— Только… — начал Димка.
— Не томи! — вырвалось у Клавки.
— Мне придется раньше уехать, — выдохнул супруг и виновато потупился. — Ребята меня отвезут. Они, собственно, и приходили для этого.
— Чтобы тебя отвезти? — не поняла я.
— Нет. Короче говоря, мне в качестве премиальных, ну, и для восстановления здоровья, конечно, выделили путевку. Семейную, — поспешил добавить Димыч. — А моя семья всем известна. — Тут он как-то странно покосился на Клюквину. Та издала негодующее: «Пфуй» — и снова схватилась за нож. — Вот ребята и предложили: я, значит, еду пораньше, и уже на месте договариваюсь с администрацией насчет жилья. Это нужно заранее сделать, потому что через пару дней мест уже не будет. У тебя когда каникулы начинаются?
— Послезавтра, — тяжело вздохнула я. Мне казалось. что этот светлый момент никогда не наступит — слишком уж тяжелое выдалось полугодие: проверки, открытые уроки, совещания в департаменте… А тут еще и недавнее происшествие, не сулившее, судя по всему, ничего хорошего. В общем, выдохлась я капитально и, если бы не приближающиеся каникулы, то, ей-богу, ушла бы на больничный! Брусникин выжидающе смотрел на меня, а я — на Клавку. Сестрица делала вид, что полностью сосредоточена на приготовлении ужина, но даже ее спина выражала полный восторг. Мне казалось, что я читаю ее мысли: мол, соглашайся скорее, Афоня, это же такая возможность! Покопаемся в дискете, может, еще что-то интересное найдем, заодно и помечтаем, куда денежки потратить…
— Ладно, поезжай, — согласилась я, тщательно маскируя свою радость. По правде сказать, мне и самой не терпелось вернуться к дискете. Димка тоже порядком надоел: всего-то, что нога сломана, а капризов — как у смертельно больного, того и гляди, ласты склеит.
Остаток вечера прошел относительно спокойно, если не считать небольшой стычки Клавки и Димыча по какому-то пустяку. Уже в постели Брусникин, потерев ушибленную голову, немного обиженно проворчал:
— Виданное ли дело, живого человека по башке гладильными досками колотить! Слушай, а что гам Клавка о каком-то чемодане с баксами болтала?
«Дура потому что», — зло подумала я, а вслух равнодушно произнесла:
— Пустое! Я ей сон свой рассказала, и у нее, видать, с хмельных глаз в голове и замкнуло что-то… Желаемое за действительное выдавать она мастер, сам знаешь…
Димка, похоже, успокоился, а я, желая закрепить эффект, прибегла к старому как мир способу, и подозрения Брусникина вскоре улетучились окончательно.
Начавшийся день не обещал ничего хорошего. Я проснулась с головной болью (сказалось принятое накануне лекарство от стресса) и, как следствие, в дурном настроении. Но это еще полбеды. Будильником у нас в семье работает Клавка. Именно она встает с первыми лучами солнца и будит всю округу звонким кукареканьем, то есть воплями о наступлении утра. Однако сегодня никаких воплей слышно не было, что само по себе настораживало и заставляло задуматься о наличии Клюквиной в квартире. Тихонько выскользнув из кровати, я отправилась на поиски сестрички-невидимки. Обнаружилась она в туалете за запертой дверью. То есть это я предположила, что за дверью именно Клавка. Раз Димка мой еще спит, а я уже встала и стою под дверью босая и в пижаме, значит, Клавдия — в туалете.
— Клава, ты что делаешь? — Вопрос прозвучал по меньшей мере невежливо. В самом деле, что может делать в туалете нормальный человек? Не рыбу же ловить! Но то — нормальный человек. Моя Клавка, увы, к этой категории граждан не принадлежала и в туалете могла заниматься чем угодно.
В первую минуту из туалета не донеслось никаких звуков. Я терпеливо ждала, потом повторила вопрос и припала ухом к двери. Наконец послышался раздраженный клюквинский голос:
— Попробуй угадай с трех раз!
И опять же, homo normalius в подобной ситуации оконфузился бы и, пробормотав извинения, удалился. Наверное, я тоже выпадаю из данной классификации, потому что, по-прежнему стоя под дверью, пожала плечами и предположила:
— Деньги считаешь…
Дверь тут же врезала мне по лбу. То есть сама по себе она этого не могла бы сделать — ей помогла Клавдия.
— Вот чего ты орешь, а?! Что ж тебе неймется-то?! Хочешь, чтобы все соседи узнали, что мы разбогатели в одночасье? — набросилась на меня сестра. В руках Клавка держала два подозрительно пухлых полиэтиленовых пакета. Рядом с унитазом стоял пресловутый кожаный кейс.
— Так ты в самом деле считаешь деньги? — удивилась я.
— А что, по-твоему, я могу делать в столь ранний час в туалете?
— Да, действительно, как-то я не подумала… Извини. Ну, и каков улов?
— Не могу знать! Потому как ваше высокоблагородие явилось и меня со счету сбило. Кстати, почему это ты так рано вскочила?
— Думала, проспала…
— Уж лучше бы проспала, — качнула головой Клавдия и протиснулась мимо меня в свою комнату. Там она засунула пакеты с деньгами в наволочку, ее, в свою очередь, завернула в старое покрывало, а получившийся тюк убрала на антресоли. Кейс, не долго думая, сестрица вышвырнула в окно. Я с удивлением наблюдала за этими манипуляциями. Если попытка спрятать деньги мне еше была понятна, то бросание дорогими кожаными чемоданчиками произвело гнетущее впечатление — кейс вполне можно было употребить в дело: подарить Брусникину на Новый год, к примеру.
— Не, ну точно, у тебя по утрам мозговая активность заметно понижена, — вздохнула Клюквина, когда я попеняла на ее расточительность. — Думаешь, твои пупсик глупее паровоза? Думаешь, он не знает, что подобные подарки на твою зарплату купить невозможно?
Факт бесспорный, его нельзя не признать. Но я все равно обиделась за свою мозговую активность и с изрядной долей ехидства заметила:
— Зато у тебя с мозгами полный порядок: деньги в наволочку засунула! По-твоему, им в чемоданчике было неуютно?
— Узко мыслишь, Афанасия! Чемоданчик — это улика! Мы от нее избавились. Теперь можно с чистой совестью говорить: мол, никакого чемодана у нас нет. И заметь, это будет чистейшая правда. А правду, как заметил Иешуа ГаНоцри, говорить легко и приятно.
— Почему-то мне кажется, что и сам чемоданчик, и его содержимое мало волнуют тех, кто собирается его искать… — задумчиво молвила я. — А дискету ты куда дела? Тоже в наволочку засунула? Или, может, вместе с кейсом выбросила?
Клавдия с минуту моргала, а потом совершенно невинным тоном поинтересовалась:
— Какую дискету?
Все понятно, сестричка решила поиграть в Сталинград: ни шагу назад! Что ж, у нее это неплохо получается, по крайней мере со мной.
На работу мне нынче нужно было лишь к третьему уроку, поэтому я с удовольствием поплескалась в душе, неторопливо позавтракала, помогла Брусникину со сборами, снабдила его ценными указаниями и лишь после этого отправилась в школу. По дороге я про себя машинально отметила, что чемоданчик уже подобрали. Какой-нибудь бомж наверняка обрадовался неожиданному подарку.
…Не люблю я все-таки последние дни перед каникулами. Как правило, четвертные отметки уже выставлены, и у оболтусов наблюдается полная потеря интереса к учебе. Они готовы заниматься чем угодно, хоть капитальным ремонтом школы, только не уроками. Впрочем, справедливости ради надо заметить, что и учителя в эти дни не слишком охотно делятся знаниями — и кроме этого дел полно. Нужно заполнять журналы, подводить итоги, готовить отчеты, составлять план проведения каникул — да много еще чего!
Я вошла в учительскую и досадливо сморщилась: девчонки из 10 «А», оживленно переговариваясь, производили генеральную уборку помещения.
— Здрассти, Афанасия Сергеевна! — хором поздоровались невольные поборницы чистоты.
— Проходите, не стесняйтесь, вы нам не помешаете, — сострила Ленка Огородникова, симпатичная веселушка-хохотушка и большая умница при этом.
В другое время я бы тоже пошутила, но сегодня, как уже говорилось, настроение мое было далеко не радужным, да и гомон девчонок добавлял головной боли. Оттого я, вяло ответив на приветствие, отправилась к себе. Звонок с урока застал меня в пути, и дети с радостными воплями высыпали в коридор. Кабинет был уже близок, оставалось только отпереть замок, но я замерла у двери с открытым ртом и почувствовала, как глухо ухнуло сердце. Прямо на меня шел тот самый кожаный чемоданчик, который сегодня утром выбросила из окна Клавдия. Вернее, шел не сам чемоданчик — ему помогал шкет из шестого или седьмого класса. Я в этих параллелях не работаю, потому не знаю имен учеников, да и лица их для меня все одинаковые. Одно могу сказать точно: парень учится в нашей школе и чемодан у него в руках тот самый, об этом свидетельствовала широкая, совсем свежая царапина на мягкой коже. Эту царапину «посадила» я лично, когда вытаскивала чемодан из разбитой машины. Но и без царапины ошибиться в том, что кейс «наш», было невозможно: во-первых, я успела его изучить вдоль и поперек, а во-вторых, едва ли родители купили бы такую дорогую вещь своему малорослику. Пацан собирался прошмыгнуть мимо меня, но я вцепилась в его плечо мертвой хваткой и потащила к себе в кабинет. Со стороны, наверное, это выглядело странно, если не сказать пугающе: учительница тащит трепыхающегося ученика, подобно голодному крокодилу, увлекающему свою жертву на дно водоема. Как раз «вовремя» мимо проходили мои великовозрастные оболтусы. Сашка Бубнов с истинно джентльменской галантностью предложил:
— Вам помочь. Афанасия Сергеевна?
— Справлюсь как-нибудь. — Мне наконец удалось впихнуть в кабинет нового хозяина чемоданчика и закрыть за собой дверь. Шкет затравленно смотрел на меня, я — на него, и никто не решался заговорить первым. Пацан, наверное, вспоминал, за какие такие грехи его сейчас будут убивать, а я думала, как спросить его о чемодане и не вызвать в свой адрес подозрений в слабоумии. Первым не выдержал малорослик.
— А Светка сама виновата! — пошел он ва-банк. — Я ведь ее нормально сперва попросил, чтоб дала списать, а она… Упрямая, как все бабы! Это уже потом я ей мышь дохлую подсунул. А доску, между прочим, Вовка Скворцов натер, тут я вообще ни при чем. У меня свидетели имеются и алиби, кстати, тоже. А если вы насчет скелета, то мамку уже вызывали на той неделе. Меня, между прочим, из-за Степки на каток не отпустили…
Я слушала трескотню шкета и чувствовала: еще немного — и я сойду с ума. Господи, чем живут наши семиклашки?! Дохлые мыши, натертые доски, чьи-то скелеты, какой-то Степка… Ох, уж не его ли скелет имеет в виду этот юноша?
— Чей скелет? — опускаясь на стул, прошептала я.
— Так Степкин же! — пояснил пацан и сделал шаг по направлению к выходу.
— Стой! — рявкнула я. Парень застыл. — Ну-ка, давай по порядку.
— Пожалуйста. Все началось на зоологии. Была контрольная. Я Светку попросил списать…
— Про Светку я уже слышала и про дохлую мышь тоже. Про доску, которую натер Вовка, можешь не рассказывать. Где вы спрятали Степкин скелет?
— Почему спрятали? — Малорослик, казалось, был искренне удивлен. — Где он стоял, там и стоит. Я только бейсболку ему на череп надел, а на шею повесил плакат: «Последствия ядерного взрыва»… Ну, и раскрасил, конечно, немного.
— Плакат?
— Скелет…
Так, хорошо, все нормально, Афанасия Сергеевна! Подумаешь, какой-то раскрашенный Степкин скелет где-то стоит. В школе и не такое бывает, но куда смотрели родители неведомого Степана? Неужели им совсем безразлична судьба сына?! Не может быть, чтобы несчастного мальчишку не искали! Я задала этот вопрос молодому человеку, стоящему передо мной по стойке «смирно». Реакция у него была какая-то странная: глаза округлились, лицо побледнело, а уши, наоборот, вспыхнули, словно их только что хорошенько отодрали.
— Ч-честное слово, я н-не зна-наю, где его родители! Степка уже давно стоит в кабинете бибиологии. Сколько с-себя по-помню, столько он там и с-стоит!
Хоть и с опозданием, но до меня все-таки стал доходить смысл разговора. Степка, насколько я поняла, — скелет из кабинета биологии! Он там действительно стоит давно, наверное, еще со времен сотворения мира. Просто я в силу свой нелюбознательности не удосужилась узнать имя этого экспоната. Надо будет на досуге выяснить у Нелли Анатольевны, как величают остальных обитателей кабинета — модель человеческого мозга, к примеру, или почки, а заодно поинтересоваться, чем отличаются тычинки от пестиков, а то снова попаду впросак.
Мальчишка в немом ужасе смотрел на меня и боялся двинуться с места. Я вспомнила, зачем затащила его в кабинет, и, кивнув на чемоданчик, спросила:
— Родители подарили?
— Не-е, бабка сегодня утром притащила. Вышла с Кузей гулять, это собака наша, а ей чуть не на голову этот портфель свалился. Бабка сперва хотела скандал учинить: мол, во двор не выйдешь, сразу на голову всякая дрянь сыплется, но потом увидела, что портфель хороший, дорогой, ну и забрала, конечно. А у мамки денег на такие вещи нет, она на водокачке работает и в кинотеатре уборщицей подрабатывает, — пацан вздохнул как-то совсем не по-детски и тихо добавил: — Папка алиментов не платит, пьет…
— Ладно, иди, — отпустила я мальчишку. Он немного помялся у двери, а потом робко поинтересовался:
— Так что, мамку вызывать будете? У нее завтра как раз выходной…
Было понятно, что мамка малорослика — частый гость в школе. Никаких претензий лично у меня к парнишке не имелось, потому я его отпустила с миром. Он, радостно пискнув, моментально испарился. Что ж, остается надеяться, что в этот чемоданчик поместится больше пятерок. На сей оптимистичной ноте я приступила к исполнению профессионального долга, впрочем, без особого энтузиазма.
Когда закончился последний урок, позвонил Брусникин. За супругом заехали друзья, и он решил попрощаться. Я благословила Димыча и даже взгрустнула по поводу его отъезда — что бы ни говорила Клавка, а муж у меня замечательный!
Длинный и нудный рабочий день наконец подошел к своему финалу, хотя мне уже начинало казаться, что этого не произойдет никогда. Дети закончили уборку, а я, выпроводив девчонок, вознамерившихся поболтать, привычно полезла в стол за сигаретами. И снова Бетховен помешал мне насладиться вредной привычкой: мобильник ожил.
— Афанасия, ты уже освободилась? — поинтересовалась Клавдия. Мне показалось, что ее голос звучал как-то странно. Словно у робота — бесцветно и безэмоционально. Внутри у меня все скукожилось в предчувствии беды.
— Почти, — пролепетала я, пугаясь неизвестно чего. — Клава, у тебя все в порядке? Ты не заболела?
— Возвращайся быстрее. — Клюквина проигнорировала мой вопрос, не сострила, не съязвила, не обозвала меня наседкой при чужих цыплятах, а вместо этого еще раз повторила: — Возвращайся, Афанасия, мы тебя ждем…
В ухо мне полетели короткие гудки. Хм, кто это «мы»? Боевые товарищи, что ли? Или Димка передумал ехать? Тогда понятно, почему Клавдия пребывает в таком расстроенном состоянии. Я пыталась успокоить себя, но в глубине души была уверена: случилось что-то ужасное. Именно по этой причине я торопливо оделась и выскочила на улицу. На остановке уныло топтались несколько человек. Судя по их красным носам, транспорт нынче работал на тройку с минусом. В состоянии сильнейшего волнения я принялась «голосовать», хотя прекрасно знала, что придется расстаться со значительной частью зарплаты, полученной сегодня. Вообще-то на нее у меня были иные виды, и, если окажется, что Клюквина устроила ложную тревогу… Убью не моргнув глазом, ей-богу!
— Куда едем, красавица? — весело спросило лицо кавказской национальности, высунувшись из красной «восьмерки».
Поверьте, я с симпатией отношусь ко всем национальностям нашей необъятной родины, но в свете последних тревожных событий садиться в машину к горячему кавказцу поостереглась.
— Не стоит беспокоиться. Я подожду трамвая, — натянуто улыбнувшись, ответила я.
По идее после вежливого отказа парень должен был уехать. Однако этого не произошло. Водитель вышел из машины и сделал шаг по направлению ко мне. Хоть он и скалился, что, должно быть, означало мирные намерения, глаза его горели недобрым огнем. Во всяком случае, у меня сложилось именно такое впечатление…
Совсем недавно мы с Клавдией завершили курс самообороны под личным руководством Брусникина. Главное и единственное правило, которое мне удалось запомнить, было совсем простым: беги!
— Бить по… хм, достоинствам — дело зряшное, — внушал нам Димка, — в критической ситуации вы не сможете рассчитать ни силу удара, ни точного места его нанесения. А неправильно выполненный удар по… хм… В общем, вы поняли: это только озлобит нападающего. Всякие приемчики тоже не прокатят — организмы ваши хилые, любой хулиган справится с вами на счет «раз». Оттого остается один выход: делать ноги. И как можно быстрее. Бегите в людное место, в крайнем случае можно к ментам…
— А почему к ним можно только в крайнем случае? — вполне серьезно удивилась Клавка, прилежно конспектировавшая инструкции.
— Потому, — нахмурился Брусникин. В ФСБ ментов не жаловали, Клюквиной это было прекрасно известно, просто она хотела лишний раз досадить Димычу…
Хоть я и не конспектировала курс лекций по самообороне, но в нужный момент вспомнила поучения мужа и припустила со всех ног. Не помню, говорила я или нет, но райончик у нас все-таки не сильно оживленный, и, чтобы найти скопление людей, мне пришлось пробежать довольно значительное расстояние. Все это время я бросала опасливые взгляды через плечо, опасаясь увидеть в один прекрасный момент красную «восьмерку». Преследователя не наблюдалось. Это одновременно и радовало, и огорчало. Однако размышлять, случайностью была встреча с незнакомцем или закономерностью, времени не было — дома ждала Клавка. Потому, смешавшись с толпой, я нырнула в подземный переход. Молоденький милиционер, флиртующий с продавщицей газет, показался симпатичным и внушал доверие. Я пристроилась рядом с лотком, делая вид, что сильно интересуюсь ироническими детективами известных авторов. Минут пятнадцать мои руки теребили книги в ярких обложках, при этом глаза даже не видели ни имен авторов, ни названий шедевров. Подобное поведение не могло не остаться незамеченным. Продавщица, на минуту оторвавшись от ухаживаний милиционера, раздраженно поинтересовалась: