. – Мы приведем в порядок шкаф. А ты иди в свою комнату и будь очень красива к приходу моего сына.
Айме подчинилась, чтобы не возражать Софии. Как автомат, она покинула спальню, которую готовили для нее, вышла на широкую галерею и остановилась перед балюстрадой, чтобы взглянуть на далекие три пика Карбе, разделяющие остров надвое, скрывая Кампо Реаль в той долине, которая была словно глубокая и цветущая заводь. Возникло неожиданное желание сбежать, пересечь преграду тех гор и взглянуть на открытое и чистое море, видневшееся сверху; она сотрясалась от страстной жажды к свободе, от неистового желания восстать против новой жизни, которую ей словно навязывала судьба. И воспоминание, словно огненная стрела, пронзило ей душу…
- Айме, жизнь моя! Что случилось? Что с тобой?
- А? Что? Ренато… ты…
- Ты не ждала меня? Я испугал тебя?
- Я не ждала тебя. Но почему ты должен меня пугать? – возразила Айме, овладевая собой.
- Не из-за чего, жизнь моя, но у тебя странное лицо. Поэтому я тебя и спросил. О чем ты думала? Ты казалась подавленной и по выражению твоих глаз мог бы поклясться, что твои мысли зашли слишком далеко. И знаешь, что я вдруг почувствовал? Ревность…
- Ну ты и безумец, Ренато! Ревность к кому? – оспорила Айме, стремясь выглядеть веселой.
- Не знаю и надеюсь никогда ее не подтвердить. Думаю, что это было бы самым ужасным для меня мучением. Рядом с тобой, живя один для другого, как мы, мне достаточно видеть тебя такой, как сейчас, твой потерянный взгляд, твои нахмуренные брови, чтобы захотеть немедленно узнать, куда улетели твои мысли.
- А куда они должны улететь, мой тиран? Часы для меня делаются вечными, когда ты меня оставляешь одну. Где ты был? Почему ты проводишь так много времени Бог знает где?
- Бог знает, и ты знаешь. Сегодня я проехал через ущелье, чтобы оказаться на землях с той стороны, где находится плантация и сахарный завод.
- Да, я слышала, как об этом говорила донья София. Мне кажется, что это дело больше касается Баутисты. Ведь так зовут вашего главного управляющего?
- Да, конечно. Его зовут Баутиста. Но я не согласен с некоторыми вещами.
- Твоя мать сказала, что это приносит деньги.
- Может быть. Но условия жизни для этих несчастных неподходящие. Они спят в тесноте, в бараках без света и воздуха, работают с шести до шести с получасовым перерывом, чтобы поесть, в таком изнурительном климате. Ты понимаешь? Есть несколько больных, по-настоящему больных. И они даже не изолированы от остальных. Нужно сделать новые жилища, канализовать ручей. Я тебе не наскучил, нет?
- Нет, - ответила Айме безразличным тоном. – Но я думала, что в эти дни ты ничем таким не будешь заниматься, а лишь выполнять то, что ты мне обещал. Уже начались ремонтные работы в доме в Сен-Пьере?
- Не было времени, но дом в Сен-Пьере будет отремонтирован.
- Когда? Он не будет готов к нашему медовому месяцу.
- Будет не только медовый месяц, Айме, будет много лет счастья. Вот увидишь. Пока что мы не можем пренебречь мамой, которая приказала для нас отремонтировать левое крыло здания. Тебе не нравится эта часть?
- Да, конечно. Оно хорошо, в конце концов для проживания там летом. Ведь ты мне обещал, что мы будем жить в Сен-Пьере. Или ты не помнишь?
- Я помню все, Айме, и будет время еще поговорить об этом. На данный момент, если ты позволишь, я пойду поприветствовать маму. Затем я должен поговорить с Баутистой. Это срочно, надо что-то решить с этими больными. Я бы хотел поговорить с тобой о них, Айме…
- Нет, ради Бога. Только этого мне не хватало. Но здесь у тебя есть Моника; вон она идет. Ей ты можешь описать все заболевания твоих рубщиков тростника. У нее есть нужное для этого терпение. А у меня его нет, признаюсь тебе. Когда вы закончите, выпьем вместе чашку чая.
- Айме… - упрекнул удивленный беззаботностью своей невесты Ренато.
- До скорого. – попрощалась Айме. И приблизившись к своей сестре, сказала: - Моника, с тобой хочет поговорить Ренато.
- Ты хотел что-то от меня, Ренато? – спросила Моника.
- По мнению твоей сестры, я должен злоупотребить твоим терпением. Я пытался поговорить о чем-то вроде небольшой эпидемии, появившейся в долине Чико, где находится сахарный завод и новые плантации, но она не захотела слушать меня. Ее раздражают больные, это естественно. Поэтому, это прекрасная капризная куколка, издеваясь немного над нами, когда увидела, что ты подходишь, отправила меня докучать тебе.
- Ну если я могу быть тебе чем-то полезной, Ренато. Меня это не раздражает. Наоборот…
- Я знаю, что ты достаточно добрая, чтобы выслушать меня: но Айме не хотелось этого делать…
- Мы разные. Кроме того, она думает только о предстоящей свадьбе, тебе не кажется это естественным?
- Да, совершенно естественно. Я был нетактичен, пытаясь затронуть эту тему, но признаюсь тебе, в этих делах я чувствую себя немного одиноким. Моя мать не разделяет эти идеи, она слепа во всем, что касается Баутисты, думает также, как он и поддерживает все его старания…
- Но ведь ты здесь единственный хозяин, ты должен всем распоряжаться.
- Что я и делаю, хотя на данный момент предпочитаю делать это без применения силы, чтобы не расстраивать свою мать. Я подумал о другом управляющем для усадьбы; лучше сказать, чтобы разделить работу между двумя. Чтобы делать отчеты и подсчитывать фрахтовые расходы для юридических вопросов, я подумал о докторе Ноэле: человеке в высшей степени порядочном, умном и добром. А для того, чтобы быть в поле, бороться с работниками мне нужен молодой, энергичный и решительный, но с либеральными идеями, с великодушием к работающим и сочувствием к тем, кто страдает…
- И у тебя уже есть такой кандидат?
- Есть один, который мог бы быть им, но мне нужно завоевать его. Речь идет о друге детства, который вырос суровым, непокорный, как дикий кот. Но маловероятно, что он согласится. Я думаю заняться этим позже.
- Но ранее ты сказал, что у тебя срочная проблема.
- Да, больные. Подозреваю, что санитарные условия, в которых они живут и работают хуже некуда. Там что-то вроде эпидемии среди рубщиков тростника и работников сахарного завода. Я хотел бы, по крайней мере, изолировать их от остальных, оказать им некоторую медицинскую помощь. Короче, не знаю, не знаю. Я думал заняться этим после свадьбы, но боюсь, что болезнь слишком распространится.
- Хочешь, чтобы я занялась этим? Где это?
- Мне кажется, что это слишком тяжело для тебя, ведь это место находится на расстоянии более, чем три лиги, и после дождей дороги ужасные. Не думаю, что повозка сможет туда добраться. Мне пришлось ехать на лошади.
- Ну я также могу поехать на лошади. Подготовь, пожалуйста, одну для меня?
- Я подготовлю лошадь, слугу, чтобы тебя сопровождал и письменный приказ, чтобы тебе подчинялись во всем, - весело поддержал Ренато. – Какая же ты хорошая, Моника! Как я тебе благодарен!
Он сжал ей руки и удалился быстрым веселым шагом, а Моника улыбнулась, смакуя горечь своего мучения, и вонзая занозу еще глубже, зашептала:
- Он проведет весь день рядом с ней. Он отдаст ей все время, свою любовь, поцелуи. Будет так. А как же этого хочу я…!
19.
Моника, побледнев от волнения, остановилась перед проемом, являющимся дверью того огромного и зловонного барака, непереносимый запах которого заставил ее остановиться. Она едва верила тому, что видела, такой был резкий контраст между прекрасным пейзажем и грязной обстановкой этого жалкого жилица. Возможно та маленькая долина, которую называли долиной Чико была более красивой и веселой, чем глубокая и ароматная долина Кампо Реаль. На одной стороне теснились леса алоэ, красного дерева и кедра; с другой стороны – зеленая шаль тростника терялась до того места, где внезапно отрезанный берег погружался в голубое море. Перед ней стоял лихорадочно работающий маленький простой сахарный завод с его кирпичными стенами и с дымящимися трубами, заставляя звенеть золотые монеты в переполненные сундуки Д`Отремон.
Моника сделала усилие, чтобы перешагнуть порог, едва поверив тому, что увидела: потолок и стены из плохо соединенных пальм; земляной пол; отсутствие мебели, за исключением нескольких ящиков и грубых скамеек; на нескольких столбах висели разодранные грязные гамаки; длинные ряды брошенных на грязные циновки больных работников лежали хуже, чем животные, без света, воздуха, без кувшина свежей воды в пределах досягаемости, без тени человеческой жалости, которая была бы способна проникнуть в этот ад…
- Сеньорита… куда вы идете? Выходите… выходите, вы ведь задохнетесь. Этого не выносят люди.
Робкий, испуганный старик с угольной кожей, со взъерошенными почти белыми волосами приблизился к ней. Он опирался на что-то вроде грубого костыля и таскал с трудом опухшие ноги, но в его грустном взгляде унижаемого веками человека, была искра простодушной доброты, которая зажглась в присутствии красивой и хрупкой женщины, не отступившей ни на шаг.
- Не идите дальше, сеньорита. Эти вещи не для того, чтобы смотреть на них. Туда нельзя идти. Я расскажу вам то, что там происходит. Но снаружи…
- Кто вы?
- Кем я должен быть? Сауль, лекарь. Меня позвали, чтобы я вылечил их травами, но эту болезнь никто не остановит. Вчера было около сорока больных, а сегодня более восьмидесяти.
- Конечно, потому что они вместе со здоровыми. Этого не может быть, им нужен доктор, лекарства, люди, которые бы за ними ухаживали, воздух, пространство. Но почему они в такой заброшенности? У них нет семьи? У вас нет женщины, которая бы вам помогала?
- В долину приехали только мужчины; женщины и дети собирают кофе на другой стороне. Сеньор управляющий запретил им приходить, он говорит, что они очень нужны там, и …
- Что это? – прервал Баутиста, приближаясь.
- Сеньор управляющий! – испугался негр Сауль. Вдруг сделалась глубокая тишина в длинном бараке. Даже больные замолчали, сдерживая дыхание. Некоторые приподнялись, другие с трудом повернули голову, чтобы увидеть жестокое лицо управляющего, который смотрел на них гневно и презрительно, он повернулся нетерпеливо к неуместной посетительнице и распорядился:
- Не хотели бы вы сделать одолжение выйти отсюда, сеньорита Мольнар?
- Нет, Баутиста. Я пришла сюда, чтобы увидеть это и попытаться исправить. Я уже вижу, что все гораздо хуже, чем я предполагала.
- А как вы хотите, чтобы это было, если этим лодырям взбрело притворяться больными? – пробурчал гневно Баутиста. Потом, повысив голос, начал угрожать: - Отнимется рабочий день у тех, кто не работал! Вставайте, бездельники!
Моника еще сильнее побледнела, пробежав взглядом ряды несчастных, которые еле-еле двигались под ужасным голосом управляющего. Некоторые сделали движение, чтобы подняться и снова упали. Рядом с дверью находился один неподвижный, со скрещенными руками и открытыми глазами, и на нем с ужасом задержались глаза Моники, она обернулась и гневно выпалила Баутисте:
- Вы добиваетесь, чтобы встали и мертвые? У вас нет ни сердца, ни совести!
- Вы меня оскорбляете! Хватит, сеньорита! Выходите отсюда… Я здесь приказываю. У вас нет права…
- Посмотрите на приказ, отданный Ренато, уж он имеет силу! Здесь указывается, что мне все подчиняется, и я не буду стоять сложа руки. Я буду приказывать от его имени!
- Мне вы ничего не можете приказывать!
- Ну а кому же тогда! Этот приказ охватывает весь персонал завода.
- Почему бы вам не позвать руководителей, сеньорита? – намекнул старый негр.
- Ты не заткнешься, идиот? – приказал Баутиста яростно. – Если ты снова откроешь рот, я тебя…!
- Сделайте одолжение, держите себя в руках, Баутиста! – прервала сурово Моника.
- Я сделаю кое-что, сеньорита Мольнар. Я немедленно донесу об этом хозяйке. И если она поддерживает безумства своего сына, то я не пробуду больше ни минуты в Кампо Реаль.
- Если таковы дела, то Моника права.
- Но как возможно, чтобы сеньора говорила это? – закипел Баутиста, обуреваемый удивлением и гневом.
- Однажды сеньора должна была понять ваши методы! – взорвался Ренато от ярости.
- Ну в этом случае я лишний в Кампо Реаль!
- Естественно! – согласился Ренато.
- Успокойся Баутиста, и ты тоже, Ренато. Прошу тебя… - вмешалась София примирительно.
- Сеньорита Мольнар меня оскорбила, она унизила меня перед сотней людей! – пожаловался Баутиста. – Мне придется всех их побить, если я хочу, чтобы они и дальше меня уважали.
- Тебе лучше помолчать, это лучшее, что ты можешь сделать, - сурово посоветовала София. – Ты великолепен, я уже знаю… но ты возможно усердствуешь в жестокости с работниками, именно это мой сын имел в виду.
- То, что я имел в виду… - начал говорить Ренато; но его мать прервала его, умоляя:
- Я прошу тебя, Ренато. Мы в нескольких часах от твоей свадьбы… Почему бы нам не отложить этот спор на потом?
- С того дня, как я приехал, я его откладываю, - возразил Ренато.
- Если сеньор Ренато хочет, чтобы я немедленно ушел… - указал Баутиста с притворной скромностью.
- Ни в коем случае, - отвергла это София. – Я слишком ценю тебя, чтобы потерять, Баутиста. Думаю, что мы можем очень хорошо согласовать дела.
- Ты не понимаешь, мама, что Моника была слишком хорошей, слишком самоотверженной, согласившись осуществить то, что должен был сделать я?
- Это правда. У нее прекрасная особенность, за которую я ей очень благодарна. Меня бы более очаровало, если бы у Айме была такая черта; но, в конце концов, все равно, - согласилась София; и, обратившись к слуге, попросила: - Баутиста, я прошу тебя во всем, что касается больных, подчиняйся Монике.
- Но она приказала ряд безумств…! Она хочет, чтобы для них построили отдельный барак, с окнами в длину стен, кровати с простынями, ночные столики, где можно поместить воду и фрукты, которыми, по ее мнению, должны питаться эти лодыри, а также она приказала послать за врачом в Сен-Пьер и хочет, чтобы он у нас был всегда в Кампо Реаль.
- Эта идея у меня уже была какое-то время, - заверила София.
- Также она хочет лишить меня полдюжины женщин, что работают на плантации, чтобы они позаботились о больных, и сделала список из десяти листов с лекарствами и с вещами, которые нужны, как она сказала.
- Все, что приказала Моника, исполнится до последней буквы. Тебе это кажется хорошим, Ренато?
Ренато не ответил. Его скрещенные руки и холодное жесткое лицо готово было вот-вот вспыхнуть небывалой агрессией. Не дожидаясь ответа, сеньора Д`Отремон повернулась к Баутисте:
- Сделай мне одолжение сделать то, что я тебе сказала, Баутиста. Ах! И не забудь извиниться перед сеньоритой Мольнар за то, что был с ней не вежлив. Это приказ, а кроме того и просьба.
- Как прикажет сеньора. – еле сдерживаясь согласился Баутиста и вышел.
- Ну… - вздохнула София. – Решен печальный инцидент. Тебе так не кажется, сынок?
- Нет, мама. Зло находится глубже, и я должен добраться до него, чтобы искоренить. Тем не менее, как ты сказала раньше, мы всего лишь в нескольких часах от моей свадьбы. Думаю, что предпочтительней принять этот последний срок.
- Как ты захочешь. Не буду стоять на твоем пути. Я хочу видеть и чувствовать тебя как хозяина и господина Кампо Реаль.
- Я им буду, мама. Будь абсолютно уверена в том, что я им буду.
- В настоящий момент я собирался выехать на плантации, Моника.
- Правда? Полагаю, что туда уже приехал Баутиста.
- Да. Приехал, поговорил с матерью и проиграл первую битву.
- Возможно ли, Ренато? Тебе удалось…?
- Моя мать признает твою правоту и бесконечно тебе благодарна за то, что ты сделала. Как когда мы были подростками, ты меня вдохновляла, показывала мне путь, что мне необходимо делать. Я знал, что с твоей помощью могу многого достичь. И мы добьемся полного, абсолютного преобразования… Да, Моника. Благодаря тебе, в раю Д`Отремон не будет уже закоулков ада.