- Сеньора, вы всегда красивая и прибранная.
Служанка-мулатка не обманывала. Как всегда, сеньора Д`Отремон была безупречна. Изящное белое платье, украшенное широкими кружевами, шелковые чулки, туфли с каблуком времен Луи XV и изысканные украшения, в котором она могла появиться в любом элегантном обществе своей родной земли. Тем не менее, она находилась в своем большом доме, центре плантаций Кампо Реаль, огромном и величественном, с просторными роскошными комнатами, большими светильниками и блестящими, как зеркала, полами; доме столь роскошном, столь величественном, с венецианскими зеркалами и позолоченными подзеркальниками, доме, который кажется устаревшим в сердце этого американского острова, тропического и дикого; но достойного этой хрупкой дамы, которая шаг за шагом продвигалась по чистому паркету, одной рукой опиралась на руку своей любимой служанки, а другую положила на голову своего единственного сына, так удивительно похожего на нее.
- Вот и папа! – закричал мальчик, радостно оторвавшись от нее. Он побежал навстречу всаднику, который остановился у главного входа и решительно спешивался с лошади; бросил вожжи дюжине слуг, подбежавших обслужить и поприветствовать его. Из полумрака просторной веранды София Д`Отремон созерцала влюбленными и ревнивыми глазами мужественную фигуру, гордую и стройную, перед которой все преклонялись, потому что хозяин Кампо Реаль – абсолютный властитель земли, по которой он ходит.
- Ты мне привез карманные часы, папа?
- Нет, сынок. У меня не было времени, чтобы их найти.
- А разноцветную шкатулку? А струны для моей мандолины?
- Сожалею, но в этой поездке у меня не было времени искать все это.
- Франсиско… - тихо произнесла София, приближаясь к мужу.
- София… как ты? – спросил Д`Отремон ласково и нежно.
- Как всегда… Но оставим мое нездоровье. Почему ты вернулся так скоро? Мы тебя еще не ждали…
- Полагаю, что ты не огорчилась моим столь скорым приездом, - ответил Д`Отремон весело.
- Огорчилась? Что ты говоришь! Это радостный сюрприз, но сюрприз, в конце концов. Что случилось? Не прибыл фрегат, которого вы ждали? Отменили все праздники в честь Маршала Понмерси? Или, может быть, ты привез его?
- О, нет, нет! Я даже не видел Маршала Понмерси.
- Что случилось? Какое-то несчастье? Погода была ужасной в последнее время…
- Нет, никакого несчастья. Фрегат благополучно вошел в порт, и скорее всего торжества отмечают.
- Но…
- Мне не интересно было там оставаться, София. Это все.
- Я думала, что тебе будет приятно поговорить с известным соотечественником. Наверняка ему было что рассказать. Мы могли бы узнать что-нибудь новое…
- Светские сплетни или политические интриги? Что это может нам дать, дорогая? Мы находимся в семи тысячах миль от Франции и даже солнце светит у нас в разное время.
- Но не можем же мы из-за этого забыть нашу родину, - упрекнула София.
- Моя родина здесь, дорогая. Потому что здесь мой дом, мой сын и ты. Этот остров суров лишь для твоего здоровья. Но тебе не любопытно, что я тебе привез? – Он повернулся к цветнику, окружавшему парадную лестницу. У главного входа в особняк остановились три следуемых друг за другом экипажа. Один был совершенно пустым, из другого выходили личные слуги, а из третьего, ближайшего, выходил Педро Ноэль, почти волоком таща за собой мрачного мальчика, спутника его путешествия. Тонкие брови сеньоры Д`Отремон собрались в гримасе чуть ли не отвращения, и она спросила:
- Педро Ноэль… Но кого он тащит?
- Кое-кого, кто может занять твое свободное время и время нашего сына Ренато, - объяснил Д`Отремон.
- Мальчик! – вскочил радостно Ренато. – Ты привез мне друга, папа!
- Именно. Ты правильно сказал. Я привез тебе друга. Мне очень приятно, что ты это сразу понял. Друга, товарища…
- Но что ты говоришь, Франсиско? – прервала София, с еле сдерживаемым неудовольствием.
- Приведите Хуана, Ноэль, - попросил его Д`Отремон.
- Сеньора Д`Отремон, - поприветствовал, приближаясь, Педро Ноэль. – Для меня большая честь засвидетельствовать вам свое почтение. – Затем, обращаясь к Ренато, воскликнул, - Привет, красавец!
- Добрый день, сеньор Ноэль, - ответил Ренато.
- Это Хуан… - представил его Д`Отремон.
- Хуан? Хуан кто? – захотела узнать София.
- На данный момент он просто Хуан. Он беззащитный сирота, но надеюсь, что в таком большом доме ему найдется место.
- Просто Хуан… да? – выделила София звонко.
- Также меня зовут Хуан Дьявол, - невозмутимо пояснил хмурый мальчик.
- Иисус, Мария и Иосиф, - возмутилась горничная и перекрестилась.
Наступил момент всеобщего оцепенения и сдавленного смеха, когда Ноэль примирительно вмешался:
- Простите, сеньора. Этот алмаз еще не огранен.
- Понятно… И не отделен от лишнего, - язвительно сказала София. – Мужчины – это настоящее бедствие. И ни одному из вас двоих не пришло в голову искупать этого мальчика, прежде чем сажать в экипаж.
- Эту забывчивость можно исправить, - объяснил Д`Отремон, сдерживая явное неудовольствие. – Займись им, Ана. Отведи его в ванную, приведи в порядок, причеши и одень на него чистую одежду Ренато.
- Ренато? – удивилась София.
- Не думаю, что моя одежда ему подойдет.
- Он не поместится и в одежду моего сына.
- Все можно согласовать, - вмешался Ноэль-миротворец, - Наверняка найдется какая-нибудь подходящая одежда.
- Негритянка Паула отвечает за одежду всех батраков, - пренебрежительно заметила сеньора Д`Отремон. – Попроси рубашку и штаны для этого мальчика, Ана.
- У меня есть костюм, который мне пока велик, мама. – предложил Ренато. – Именно поэтому я его и не одевал. Он из голубого сукна…
- Этот подарок тебе прислали дядя и тетя из Франции, - воспротивилась София с усиливающейся неприязнью.
- Он предложил его по доброй воле, – прокомментировал Д`Отремон мягким тоном, но решительно. – Не обрывай его великодушный порыв, София. Наш Ренато может одеть своей одеждой хоть десять мальчиков. Иди с Хуаном и Аной, сынок, и подумай, что этот мир для него новый, и ты будешь ему помогать. – Оборачиваясь к жене, он доброжелательно ее попросил: – Ты пойдешь со мной, дорогая. Я тоже переоденусь более представительно. – и позвал слугу, повысив голос: - Баутиста… Отведи сеньора Ноэля в комнату, которую он обычно занимает, и позаботься обо всем ему необходимом.
- Не беспокойтесь обо мне, - начал извиняться Ноэль. – Я здесь как дома.
- Так и есть. Через полчаса София распорядится, чтобы нам подали аперитив, который мы выпьем перед тем, как сесть за стол, хорошо? Сегодня ты очень хорошо выглядишь, София… Уверен, что сможешь составить нам приятную компанию. С тобой застолье будет иным…
Педро Ноэль вышел, за ним слуга; супруги Д`Отремон остались вдвоем. София не могла скрыть ревность, что разъедала ей душу, и она спросила:
- Кто этот мальчик?
- София, дорогая, успокойся…
- А ты ответь мне… Кто этот мальчик? Где ты его нашел и зачем привез его сюда? Почему ты не отвечаешь?
- Я отвечу, но постепенно. Его зовут Хуан и он сирота…
- Это ты уже сказал, - прервала София нервно, - и это единственно, что я узнала. Его зовут Хуан Дьявол… ответ весьма нахальный, когда его никто об этом не спрашивал.
- В его ответе нет нахальства, София. Речь идет о прозвище, которое ему дали рыбаки, из-за места, где находилась хижина его родителей.
- Какое место?
- Ну… рядом с тем, что называют Мыс Дьявола. - Д`Отремон пытался уменьшить его важность. – Там деревня с очень скромными и бедными людьми, где они чинят сети и лодки. Среди этих бедных людей…
- На окраинах Сен-Пьера среди этих бедных людей есть много сирот, много нищих и несчастных мальчиков. Но тебе никогда не приходило в голову приводить кого-либо, и менее всего друга для твоего сына… в качестве брата, я бы сказала.
- София!
- Ты привез этого попрошайку именно таким образом! – воскликнула София, краснея от гнева. – Я думаю, что имею право спросить тебя: почему ты привез его сюда? Что у тебя с ним общего? Почему он не может одеть одежду работников, а должен одевать одежду Ренато? Почему наш сын должен его приветствовать? И именно в нашем доме мы должны предоставить ему место, хотя есть сотня бараков для работников, где всегда может поместиться еще один?
- Всегда считал тебя женщиной благородных и великодушных христианских чувств, София.
- У меня хватает сострадания к несчастным, а ты и одного раза не выдерживаешь.
- Тогда, когда речь идет о том, чтобы не баловать слуг, которых я силой должен заставлять признавать во мне единственного хозяина. Нельзя управлять имением, этим захолустьем, без абсолютного уважения к власти, без дисциплины и без наказаний, которые заставят уважать эту власть. По этому поводу мы спорили много раз. А в этом случае…
- В этом случае, все по-другому. Я это знаю, вижу и ощущаю. Это не просто жест сострадания. Это жест возмещения ущерба. Этот мальчик тебе важен для себя самого. Очень важен… даже слишком…
- Ну хорошо, София… Я тебе скажу правду. Этот мальчик – сын человека, с которым я повел себя плохо. Человека, который разорился по моей вине. Он умер в чудовищной нищете. Думаю, что долг совести – помочь ему. – на мгновение он потерял уверенность, - Что происходит? Почему ты на меня так смотришь? Ты мне не веришь?
- Мне это кажется очень странным. Ты разорил многих, но никогда не приводил их детей к нам в дом… более верна другая история. Этот мальчик – сын той женщины, которую ты любил!
Это прямое и точное, словно дротик, обвинение Софии метнулось и полетело в холодную броню равнодушия, в которую пытался напрасно одеться Франсиско Д`Отремон, и оно попало прямо в цель. На мгновение показалось, что он близок к тому, чтобы взорваться от гнева. Затем медленно взял себя в руки, потому что эта женщина, светлая и хрупкая, болезненная словно цветок из оранжереи, единственная, которая, казалось, могла укрощать его своенравные порывы, растворять его бурю в усмешке или в двусмысленном выражении лица, превращаясь затем в неестественно-обходительное поведение.
- Почему ты так упорно стремишься всегда думать о том, что может тебя измучить?
- Я наперед думаю о плохом, чтобы угадать… и угадать, к сожалению.
- В данном случае нет.
- В данном случае более, чем в каком-либо другом. Это создание чьей любви плод? Почему у него нет имени? Тот человек, которого ты разорил и которому хочешь вернуть долг, давая его сыну приют, как его фамилия?
- Ладно, дело в том, что этот мальчик – сын этого мужчины, о котором я тебе сказал, не смог дать ему фамилию… не позаботился, такие вещи происходят. Обещая ему позаботиться о нем, я успокаивал, к тому же, свою совесть. А ты не хочешь, чтобы я сдержал обещание, что дал человеку, который умер, благословляя меня, только потому, что в эту красивую головку вошла столь несуразная идея, какую ты сказала.
- Ты не успокоишь меня этими сентиментальными историями…
- Тогда мне придется уточнить некоторые вещи: я пообещал, я поклялся помочь этому мальчику. Не думаю, что он будет тебе надоедать хоть чуть-чуть. Я сам займусь его обучением…
- Как вторым сыном…? – горько намекнула София.
- Как другом и верным слугой Ренато, - отрезал решительно Д`Отремон, - я научу его любить, защищать, оказывать помощь и защиту Ренато, когда представится случай.
- Его защиту?
- А почему нет? Наш сын не силен и не отважен.
- Ты мне это бросаешь в лицо, словно это моя вина.
- Нет, София, я больше не хочу продолжать этот спор, но мы должны смотреть правде в глаза, наш сын, из-за избытка твоей заботы и ласки не тот, кем должен быть для борьбы и обязанностей, которые могут свалиться на него уже завтра. Я тебе уже раньше это сказал: ему не хватает смелости, силы, отваги. Самое время, чтобы приобрести эти качества.
- Мой сын поедет обучаться в Европу. Не хочу, чтобы он стал мужчиной среди этих дикарей.
- У меня на него другие планы: я хочу, чтобы он вырос здесь, чтобы глубоко узнал землю, на которой он должен развиваться, которой бы знал, как управлять в будущем, этим маленьким королевством, что я ему оставлю в наследство. Если бы у нас была бы дочь, то последнее слово о ней оставляла бы ты. А он мальчик и нужно, чтобы он стал мужчиной. Поэтому я так говорю и приказываю.
- А этот мальчишка, которого ты привез…?
- Этот мальчишка уже почти мужчина, и великолепно послужит для моей цели. Я займусь тем, чтобы показать ему, что всем он обязан Ренато, и что его долг отдать свою жизнь, если это потребуется. Это будет моя месть!
- Месть за что?
- За судьбу, за участь, как хочешь называй. Прошу тебя, не будем более говорить об этом деле, София. Позволь мне самому все уладить.
- Поклянись, что все сказанное – правда!
- Могу поклясться тебе в этом. Ничего не сказал тебе, что было бы ложью. Кроме того, я не делаю ничего окончательно. Просто хочу проверить мальчика, стоит ли ему помогать. От того, что он мне покажет, будет зависеть его судьба. Если в его венах есть кровь, о которой говорится, то он это докажет.
- Какая кровь?
- Разрешите? – Педро Ноэль пришел как раз в тот момент, когда ситуация между супругами стала совершенно невыносимой.
- Проходите, Ноэль, - пригласил Д`Отремон, глубоко вздохнув и будучи благодарным в глубине души приходу друга. – Вы пришли как раз вовремя, чтобы мы выпили аперитива, о котором говорили. Не беспокойся, София. Я сам распоряжусь, чтобы его принесли. – Сказав это, он удалился, оставив Ноэля и Софию вдвоем.
София сделала слабое движение, чтобы задержать его, напрягшись из-за его неполученного ответа в последних словах, но стояла неподвижно, смущенная тем взглядом, которым Педро Ноэль, казалось, обволакивал, угадывая ее даже самые тайные мысли.
- Иногда лучше не углубляться чрезмерно в некоторые вещи, правда? Признать, что не нужно слишком углубляться, что даже самые лучшие мужчины имеют капризы, слабости и совершают печальные ошибки, которые можно простить снисходительно, дабы избежать большее зло.
- Что вы пытаетесь мне сказать, сеньор Ноэль?
- Определенно ничего, сеньора. Я просто сказал, как говорил много раз; когда я подошел сюда, пройдя через этот прекрасный дом, я подумал, что ваш брак действительно счастливый, и чтобы сохранить это, можно немного пожертвовать самолюбием.
- К чему вы меня подготавливаете, Ноэль?
- Ни к чему, сеньора… какая мысль! Вы слишком рассудительны, чтобы нуждаться в моем совете. Но если бы вы случайно спросили мое мнение о том, как лучше себя вести с сеньором Д`Отремон, я бы сказал, что нужно переждать. Мой отец, который также был нотариусом семьи Д`Отремон во Франции, всегда мне говорил: «Гнев Д`Отремон словно ураган: неистовый, но проходящий». Противостоять ему в момент вспышки – это настоящее безумие. Но он быстро проходит, и тогда можно все разрушенное заново построить…
4.
- Видишь, как ты хорошо выглядишь? Ты кажешься другим. Посмотрись в зеркало. – сказал Ренато Хуану.
- В зеркало?
- В зеркало, конечно… Вот здесь. Посмотри на себя. Ты никогда не видел в зеркало?
- Такое огромное никогда. Оно словно кусок неподвижной воды.
- Не трогай его, а то запачкаешь, - запретил Баутиста, слуга. – Вы видали дикаря…!
- Оставь его. Папа сказал, чтобы его никто не трогал.
- А кто его трогает? Что он еще хочет?
Хуан сделал шаг назад, чтобы посмотреть на себя в зеркало, стоявшее перед ним. Оно на самом деле было словно большой кусок неподвижной воды, которая отражала весь его облик… облик, в котором он был похож на другого, хотя и в первый раз в жизни, в двенадцать лет он смог рассмотреть себя, как делал сейчас. Он очень изумился своему мрачному взгляду. Хотя ему было столько же лет, сколько и Ренато Д`Отремон, он был достаточно выше его ростом, стройное и мускулистое тело имело кошачью гибкость; его ладони были широкими и сильными, почти как ладони мужчины; его лоб – высоким и гордым, его вьющиеся волосы были черными и сейчас зачесаны назад, оставляя лоб открытым, придавая ему некоторое сходство с хозяином Кампо Реаль; его нос был прямым; четко очерченный рот, плотно сжатый с удрученным выражением, которое бы делало его детское лицо суровым, если бы не большие темные бархатистые глаза… те поразительные глаза, подобные глазам Джины Бертолоци.