Странно, что в такие моменты одновременно переживаешь сразу столько разного и противоречивого. Никуда дернуться уже не успеваешь, зато успеваешь четко осознать каждое из этих чувств.
Страх, о котором я уже говорил.
Следом за ним — гнев: на джарегов, за то, что меня убивают; на себя, за то, что попался; и сколь бы это ни было глупо, на Морролана — за то, что именно его использовали, ставя эту ловушку.
А самое странное — волна спокойствия, настолько мощная, что она смыла все остальное и, кажется, хлынула откуда-то изнутри меня, из места, о котором я ранее и не подозревал, и я даже успел почувствовать расслабляющий поток, который подхватил меня до того, как…
Глупый маленький клинок — длинный меч по форме, но мелочь по сути своей — рвется ко мне, жадной и голодной красной волной, однако так быстро меняется на бледную боязливую зелень, что хочется смеяться, хотя конечно же я не смеюсь. Отбросить его в сторону, на долгую-долгую четверть мгновения стиснуть его метафорическое горло, просто чтобы показать, что я могу сделать. За ним бесформенная, пульсирующая жизнью масса, и признаю, она весьма меня искушает — недавние усилия ослабили меня, — но ОН в прошлый раз был недоволен, так что я пропускаю голод мимо себя и сквозь себя, подаюсь вперед лишь ненамного, и меня омывает холод, я радуюсь тому, что сделано, и особенно — тому, от чего воздерживаюсь.
Время застывает, время не дышит. Ни движения, ни звука — все замерло, время ожидает, ибо ожидание есть суть существования, ибо вселенная есть не более, чем промежуток между событиями, так было и будет вовеки. И в ожидании этом — настройка, но не телесная, эмоциональная или духовная; это настройка на чувства, на самый способ восприятия ощущений. Безвременное время меняет форму, и вот я там и злесь, и ОН здесь и там, и мы навеки разделены и связаны, отдельны — и едины так, как бессильны выразить слова. Именно самая нераздельность наша делает нас разными; уникальность нашего существования держит нас вместе. И когда приходит это понимание, снова начинается движение, медленно, рывками, не очень уверенное, куда надлежит двигаться.
И тогда оформляется мысль, в виде слов — не направленная, но за этими мысленными словами слышен голос, знакомый и дружеский: "Сетра передает привет", и меня омывают волны удовольствия — обо мне не забыли.
Я ткнул острием Леди Телдры в сторону волшебницы, которая стояла, закаменев, позади и над телом, которое все еще сжимало меч Морганти в теперь уже безжизненных руках.
— Что это за грязное волшебство? — спросила она.
— Вполне обычное грязное волшебство, ничего особенного.
— Ладно, я просто спросила.
— У меня на сапогах кровь, — проговорил я. — Ты знаешь, насколько я ненавижу пачкать сапоги в крови? Меня очень, очень это расстраивает. Теперь придется часами тереть, тереть, тереть, чтобы отскоблить все дочиста. Или придется заказать новые сапоги — и ждать, пока их сошьют, а это уже дни. Ты это нарочно сделала, заляпала мои сапоги кровью, да? Я уже сказал, насколько я ненавижу пачкать сапоги в крови?
— Тогда ты занялся неправильной работой, — ответила она. — Ты собираешься пустить в дело эту штуку, или так и будешь тыкать ей мне в лицо всю следующую неделю?
— Я еще не решил, — ответил я.
Что ж, признаю: я был впечатлен. Вести себя храбро, когда тебя собираются прикончить — это чего-то да стоит. А если в руках у противника клинок Морганти, это стоит куда большего. А уж когда тебе в шею упирается острие Великого Оружия… лично я так не могу.
Ладно, однажды я вроде как почти сделал то же самое, но тогда я был очень, очень зол.
В любом случае, я был впечатлен.
— Как тебя зовут?
— Дисака.
— Это именно то, о чем я думаю? Тебя просто наняли для работы, простая разовая сделка?
Она кивнула.
— Когда?
— Очевидно, несколько дней назад они попытались прикончить тебя, но не смогли. После этого.
— И как ты это сделала?
Она открыла рот, снова закрыла его, покосилась на Леди Телдру и пожала плечами.
— Он рассказал мне об окнах Морролана, так что я настроила некромантическую иллюзию и перенаправила энергию перемещающего заклинания на себя.
— Чертовски хорошая иллюзия.
— Поэтому мне пришлось оставаться здесь, чтобы ее поддерживать.
— То есть ты просто ждала, пока окно начнет работать?
— Да. Последние два дня.
— И сколько тебе заплатили?
— Много.
— Где мы? В смысле, физически.
Бровь ее шевельнулась; "окна" пропали, а вместо них вокруг были стены темного дерева, все в сучках. Комната стала несколько уже, у дальней стены стоял стол, а на нем — несколько стульев.
— Что-то знакомое, — заметил я.
— "Голубое пламя", задняя комната.
— И верно.
Взгляд ее не отрывался от клинка Леди Телдры. Рука моя начала уставать, и тут я понял, что она приняла форму более тяжелого оружия, чем то, каким обычно пользуюсь я.
Я опустил клинок.
— Ладно, свободна.
Она кивнула и даже сумела скрыть облегчение, причем даже повернулась спиной ко мне, покидая комнату. Если эта Дисака хоть чем-то на меня похожа, сейчас она найдет себе тихий уединенный уголок и закатит большую и долгую истерику. На что у нее есть все основания.
Я вложил Леди Телдру в ножны.
"Босс."
"Да."
"Это было жутко."
"Да."
"Что случилось?"
"А как все это выглядело для тебя?"
"Ты двигался быстрее, чем это вообще возможно. И меч сам тащил за собой твою руку. А как для тебя, босс?"
"Как… даже не знаю. Словно я был кем-то еще. Словно я был где-то еще."
"Так и было, босс. Примерно минуту я не мог до тебя достучаться. И ничего не мог поделать. Можешь больше так не поступать?"
"Не могу обещать, Лойош. Я был собой и говорил со мной, и я был ею."
"Ею? Кто такая она?"
"Леди Телдра. Та самая, которая была личностью — и которую убили."
Я открыл дверь. Ротса вылетела наружу, снова метнулась ко мне. Я прошел "Голубое пламя" насквозь, не обращая внимания на клиентов и персонал; у выхода задержался, выпустил наружу Лойоша и Ротсу, и получив от них "добро", вышел и потопал к конторе Крейгара.
"Ну что, босс, попробуем еще раз?"
"Да, думаю, надо…"
Тут я и остановился, и прислонился к стене. Меня не вывернуло на мостовую, как когда-то, но чувствовал я себя примерно так же. А потом задрожал. Затем выругался — безмолвно, но с величайшей искренностью, — проклиная главным образом самого себя, за то, что замер тут посреди улицы и не могу двинуться с места.
Я чувствовал, что Лойош полностью настороже.
По прежнему опыту я знал, что чем больше сражаться с собственными судорогами, тем дольше они продолжаются. Так что я стоял посреди улицы и ждал, пока все схлынет, положившись на удачу и Лойоша. Люди — в смысле, драгаэряне — обходили меня стороной, всячески отводя взгляды.
Спустя целую вечность по внутренним часам и примерно несколько минут, если поверить Державе, я снова смог ходить. Я вернулся в контору Крейгара, стараясь шагать ровно и натянув на физиономию бесстрастную маску, добрался до выделенного мне чуланчика, сполз по стене, потом уселся на пол и снова задрожал.
Если вы были в подобной передряге, вы меня поймете. Если нет, тем лучше для вас.
Так продолжалось еще какое-то время. Потом я вышел, спросил Дерагара - еще не вернулся; уточнил, как там Крейгар. Ему уже лучше, хорошо. Тут появился тип, которого я еще не имел чести знать, и сказал:
— Господин Талтош, там драконлорд, который желал бы переговорить с вами.
— А… он не назвался?
— Морролан.
— Хорошо. Пригласите его наверх.
— Я так и сделал. Он отказался.
Я хмыкнул.
— Ну разумеется. Войти в контору джарега — да ни за что на свете! Если только у него не будет соответствующего настроения. Ладно, сейчас спущусь.
"Босс, а ты уверен, что это действительно Морролан?"
"Да. Леди Телдра узнала Черный Жезл."
"Леди… ну ладно."
Я сбежал вниз еще до того, как Лойош придумал следующий вопрос, на который я пока не мог ответить.
— Я ждал тебя, Влад, — начал он.
А мне внезапно жутко захотелось расхохотаться. С трудом совладал с собой, потому что не хотел свалиться в истерику.
— Ага, — ответил я. — Прости. Кое-что навалилось.
Морролан как будто собирался спросить, что именно, однако вместо этого скользнул по мне взглядом; не уверен, что именно он увидел, или какой вывод сделал из увиденного, но сказал он только:
— Джареги пытались тебя убить, Влад?
— Ага. Получили доступ к твоей башне и, когда я собирался шагнуть во врата, перенаправили меня в другое место — и там уже ждали.
— Воспользовались моей башней?
— Да. Весьма бесцеремонно с их стороны, не находишь?
— Кто?
— Он уже вроде как мертв.
— Волшебник?
— Нет, ее я отпустил.
— Кто она?
— Понятия не имею.
— Влад…
— Она сказала, ее зовут Дисака. Учитывая обстоятельства, сомневаюсь, что это правда.
Глаза его сверкнули. Он медленно проговорил:
— Хорошо, я ее разыщу. Или поручу Некромантке. Как ты выбрался?
— Некромантка, — повторил я.
— Что?
— Некромантка. Чернокнижник. Волшебница в Зеленом. Голубой Песец. Вот почему у них у всех вместо имен — прозвища с большой буквы, а кое у кого даже с двумя? Это нечестно, почему у меня такого нет?
Он предложил вариант.
— Ну вот, я-то к ним всей душой…
— Влад, как ты выбрался?
Я коснулся Леди Телдры.
— Она проснулась, — просто ответил я.
Глаза его расширились.
— Ты уверен?
— Угу, — кивнул я. — Учитывая, что имею дело — ну, ты понял — с оружием, которое могущественнее богов, и с линиями предназначения, которые старше империи, и когда узнаешь все это вместе со вспышкой туманных полуоформленных воспоминаний за миг до того, как меч Морганти чуть не попортил мою любимую шкуру, — конечно же я уверен, а почему ты спрашиваешь?
— Влад…
— Думаю, да. Я передал ей слова Сетры, и чувствовалось, что она услышала. Понятно?
— Понятно.
Я не мог сказать, что он думает или чувствует; полагаю, он и сам не знал. А потому предложил:
— Может, переместимся куда-нибудь в более подходящее место?
Морролан осмотрелся, губы его неодобрительно скривились.
— Верно, — согласился он. — Ты хотел попасть на гору Дзур, правильно?
— Да.
— Я провожу тебя.
— Хорошо.
Снова — искры, в которые мы вошли, и передо мной открылось окно, и я шагнул в него, и мы оказались на горе Дзур. Прибыли мы прямо к двери, за которой, насколько я помнил, был выход на западный склон. Отсюда я мог бы, если бы захотел, любоваться раскинувшейся вдали Адриланкой — ночью, когда тучи поднимутся повыше, а город будет озарен тысячами огней. Имел такое удовольствие. Красиво.
Морролан зашагал в другом направлении, и я последовал за ним.
Думаю, чтобы изучить лабиринты внутри горы Дзур, надо прожить хотя бы вполовину меньше Сетры. Странно, что пока разбираешься с узкими и короткими коридорами, неожиданно возникающими лестницами и дополнительными выходами в комнатах, которые выглядят так, словно там есть только вход, все это кажется относительно небольшим — вполне можно уложить в памяти за один обход, казалось бы. И только раза с третьего или четвертого на тебя рушится осознание, насколько же громадная это гора, а ты — всего лишь муравей, который ползает где-то внутри нее.
Наверное, у Морролана память на такие подробности лучше, чем у меня; он благополучно привел меня в небольшую гостиную, где на диване возлежал слуга Сетры, Такко. При нашем появлении он открыл один глаз, увидел меня, потом Морролана, после чего что-то проворчал и воздвигся в вертикальное положение. Затем поклонился Морролану и сказал:
— Я сообщу ей.
Морролан кивнул и устроился в кресле; я занял соседнее.
Минут пять мы сидели и молчали, а потом раздался голос Сетры:
— Итак, Влад, что ты натворил на этот раз?
Я встал, поклонился и сказал:
— Тут скорее что я собираюсь сделать.
Она опустилась в кресло, сел и я. Такко поставил рядом с Морроланом бокал вина, второй вручил мне. Взглянул на Сетру, та чуть заметно качнула головой; он развернулся и зашаркал прочь.
— Хорошо, — проговорила она, — давай послушаем.
Я рассказал ей примерно то же, что и Киере — насчет плана с коммерческим предложением для джарегов и подслушиванием псионического общения. Она внимательно слушала; Морролан в процессе несколько раз ерзал, издавая звуки, которые можно было интерпретировать как отвращение, недоверие или разочарование. Но когда я завершил, он сказал:
— Мысль неплохая.
Я внимательно взглянул ему в глаза: он что, смеется? Нет, похоже, он и правда так полагал.
Повернулся к Сетре:
— Ты сказала, что можешь помочь.
Она кивнула.
— Что тебе нужно?
— Э… — проговорил я. — Так даже и не скажу. Ты сказала, что можешь помочь…
— Могу. Но что тебе нужно?
— Ну, для начала, хорошенько выспаться.
— С этим охотно поспособствую, — чуть улыбнулась она. — Что еще?
Таков, я вдруг понял, еще один из трюков Сетры. Она хочет заставить меня думать, потому что то, что я придумаю сам, подойдет для меня лучше того, что подскажет она. Сетра Лавоуд, что тут еще скажешь. Она, как обычно, была права, и как обычно, этим меня и раздражала.
Я прошелся по списку. Отмычка Киеры, параграф из свода имперского коммерческого законодательства, яйцо ястреба, кольцо, баритон и все прочее. Мысленно проиграл весь план, часть за частью. Это заняло какое-то время, но оба они терпеливо ждали.
— Не вижу, — наконец признался я Сетре. — Как насчет небольшого намека?
— Влад, ты что думаешь, я с тобой играю?
— Ну, разумеется, ты играешь, Сетра. Ты всегда играешь. Сколько я тебя знаю — все, что ты делала, так или иначе было игрой. Когда столько живешь, единственный способ не сойти с ума — это относиться ко всему на свете, как к игре, а потом играть в эту игру так, словно это жизненно важно. Я знаю это и совершенно не возражаю. Играть ведь можно и всерьез. Так как насчет намека?
Какое-то мгновение я думал, что она сейчас взорвется, но потом просто нахмурилась.
— А ведь ты, наверное, прав.
— Да, иногда такое бывает даже со мной. Ну а теперь, в третий раз повторяю, как насчет небольшого намека?
Она улыбнулась.
— Ну хорошо. Намек, значит. Какая часть в твоем плане все еще зыбкая и не оформленная?
— Да никакая. Кроме… ну да, верно. Как выбраться, если я прыгну со скалы. Можешь помочь?
— Я знаю механика, который может показать тебе, как построить то, что тебе нужно. Или каменотеса, если именно это ты задумал.
Я моргнул.
— Сетра, откуда ты узнала? Я же никому не говорил…
— А я и не была уверена, пока не сказала. Но зная твой образ мыслей, и учитывая дошедшие до меня слухи, а потом еще и то, что мне рассказал Деймар — что ж, такой вариант выглядел разумным.
— Погоди, что тебе рассказал Деймар? Когда?
— Сегодня. Он просто восторгался кусочком работы, который выполнил для тебя. Так что я сложила все вместе, и…
Я выругался.
— Кому он еще мог проболтаться?
— Никому. Я крепко впечатала в него желание ни с кем, кроме меня, этого вопроса не обсуждать.
— А. Ну, тогда хорошо. Спасибо.
— Всегда пожалуйста.
— Но даже зная это, ты должна была догадаться…
— Почему ты хотел именно это место? Да. Как я уже сказал, я не была уверена.
— Вид у тебя самодовольный, — заметил я.
— И не зря, как ты полагаешь?
Я покачал головой.
— Ты продолжаешь поражать меня.
— Мне будет грустно, когда я больше не смогу этого делать, — ответила она.
— Ну да, потому что я тогда буду мертв. Что ж, спасибо тебе.
— Так кого ты выбираешь?