- Ая знаю. Повезу вас машиной.
Через двадцатьминут прихожане уже собирали нам в дорогу сумку с продуктами. Праздничная трапезапо случаю Казанской благословила мне от своих щедрот паёк в скорбную дорогу.Подошла небольшого роста женщина, большие очки чуть затемнены. Я видела её вхраме. Она что-то втолковывала перед службой девочкам из воскресной школы.
- Я с вами поеду.Батюшка благословил, дорога неблизкая, мало ли что. Мой муж вас повезёт, толькозаедем на десять минут домой переодеться.
Собирались онипо-военному: быстро, чётко, без разговоров. Вера Фёдоровна и Василий Петрович-муж и жена. Вчера ещё чужие, а сегодня первыми пришедшие на помощь.
Мы ехали повечернему притихшему городу. Астраханский красавец кремль на секунду предсталперед моими глазами и скрылся. Я покидала город, который не успела полюбить ине успела узнать, даже рассмотреть не успела. Сердце тревожно ныло - ведьвпереди больше тысячи километров, а времени совсем в обрез.
Калмыцкие степи.Мокрый снег лепит не переставая. Мы останавливаемся, чтобы сбить наледь сподкрыльников. Ближе к ночи снег утих, но мороз усилился, едем по сплошномульду.
- Не волнуйтесь,успеем, дальше дорога будет лучше.
Справа вдали огнигорода. Элиста, столица Калмыкии. Опять степи. Часто фары выхватывают стремительнуютень - лисы, перепуганные нечаянным «жигулёнком», прыгают в придорожную канаву.Одну, зазевавшуюся, мы чуть-чуть не придавили. Скрипнули тормоза — обошлось.
На пару часовсделали передышку. Я вышла в морозную ночь пропахшей травами калмыцкой степи.Ветер гулял по бескрайним просторам, прибивая к земле высокий сушняк. Звёзды.Они будто опрокидывались на наш автомобиль, будто хотели попугать своимнездешним, неземным присутствием. Опять подступили к горлу слёзы. Может быть,папина душа в этот ночной час напомнила о себе, просила молитв?
Я стала молиться,стоя на холодном степном ветру под звёздами, и, как всегда бывает послемолитвы, отпустило, стало легче.
А ещё подумалось:как самонадеянны мы и как маловерны. Всё рассчитала: вернусь из командировки,отпишусь, поеду к отцу на традиционную встречу в конце ноября. Я всегдавыбиралась к нему в конце ноября, перед Рождественским постом. Даже позвонилаперед командировкой, сказала: «Жди!» А Господь по-другому рассудил. Господь вкоторый раз вразумил: не надо надеяться на человеческие календари и мерки.Есть другие календари и другие мерки. И вот начало ноября, и до традиционнойвстречи ещё почти месяц, а вместо неё скоро другая, в которой я увижу отца, аон меня нет... Кто бы сказал мне, что будут в моей жизни эти звёзды, что будустоять на ночном сквозняке и молиться, и плакать...
По Ставропольюехали проворнее. Вера Фёдоровна заботливо подтыкала мне под бока плед, ВасилийПетрович изредка останавливался и вглядывался в дорожную карту. Утром мыостановились перекусить в маленьком кафе у дороги. Бойкий черноглазый паренёкловко смёл снег с пластикового столика, принёс табуретки.
-Шашлык, хотите шашлык?
А мы досталисобранный нам на приходе «тормозок». Попросили горячего чая. Паренёк, желая угодить,врубил музыку. Она гремела над безлюдным шоссе вызывающе, утверждая, несмотряни на что, земную жизнь со всеми её достоинствами и недостатками. Здесь, впридорожном кафе без названия, с незнакомыми людьми, посланными мне Господом впомощь и утешение, мы помянули раба Божиего новопреставленного Евгения.
В Ростов въехалиднём. Поплутали по его шумным улицам, выбрались на Таганрогское шоссе. Оставалосьсовсем немного...
Теперь, когданаше путешествие позади, понимаю, как деликатны и предупредительны были моидрузья. Они не терзали душу соболезнованиями, не пытались отвлечь меняразговорами от грустных мыслей. Мы иногда переговаривались о чём-тонезначительном, но больше молчали. Каждый думал о своём. Немного говорили оботце Валерии, о том, что возрождение Казанского храма его большая заслуга. Амне всё думалось о прихожанах. Большая, дружная семья. Живут одними радостями,одними заботами. Создать такой приход ничуть не легче, чем возродить из руинхрам. Настоящая христианская любовь к ближнему, не пример ли её - история сомной, человеком для прихода чужим, незнакомым, случайным? Ведь дела свои были,проблемы нерешённые. Всё оставили, отправились в опасный путь ради самойнепонятной из всех существующих корысти - помочь человеку, попавшему в беду.Вера Фёдоровна сидела, закутавшись в плед, читала. Что? Оказывается, Псалтырьза моего отца.
Ровно через суткимы подъехали к знакомому подъезду отцовского дома.
- Держитесь, -Василий Петрович крепко жмёт мне руку.
- Помоги вам,Господи, - обнимает Вера Фёдоровна.
А я... Дажепоблагодарить не успела по-человечески. Боюсь, что и сейчас тоже не смогунайти подходящие к случаю слова. Привычные «спасибо, благодарю» говорить нехочется, потому что есть в этих словах некий налёт дежурной вежливости. Аособые слова, где их найти? Только пусть знают: в душе моей есть отныне уголок,где живёт тёплое и удивительное чувство особого христианского родства. Оноесть, это родство, оно не в генах, не в метриках, не в схожести глаз ипрофилей. Оно в чём-то другом, что больше, прочнее и - основательней. Люди,которые своими поступками напоминают об этом родстве, уже угодили Богу.
Подарки отцавсегда были для меня в радость. Уходя в другой мир, он остался верен себе иподарил мне знакомство с людьми, которых сам не знал, но которых, может быть,вымолил в первые часы своего предстояния - там. Чудны дела Твои, Господи! ПрихожанеКазанского храма, разделив со мной скорбь, тут же одарили радостью. Она в том,что мы не одиноки, что мы очень многое можем по законам нашего надёжногохристианского родства. Помню, как владыка Иона говорил в праздничной речи наКазанскую:
- Спасибо тебе,отец Валерий, что есть у нас в Астрахани этот храм.
Спасибо, отецВалерий, что есть теперь и этот приход. Спасибо, что окормляете таких славныхлюдей, способных даже беду повернуть к радости. Но вот ведь искушение: сталаписать да и запнулась - фамилию-то Веры Фёдоровны и Василия Петровича я незнаю! Даже в голову не пришло узнать. А позвонить спросить - конфуз полный.Люди так помогли, а я даже фамилии не спросила. Узнала. Хитростью. Не скажукакой. Куприяновы их фамилия.
Моя командировкав Астрахань оказалась прерванной, как говорят, по семейным обстоятельствам. Ноя оставила в этом городе много добрых людей, к которым очень хочется вернутьсяи рассказать о них нашим дорогим читателям. Свидимся ли? Бог знает. УсерднаяЗаступница наша - Казанская Божия Матерь. Икона Её, благословлённая отцомВалерием, стоит передо мной и сейчас, когда пишу эти строки.
СКАНДАЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА
Не получаетсяразговора, никак не получается. Знаю, почему. Расспрашиваю о том, о сём, а оглавном не решаюсь. Она понимает, но не бросается на помощь, дисциплинированноотвечает, будто заполняет листок по учёту кадров:
- В Москверодилась. Училась в Московском университете, не закончила. Потом в Ростовском.Закончила. Замужем. Муж Андрей, дочка Светлана, внучка Наташка, тёзка моя. Атеперь вот ещё и Ирочка...
Опять я нерешаюсь. Хотя всё внутри кричит и требует: «Ну скажи, скажи, зачем тебеИрочка, зачем надо было приводить её из больницы в дом, отвыкший от детей?Зачем надо было переиначивать отлаженную, благополучную жизнь и превращать её всущую муку, ходить, доказывать, ссориться, бороться за права, справляться сбесконечными обязанностями, посыпавшимися как из рога изобилия на горемычнуюголовушку?»
Почти как всказке начало той истории. Жила-была девочка. Хорошенькая, умненькая,здоровенькая. Была она живой и разговорчивой и очень любила людей. И её любилилюди. Все, кроме папы с мамой. А дальше не сказка, быль: оказалась девочка вдетском доме, потянулись ручки к бесхозному уксусу. Несколько жадных глотков -пить хотелось, и - реанимация, ожог пищевода. Одна операция, вторая, третья...С пищеводом-то обошлось, да заразили врачи девочку СПИДом. Да. Ни больше, нименьше. Не мелким почерком пишется Ирочкина жизнь, а размашистым, крупным.СПИД. В больницу её, в особое отделение, почти резервацию. Но и там жила непечалилась, мала была, что для неё эти четыре зловещие буквы - пустой звук.Впрочем, как и другие четыре буквы - мама. Вокруг врачи, медсестры, нянечки,все улыбаются, вкусненькое приносят. Мама... Много мам. Так, наверное, у всех,думала, и мам много, и про СПИД все вокруг говорят.
Жила девочка допяти лет в больнице, другие девочки были рядом, инфицированные, говорили проних. Но вот кто-то выписался, кто-то умер. Только Ирочка жила себе средипестроты «мам» и запаха хлорки, только Ирочка бежала навстречу каждомупосетителю, улыбалась очаровательными ямочками и кокетливо поправляла байковоебольничное платьице в тоскливый цветочек.
А потом - нуопять сказка. Приехала в больницу красивая тётя в белых брюках и яркойжёлто-зелёной футболке. С тётей - девушка очень красивая. Ира такую видела потелевизору. В руках у тёти была большая сумка с шуршащими, таинственнымипакетами. А в пакетах, мама родная! И пастила, и мармелад, и разные тамшоколадки, бутылочки с соками, груши с кулак, даже арбуз. Большой, полосатый,важный. Всё ей, Ирочке. Она, конечно, поделилась с Олегом, соседом по палате,но пакетов будто и не стало меньше, большие, маленькие, а ещё коробочки. Тётясмотрела, как Ирочка хлопотала над пакетами, спрашивала о том, о чём еёвсегда спрашивают: как она себя чувствует, ходит ли гулять, с кем дружит. Она иотвечала, как всегда: чувствует хорошо, гулять их Мария Ивановна выводит, адружит она, конечно, с Олегом, с кем же ещё? Тётя спросила:
- Можно в следующеевоскресенье я опять к тебе приду?
Ещё бы нельзя!Разные пакеты, большие, маленькие, коробочки...
- Ачто тебе принести?
Ирочка глянула напакеты - всё у неё теперь есть. И сказала солидно, как говорят меж собой напосту медсестры, она много раз слышала:
- Сметанкибы мне на окрошку.
Все засмеялись.Засмеялась и Ирочка. Вот ведь как всех развеселила.
Ровно черезнеделю Ирочка ела окрошку со сметаной. Но не в отделении, а в светлой,пронизанной солнцем квартире в Солнцевском районе Москвы. Тётя её удочерила.Да, вот так сразу. Об Ирочке прочитала в журнале: живёт уже три года вбольнице девочка с диагнозом СПИД. Никому не нужна, одна во всём свете.Подхватилась тётя и в больницу с сумками. А ещё с дочкой Светланой. Уже вбольнице, как только девочка выбежала им навстречу, знала, возьмёт, заберётдомой, согреет, приголубит. А вечером мужу, без реверансов:
- Давай возьмём налето девочку из больницы? Детдомовскую, никому не нужную.
И услышала вответ то, что хотела и рассчитывала услышать:
- Почемуже на лето? Уж если брать, то насовсем.
В это трудноповерить, но это так. Раздумий, прикидок не было. Наталья и Андрей единодушнопришли к общему знаменателю. Берут девочку.
Вот об этом-то яхочу спросить и не спрашивается. Зачем? Жили себе и жили. Потом-то я пойму, чтоне надо об этом спрашивать, но сейчас прямо разбирает - хочется.
- Да спрашивайте. Яже знаю, вы хотите спросить, зачем мы это сделали, так сказать, причины,побудившие... Так ведь? Спрашивайте. А я вам отвечу, как отвечаю всем, когоэто очень интересует: не могла не взять, вот и взяла. Удовлетворила я вашелюбопытство?
Она очень резкая,Наталья Николаевна Будина. Вот и по телефону минуту назад кого-то отбрила. Я,говорит, тебя урою, если ты... (дальше не для печати). И трубку на рычаг совсего маху. Точка. Окончен разговор. Иры дома нет. Ира поехала в «Детский мир»купить подарок ко дню рождения Натальиной внучки, годовалой Наташки. Как онаодна в магазин? Ничего страшного. Ирочке теперь пятнадцать лет. Такие поездкией уже по возрасту. Девять лет живёт Ирина в семье у Натальи и Андрея Будиныхи, конечно, иначе, как мама и папа, их не называет.
Это хорошо, чтоИры нет. Без неё говорится проще и мне, и Наталье. Может, была бы тут Ира, нестала бы Наталья вспоминать:
- Всё было, покавыросла, натерпелись. Так всегда, вырастить ребёнка разве просто? И слёзыльёшь, и бессонница прижимает, а бывает, ну отчаяние прямо. Росла, как все.Правда, в доме, как прознали, что девочка из больницы, ВИЧ-инфицированная,началось! Один раз приходит Ирка в слезах: «Тётка на меня возле дома налетела,кричит: не ходи возле нашего подъезда, ты заразная ». Я вышла...
- Исделала ей замечание?
- Нет,я её отлупила.
Потом она ейдолго и упорно втолковывала, что Ира такой же ребёнок, как все, имеет полноеправо гулять во дворе, ходить мимо любых подъездов. А если кто этого с первогораза не поймёт, она будет объяснять. Как? Доступно.
Теперь этипроблемы позади. Иру во дворе любят, у неё куча подруг, в выходные телефонобрывают: «Ира выйдет?» Соседи давно успокоились. Поначалу был напряг,конечно... Соседей можно понять. Ситуация (рядом ВИЧ-инфицированный ребёнок)новая, непривычная. СПИД для нас, дилетантов, почти что холера. Подальше надо,подальше... Мы не привыкли. Мы не умеем. Но теперь это, к сожалению, одна изграней нашей жизни. Нам надо учиться жить рядом с теми, кто получил серьёзныйприговор и несчастен. И помнить об одном: если инфицированный человек живётрядом с нами, бояться нам нечего, бытовым путём СПИД не передастся. Врачиникогда не пойдут на такой риск, не дадут «вольную» тому, кто должен бытьизолирован. Но учиться утомительно и не всегда хочется. Куда легче - гнать.Гнать человека только потому, что он более несчастен.
Они хорошопомнят: радость! Мы едем в пансионат. Сосны! Липы! Москва-река! Ира неизбалована радостями. Детдом, больница, бесконечные процедуры, капельницы. Атут вдруг загорать, купаться, ягоды собирать, да не одна, да не строем,взявшись за ручки, а с папой, с мамой, как все дети. Они плескались в любви.Ира девочка общительная, Наталья с Андреем тоже. А потом... Худая молва - естьли у кого более длинные ноги?
- Уезжайте. Чтобызавтра утром вас в пансионате не было. Иначе уедут другие люди, мы понесём убытки,- директор даже не зашёл в номер, вещал с порога, брезгливо посматривая наребёнка. А через час целая делегация отдыхающих и даже жителей близлежащегопосёлка. Не просят. Требуют: убирайтесь.
Наталья не сталаспорить с ними. Она сказала им тихо: «Вы не люди». И они уехали, не успевискупаться и поесть земляники.
Назло всембрезгливым Ирочка росла. Хорошела. Началось мучительное познавание жизни,жадное хватание ярких фантиков. Кого миновала эта обязательная программаподростковой поры? Натальина первая дочка Светлана вышла замуж, они остались вмаленькой однокомнатной квартирке втроём - мама, папа, Ира. А ещё две собаки,подобранные, когда им было «тяжело». Одна о-очень большая, другая о-оченьмаленькая. Время разбрасывать камни Ира встретила с нетерпением. Она жадноокунулась в жизнь, особенно после того, как умерла Виолетта.
Да, её закадычнаяподруга Виолетта, соседка по палате, угасла, так и не зацепившись за жизнь, неотвоевав у неё себе даже маленького послабления. Тоже без роду и племени,маленькая девочка с вычурным именем и простецкими больничными манерами. ПокаИра, закрывшись в кухне, рыдала, Наталья распоряжалась насчёт похорон. Онаносилась по Москве на своём стареньком «жигулёнке», договаривалась насчётотпевания, заказывала венки. Она справила последний (и первый!) роскошныйнаряд, в котором и отправили Виолетту в Царствие Небесное.
Сначала Ираходила притихшая, плечи опущены, глаза проплаканы, но почти сразу после поминокна 40 дней пришла домой за полночь. Потом - снова. Наталья вразумляла, корила,гневалась. А однажды в очередную разборку услышала от Иры дерзкое:
- Своей дочеризамечания делай, а меня оставь в покое.
Конечно, в семьебывает всякое... Редко кто вырастит ребёнка и не узнает, что такое жгучаяобида, чёрная неблагодарность. Наталья не стерпела обиды, она встала передхорошенькой, стройненькой девочкой, ещё так недавно никому не нужным гадкимутёнком, и повторяла только одно:
- Ая тебе кто? Я тебе кто, спрашиваю?
Конечно, онанаподдала ей. А когда откричали, отупрекали, угомонились, посадила своюприёмную дочь напротив:
- Что с тобойпроисходит? Что мучает тебя? Скажи, я ведь твоя мать, попробую разобраться.
И разобралась. Втом, что Ира считает жизнь бессмысленной, и ей осталось немного. А раз так,надо торопиться ловить удовольствия, ни в чём не отказывать себе, потому чтоскоро она отправится вслед за Виолеттой...