Куда пропали снегири? - Сухинина Наталия Евгеньевна 4 стр.

Верный сынОтечества, отдавший лучшие годы его спасению, не жалевший сил, здоровья, жизни«за всё хорошее», стал узником, над которым издевались все, кому не лень. Какможно пережить этот удар? Как можно не сломаться, не дрогнуть, не разувериться?Своими силами нельзя, Божиими - можно. И именно Божьи силы черпал несчастныйузник в утомительных поклонах и ночных молитвах. Уж он-то хорошо знал осуществовании злой, тёмной силы. Она не терпит торжества света, ей любатемнота. В данном случае темнота тюремного подвала. А потому не держал Дионисийзла на своих бывших сотрапезников Лонгина и Филарета. Не устояли, подставилисьтёмным си­лам, немощны, несчастны...

-   Великая беда стобой, отче, - говорили ему жале­ющие его.

Аон весело:

-   Нет никакой беды,а милость Божия. Смиряют меня по делам моим. А то я слишком горд.

Его обложилиштрафом в пятьсот рублей, сумма по тем временам космическая.

- Чемплатить будешь, отче? А он весело:

-   Денег не имею, даи давать не за что. Лихо черне­цу то, что расстричь его велят, а если толькодостричь - то ему и венец, и радость. Мне грозят Си­бирью и Соловками. Но я радтому - это жизнь мне.

По праздникам еговодили к митрополиту на сми­рение. В митрополичьем дворе он стоял, бывало, сутра до вечера, и зной терпел, и холод, и дожди про­ливные. А сколько быловокруг улюлюкающих, зло­пыхающих, ненавистных. В него плевали, бросали комьягрязи. Всё это уже было. «Распни, распни его!» - формула знакомая, страшная, нопривычная. Человек в беде не одинок, во все времена находилось немалоторопящихся к нему, чтобы его беде порадо­ваться. Дионисий. АрхимандритТроице-Сергиевой Лавры - жертва зависти и неудовлетворённых амби­ций. Сломали?Добились желаемого?

Началось этодавно. Архимандрит был настолько смиренен, кроток, что даже, если приказывалкому-то из братии, то говорил так: «Сделай это, если хочешь, брат». Некоторыепользовались его кротостью. А он по-другому не мог, потому что смирение не былодля него итогом борьбы с гордыней, а было его естеством, как само дыхание, какстук сердца, как ток крови. «Сделай, если хочешь...» Один раз не хваталопевчих. Дионисий сам встал на клирос. Лонгин подлетел к не­му, вырвал из рукслужебник. Молча перекрестился Дионисий, ушёл с клироса. Так Лонгин догнал егои плюнул в него. Но и тут (смирение - стук сердца, ток крови) Дионисий негромкопроизнёс: «Перестань, Лонгин, не мешай пению Божию и братию не смущай».Наверное, смирение-то архимандрита и разъярило вконец озверевшего наглеца. Онвыхватил из рук Дио­нисия пастырский посох, переломил и швырнул об­ломки внастоятеля. И тут Дионисий заплакал. Он встал на колени перед иконой Спасителяи плакал, и просил: «Ты всё ведаешь, Господи, прости меня, греш­ного, ибо ясогрешил пред Тобою, а не он». Долго пла­кал, а братия просила разбушевавшегосяинока по­просить прощение за свою дерзость. Не допросилась...

Всё, чтопроисходило в обители, настоятель покры­вал любовью. Конечно, слухи обиздевательствах над ним просачивались и доходили до митрополита. Он посылал споручениями разобраться. Но Дионисий всё отрицал, от всего отказывался.

Целый год провёлнастоятель лаврский в душном подвале Новоспасского монастыря. Спасение пришлоот Иерусалимского патриарха Феофана. Именно он удостоверил невинностьархимандрита Дионисия, не найдя в исправленных им книгах никакой ереси и ни­какихотступлений от догматов. Настоятель был возвращён в Троицкий монастырь.Произошло это ле­том 1619 года.

Есть удивительныестраницы. Они написаны Симо­ном Азарьиным, почтенным старцем Троице-Сергиевойобители. Он вспоминает, как Иерусалимский пат­риарх посетил обительпреподобного Сергия и оказал настоятелю Дионисию великую честь. Стоя у ракиПреподобного, патриарх снял свой клобук, положил его в раку с мощами Радонежскогочудотворца, а по­том надел на седую голову кроткого архимандрита. При этомсказал: «Даю тебе благословение, сын мой, и знаменую тебя в великой России,среди братии тво­ей да будешь первый в старейшестве по благослове­ниюнашему...»

Началась привычнаяжизнь смиренного троицкого инока. Он, как всегда, был кроток и смирен, многотрудился, не гнушался самыми чёрными работами, проводил ночи в молитве ипоклонах. Основатель оби­тели преподобный Сергий был во всём примером ему. Зла,конечно, не помнил. Как старого, так и нового. Клеветники и завистникиизобретали всё новые и но­вые «крамолы». То Дионисий задумал «подсидеть»патриарха, то он не хочет выполнять царского повеле­ния. А он не бил себя вгрудь, не клялся в невиновнос­ти, он молчал. Братия любила его. Жил в монастырестарец Дорофей, немощный, древний. Совсем уже за­немог, готовился к смерти, атут весть: Дионисий от­бывает по неотложным делам в Москву.

-   Уезжаешь, а яумираю, так хотел быть погребён­ным твоей рукой, - засокрушался старец.

-   Не дерзай умиратьдо моего возвращения, - бла­гословил старец. - Дождёшься, тогда и погребу тебя,как надо.

Уехал. Старецдождался. Зашёл Дионисий к нему в келью, благословил, пошёл к вечерне. А черезпят­надцать минут пришли сказать, что Дорофей умер.

Сам же Дионисийпреставился 10 мая 1633 года. Господь за терпение и кротость наградил еголёгкой смертью. Утром он отстоял службу, потом почувство­вал слабость,пригласил братию, простился со всеми, простил всех, принял схиму и мирноотошёл. Отпевал его сам патриарх Филарет. Святые мощи Дионисия были перевезеныв Москву для отпевания в Богояв­ленском монастыре, а потом возвращены в Лавру.Один священник лаврской слободы Феодор не смог прибыть на его похороны.Скорбел, печалился, а Дио­нисий пришёл к нему во сне, объяснил:

- Почему всепришли и благословение у меня про­сят, потому что остаются здесь. А ты скоропойдёшь за мной.

Через восемь днейФеодор скончался. Угоднику Божьему открывается многое, как многое и даётся.

А далось емудействительно много. Он много понёс скорбей и много успел сделать дляОтечества. Он много прощал и этим подготовил свою душу к небесному со­зерцанию.Он много любил, и сердце его, наполненное любовью, звенело прекрасной песней.Эта песня покры­вала и унижения, и насмешки, и наветы, и предатель­ства. Онпросто не видел их, не слышал, не понимал.

Сын Отечества,готовый положить на алтарь спасе­ния его свою пречистую главу. Божий раб, негнушаю­щийся рабством, а с радостью служивший всем, кто этого хотел. Угодник.Святой. Преподобный Диони­сий Радонежский - именно так зовут его православ­ныелюди, воспевающие ему память и чтущие его подвиги. Не случайно, наверное,святые мощи его по­чивают в Троицком соборе Лавры, в юго-западном притворе, натом самом месте, где была келья препо­добного Сергия Радонежского. Не случайнои он зо­вётся Радонежским, как и все ученики Преподобного.

Когда Отечество вопасности, Господь посылает во спасение ему верных сынов. Дионисий Радонежскийбыл послан России в лихолетье Великой Смуты. Он взял на себя ношу скорбей Отечестваи нёс её по жиз­ни, равно как нёс и крест Христов. Всю жизнь. До по­следнегодыхания. А ещё он всегда помнил, что имя ему - православный, и ничем незапятнал сие имя. Служение людям и служение Богу. Жизнью своей Ди­онисиюудалось соединить в себе два этих великих служения. Ещё в Смутное время, когдабыл неурожай­ный год, спекулянты взвинтили на московских рынках цены на хлеб, истолице грозил голод. Что делает сми­ренный инок Сергиевой обители? Он вывозитвсё до зёрнышка из лаврских житниц на московские рынки и этим сбивает цену нахлеб. Спас Москву.

Он спасал её икогда благословлял на борьбу с по­ляками Козьму Минина. И когда писал присвечах воз­звания к народу, и когда собирал по лесным больша­кам и погребалдостойно братьев своих и сестёр рус­ских. Он спасал её и тогда, когда самтерпел скорби невыносимых, тяжких наветов. Потому, что если бы не выстоял,многих бы этим соблазнил. Тверской уро­женец Давид Зобниновский. ПреподобныйДионисий, Радонежский чудотворец. Сын Отечества и спаситель Москвы. А ещё рабБожий. Редкая жизнь вмещает в себя столько вех и столько назначений.

ПОМОЩЬ ПРИДЁТ ИЗ РОССИИ

Мороз за тридцатьзавис над шведской деревней Ланденпаа сизой, прозрачной дымкой. Соби­раласьехать сегодня на встречу с Бенгтом Похьяненом, что живёт в пятидесятикилометрах от деревни, но по такой погоде хороший хозяин и собаку не выгонит.Остаюсь дома. Конечно, расстраиваюсь, конечно, огорчаюсь.

-   Включитьтелевизор? - предлагает хозяйка, рус­ская женщина Анна, определившая меня ксебе на постой.

-  Ачто ещё делать? Включай...

На экраненемолодой мужчина с маленькой окла­дистой бородкой и грустными глазами.

-  Бенгт!- ахает Анна. - Надо же, Бенгт!

Да, БенгтПохьянен. Пятьдесят километров остались сэкономленными, а знакомствосостоялось. Мы пере­хитрили мороз. Всматриваюсь в лицо человека, о кото­роммного слышала и ради встречи с которым приехала в этот далёкий северный край.Он что-то спокойно, не­торопливо рассказывает, и среди шведских слов я с ра­достьюулавливаю три русских - Бог, любовь, Достоев­ский - Бенгт Похьянен говорит оправославии.

Что я знаю обэтом человеке? Бывший протестан­тский священник, живший в благополучии,достатке, уважении и почитании, писатель, специалист по куль­туре, оченьвостребованный шведским обществом, из­давший много книг, имеющий имя влитературе.

И вот, наконец,Бенгт Похьянен встретил нас на по­роге своего дома, усадил поближе к камину,согрел чаю.

-   Бог, любовь,Достоевский? - спрашиваю по-рус­ски.

Бенгтсмеётся.

-   Я знаю ещё слово«образ», - с трудом выговари­вает он русские слова.

Маленькая церковьсоединена с домом широкой де­ревянной лестницей. Спускаюсь с неё и ощущаю под­катившийк горлу комок. Наши родненькие, русские святые, «завсегдатаи» православныхгорниц взирают с чудных икон. Преподобный Сергий Радонежский, преподобныйСерафим Саровский, Казанская Божия Матерь, «Всех скорбящих Радость». Самыепочитае­мые на Руси иконы вокруг. Далеко я от Руси, а всё рав­но - дома. Какпремудро устроено Создателем: дом там, где отрада твоей душе. А уж здесь моейдуше ве­ликая отрада.

Все иконынаписаны женой Бенгта Моникой. Она преподаёт в школе шведский и английский, норисовала всегда, и в той, далёкой теперь уже протестантской жизни баловаласьпортретами и натюрмортами, пейза­жами. Они бережно развешаны по стенам большогодо­ма. Ходила и любовалась, отдавала должное вкусу, чувству цвета,композиционной чёткости. Но вот спус­тилась в храм и возликовала. Мой путь подому, из ком­наты в комнату (здесь пейзаж, там портрет) всё ближе и ближе кцеркви - путь самой Моники к иконе.

-   С чего женачалась ваша дорога к православию? - спрашиваю Бенгта.

-   Моника перваяпошла по этому пути. «Братья Ка­рамазовы». Книга появилась в нашем доме, когдая ещё был священником лютеранской церкви. «Карама­зовы» Монику потрясли. Онапервая завела разговор о православной вере. Я священник, и эти разговорывсерьёз не воспринимал. Видно, не настала ещё пора...

Да, пора ещё ненастала, но часы лютеранского свя­щенника по секундочке, по минутке ужеотсчитывали православное время.

Откуда взялся он,нечаянный путник, русский че­ловек Александр на пороге дома лютеранского свя­щенникаБенгта слякотной осенней ночью? Бенгт дал ему кров, и они проговорили до утра.Александр, пра­вославный христианин, рассказывал Бенгту о святой Руси, овеликих подвижниках благочестия, с радостью умиравших за православную веру, оСоловках и Сер­гии Радонежском.

-   Я почувствовал всловах Александра несокруши­мую силу. Так можно говорить только об истине. Онуехал, а мы с Моникой вспоминали его каждый день. Очень хотели побывать наСоловках, ведь это от нас не так уж и далеко географически.

-  Побывали?

- Господь такщедр на удивительные подарки. Представляете, вскоре получаем от Александра при­глашениепосетить Архангельск и Соловки...

«Господьнамеренья целует», - говорят святые от­цы. Кто был на Соловках, тот знает, какспасительны и чисты слёзы на месте жестоких страданий верных Божиих рабов, непредавших Христа, а выбравших смерть во имя жизни. Работа души началась там. Апродолжилась дома, когда Бенгт стал жадно читать святых отцов, а Моника делатьпервые наброски се­верных православных церквушек. Тихон Задонский. Труды этогосвятого подвижника оказались благо­словенной каплей, переполнившей чистую душужаждущего истины лютеранина-шведа. Он почти ре­шался оставить священство ипринять православие, сердце торопило, ум предостерегал...

У него уже быламаленькая иконка Тихона Задон­ского. Однажды утром он встал перед ней в привыч­номраздумье и смятении. И будто голос услышал: «Из России получишь помощь...»Сразу завертелись, замельтешили в голове вопросы: «От кого? Когда? Ка­кимобразом? »

Вскоре он увиделсон. Чудный, православный храм, светлый, наполненный покоем и благодатью.Небольшой. Главка над ним невеликая. Пришло вре­мя. Теперь он знал это точно.Лютеранский священ­ник Бенгт и жена Моника принимают православную веру. Егокрестят с именем Венедикт, её с именем Христина.

А дальше что? Адальше они уезжают из большого сытого дома в эту северную глухомань, заПолярный круг, дабы начать жизнь с нуля. Уже немолодые, с пятью детьми,непонятые соотечественниками, с за­ветным желанием построить здесь увиденную восне православную церковь.

-   Вы сразу решили,что это будет Преображенский храм?

-   Сразу. С нашимидушами произошло великое чу­до преображения. Мы пришли к Истине. Мы пригото­вилисьИстине служить.

Денег настроительство храма у них не было. Но, подчиняясь какой-то внутренней команде,они всё-та­ки приступают к закладке фундамента. А морозы! Да­же я, пробывшая всеверной Швеции за Полярным кругом недолго, узнала, какие здесь бывают морозы.Но доброе дело отсрочки не терпит. Начали...

-  Какже всё-таки рискнули?

-   На авось, -улыбается Бенгт. - Так ведь это по-русски, на авось? Пришёл рабочий, атеист, новыбора не было. Договорились о плате.

-  Яв Бога не верю, - честно заявил атеист.

-   Ничего, -успокоил Бенгт.- Зато Бог верит в тебя, в то, что ты всё сделаешь, как надо.

Свои, лютеране,его не понимали. Деликатные сму­щённо улыбались, при встрече опускали глаза,другие крутили у виска, но были и такие, которые открыто и враждебно гналиправославную семью Похьяненов в Россию.

-  Уезжайте,там ваше место.

-   Нет, я буду житьздесь, - твёрдо отвечал на выпа­ды Бенгт.

И жил. И строил.Потихоньку дошло дело до купо­лов. Бенгт был на Соловках, в Архангельске ихорошо представлял, каким должен быть православный храм на Севере. Но какстроить шатровый купол, как про­извести инженерные расчёты, как не ошибиться?Пе­реживали с атеистом-строителем, нервничали, ропта­ли. Но ни атеист, ниБенгт, ни тем более Моника в ин­женерных расчётах сильны не были. Сидят игорюют, дело стоит, выхода не находят. Да вдруг «с толстой сумкой на ремне»приходит почтальон и приносит увесистый конверт - письмо из России. Бенгт пожалплечами, никаких писем из России он не ждал. Вскрыл конверт и ахнул: насложенных в несколько раз плот­ных листах бумаги за подписью неизвестногомонаха Варсонофия в конверте лежал... проект купола. С точ­ными расчётами,инструкциями, разъяснениями.

-  Бенгт,да это просто чудо какое-то...

-   Помощь придёт изРоссии! Помните, я рассказы­вал, будто голос слышал, стоя перед иконой. Вот ипришла из России помощь... Мой бедный атеист по­бледнел от волнения! Ещё бы, наего глазах такое... «Бог есть! - закричал. - Бог есть!»

Денег за работуон не взял. За зиму церковь Пре­ображения Господня была построена. Приехал пра­вославныйсвященник из Финляндии, её освятил. Бенгт встал во главе прихода, старостойединственной на Севере Швеции православной церкви. Вообще в Швеции до Бенгтабыл всего один православный храм - в Стокгольме. Теперь два.

Храм полюбилсябыстро. Сюда приезжают в основ­ном русские, их здесь много. Край суровый,северный, морозный, многие живущие по деревням шведы оди­ноки, создать семьюпроблематично, мало кто из жен­щин отважится вить здесь семейное гнездо. Арусские женщины вьют, отважные русские жены северных шведов, одна из них - мойпереводчик Анна. Для неё храм в лесной глуши - подарок. Пятьдесят километ­ровот дома - пустяки, если есть автомобиль. Сюда едут даже из Финляндии. Например,русская певица Вера Родионова, уже много лет живущая в Финлян­дии. Она простонаходка для Бенгта, ведь могла бы ру­ководить церковным хором, регентовать.