Дверь тихо отворилась и впустила меня в комнату юноши. Слабый свет догорающей свечи освещал фигуру спящего в кровати. Одна тонкая рука покоилась на узкой груди, пальцы второй были защемлены между листами толстой книги. Читал. От этой картины что-то шевельнулось в груди и животе, потерлось мягко внутри и тихо улеглось теплыми кольцами…
Так, стоп, я зачем сюда пришел? Гнать чертову сентиментальность взашей, не время сейчас!
От моего пристального взгляда Джей проснулся и вздрогнул. Я быстро склонился над ним и, не давая опомниться, закрыл ладонью рот. Его взгляд был сначала испуганным, потом непонимающим, а потом наполнился злобой. Джером вскинул руки и попытался отодрать мою ладонь от своего лица, тогда я надавил сильней и покачал головой. Тонкие руки дернулись к моему лицу, стремясь схватить за распущенные пряди волос, мне пришлось перехватить обе узкие кисти, в результате чего его рот оказался свободным.
- Охренел, О‘Нелли? Катись к дьяволу! Чего явился посреди ночи? – зашипела эта «медуза Горгона».
Рывком я пригвоздил его руки над черной макушкой и навалился на мальчишку всем телом.
- Отвали, слоняра! Раздавишь!
Я продолжал молчать.
- Буду кричать! – сдавлено пропыхтел Гаденыш, я ведь, и правда, не маленький.
В ответ на эту угрозу я поцеловал его. Кричи, что же ты молчишь? Может тебе мой язык мешает, к которому ты так жадно присосался или губы мои, которые так самозабвенно облизываешь?
Когда я оторвался от его мягкого рта, глаза Джея лихорадочно горели.
- Я же сказал – забудь, – прошептал он, пожирая взглядом мои губы, поэтому фраза прозвучала совсем неубедительно.
Я снова поцеловал его, и губы мои были встречены на полпути. Я приподнялся и убрал одеяло, разделяющее нас, и тут же почувствовал как его руки, получившие свободу, обхватили мою голову, и тонкие, длинные пальцы зарылись в волосах. Губы снова встретились, и я поплыл на поводу собственных желаний: задрал тонкую сорочку на нем до самой гладкой груди. Мне что-то протестующее пискнули в рот, только это не возымело ожидаемой реакции. Хотя, ожидаемой кем? Не мной, уж точно. И судя по тому, как разлетелись пуговицы, оторванные с моей рубашки – после того, как некая протестующая особа с остервенением разорвала её на мне – не им тоже.
Я оставил в покое его рот и склонился над маленьким плоским соском. Лизнув, а затем подув, мне удалось превратить его в твердую горошинку. Безжалостно прикусив её, я услышал шумный вздох, и почувствовал пальцы, напряженно вцепившиеся мне в плечи. Зализав укус, я добился благодарного выдоха. Когда я проделал то же самое со вторым, то отчетливо понял, что Джею это очень нравится – его член дернулся и скользнул по моему животу коротким движением вверх-вниз. Я исцеловал и искусал всю грудь и твердый живот, облизал пупок, проникая в него влажным кончиком языка, спустился по темной дорожке из мягких волосков к паху и потерся подбородком о лобок. Джером замер. Я кинул на него оценивающий взгляд, черные глаза сейчас казались как никогда большими, а губы очень темными. На лице юноши отразилась вся внутренняя борьба: разрешить мне это или прогнать.
Я решил за него. Нечего «юным, целомудренным леди» давать свободу выбора, это не обернется для вас ничем хорошим.
Я спустился еще ниже и мягко прикоснулся губами к нежной головке. Кажется, Джером забыл, как дышать, а когда я пропустил головку между губами и плавно спустился ртом по всему стволу, заглатывая до самого основания член, то услышал свистящий выдох и последовавший за ним стон. Тонкие пальцы вновь вцепились мне в волосы и замерли там, набрав полные пригоршни моих кудрей.
Что ж, самое время показать свое умение. Я мучил его и не давал кончить, спускаясь поцелуями по стволу и вбирая в рот поочередно то одно, то другое яичко, облизывал их, дул и слушал тяжелые вздохи, перемежавшиеся с частым поверхностным дыханием. Подхватив стройные ноги, я закинул их вверх, согнув и прижав к груди Джея. Моя жертва, было, дернулась, но замерла под моим тяжелым взглядом.
Я уперся ладонями ему под коленками и опустил голову, лизнул открытую для меня промежность, мой язык закружил вокруг плотно сжатых мышц, иногда прикасаясь к центру и дразня мягкими толчками. Джером стал изгибаться в пояснице и громко, прерывисто дышать. Когда я почувствовал, как поверх моих рук легли его ладони, то убрал свои, предоставив ему держать собственные ноги, а сам взял в руку его член и стал подводить к финалу. Мой язык настойчиво и ритмично неглубоко проскальзывал в расслабившееся колечко, а рука быстро двигалась по твердому, пульсирующему стволу. И вскоре ступни юноши уперлись мне в плечи, а сам Джей схватил подушку и накрыл ею свое лицо. И через секунду я увидел красивую дугу в исполнении тела Джерома, услышал приглушенное басовитое рычание, а мою руку залила горячая, белесая жидкость.
Я еще немного позволил себе полюбоваться на распростертого передо мной Гаденыша, затем встал, убрал с его лица подушку и посмотрел в слегка прикрытые глаза. Дождавшись от него ответной реакции в виде практически осмысленного взгляда, сказал:
- А теперь забудь все, – и, развернувшись, направился к двери под аккомпанемент изумленного молчания.
Целую неделю Джей успешно изображал амнезию и полное равнодушие, только однажды за обедом он посмотрел на ложечку, наполненную черешневым джемом, потом на мои губы и густо покраснел. Я прекрасно понял, о чем он вспомнил, только мне не ясно, причем тут джем?
Я в бешенстве! Только что мы пили чай у лорда Бингли, и я готов растерзать этого человека за то, что он нашел общий язык с Джеромом.
Я очень удивился, когда граф попросил меня присутствовать на чаепитии в компании этого молодого человека и его сестры. Но, видать, мистер Грей не доверяет ни себе, ни Джею, ни людям, окружающим их…
Лорду Бингли было всего девятнадцать лет, и он рано получил свой титул, осиротев в шестнадцать. Его мать и сестра были весьма скромными и блеклыми особами, этакими домашними серенькими мышками, но довольно обходительными и милыми в общении. Обе были похожи друг на друга почти как близнецы, только с той разницей, что одной было шестнадцать, а второй… хм, где-то около тридцати семи.
Их особняк был обставлен со старомодным шиком (в отличие от особняка Греев, в котором присутствовала современная легкость в обстановке и изяществе лепнины): множество дорогих и ненужных вещей, змеиные орнаменты на потолке и каминах, которые символизировали любовь и верность. Нашей королеве была очень симпатична эта символика во времена её юности. Наверное, любовь к супругу-консорту делала её слепой и сентиментальной, но я не вижу параллели между любовью, верностью и змеями.
Нас пригласили в гостиную, где мы расположились на диванах и в креслах. Слуги принесли ароматный чай в белых фарфоровых чашках и вазу с домашним печеньем, бисквиты, фрукты, джемы. Поначалу разговор касался ритуальных банальностей, включая разговоры о самочувствии, погоде и последних новостях об общих знакомых. Джей вел себя очень скромно, юный лорд бросал на него смущенные взгляды, а миссис Бингли и граф пытались заполнить неловкую тишину вымученным разговором. А потом Сероглазая Энн – так я назвал про себя мисс Бингли – задала невинный вопрос:
- Скажите, мисс Джей, а Вы читали сестер Бронте?
Джей вскинул на неё изумленные глаза и совершенно честно ответил:
- Нет, боюсь, что не нет.
- Ох, Вы столько пропустили, – защебетала девушка, – советую прочитать Шарлотту Бронте «Джейн Эйр». Очень красивая история любви между сироткой-гувернанткой и хозяином. Представляете, Джейн, гувернантка то есть, попала по объявлению в дом одного джентльмена, у которого, как в последствии выяснилось, было темное прошлое….
Я наблюдал за смятением отразившемся на лице моего Гаденыша, мне хотелось рассмеяться в голос от того, как комично он изображал внимание к повествованию, но всем, кроме Энн, было очевидно, что мисс Джей совершенно не заботит судьба «бедной сиротки» и рокового мужчины.
- И тогда она спрыгнула с крыши, а дом рухнул, погребая под собой …., – продолжала мисс Бингли.
Тонкие брови Джерома медленно, но уверено ползли вверх.
-… и вот тогда, она разделила наследство на четверых, а ….
Мой подопечный принимал все более страдальческий вид, а Сероглазая Энн всем сердцем верила, что «мисс Джей» прониклась сочувствием к главной героине.
- А Вы читали Джейн Остин «Гордость и предубеждение»? – сделала контрольный выстрел в голову миссис Бингли, когда её дочь пыталась отдышаться после длительного монолога.
- Ммм, нет, вряд ли, – ответил Джей, виновато улыбаясь.
- А что Вы читали в последнее время? – удивлено спросила Энн, наивно хлопая глазами.
Черноволосое недоразумение опустило глаза долу, улыбнулось и ответило:
- «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда» Роберта Стивенсона.
- Правда? – оживился Роберт Бингли. – И Вам понравилось?
- Я не читаю то, к чему не испытываю интереса, – вежливо ответил Джей, прямо посмотрел на лорда и улыбнулся.
Лорд на время потерял дар речи, а я часть своего терпения.
- А что это за рассказ, мисс Джей? Про любовь? – полюбопытствовала мисс Энн.
- Про любовь? Можно и так сказать, – слегка хохотнул Джером. – Это страшная история об одном ученом муже, который решил отделить свою темную сущность от светлой, проникнувшись мыслью о двойственности человеческой природы. Он полагал, а в последствие частично доказал, что человек носит в себе темную и светлую половины, и что одну из половин можно вытащить на свет божий.
- А как он сделал это? – спросила миссис Бингли.
- Он приготовил химический препарат, – опередил Джея Роберт.
- И у него получилось? – заинтересовалась мисс Бингли.
Лорд глянул на Гаденыша, как бы спрашивая разрешения продолжить, и Джей слегка кивнул, уступая право повествования оживившемуся Роберту.
- Не совсем, – продолжил молодой лорд. – Он смог получить только темную сущность, которая в последствие его погубила, завладев полностью его телом.
- Почему эта сущность завладела его телом? – Энн раскрыла широко свои серые глаза.
- Потому что слово «отделить» не совсем сюда подходит, доктор Джекил превращался сам в мистера Хайда, предоставляя своей злобной, дьявольской половине полностью владеть своим трансформировавшимся телом на какое-то время. За это время Хайд совершал страшные вещи.
- А почему этот доктор не превращался в свою светлую половину? – подала признаки жизни миссис Бингли, на лице которой был неподдельный ужас.
Бингли замялся, и тогда ответил Джей:
- Потому что доктор Джекил так и не понял, что черного и белого не бывает, бывают лишь все оттенки серого. Нельзя получить ни светлую половину, ни черную.
Роберт Бингли смотрел на Джерома как на маленькое божество, столько восхищения было в его взгляде. Да, он восторгался, а я закипал. Ирландская кровь забурлила, и звала меня устранить соперника. Но, увы, разум мне этого не позволил.
- Но как же, – удивилась Энн, – он получил мистера Хайда?
- Он получил более насыщенный оттенок серого. Согласитесь же, что из серого проще получить черное, нежели белое.
Вот завернул!
Миссис и мисс Бингли задумались и видно надолго. А «мисс» Джей и Роберт продолжили беседу. Граф наблюдал за ней с умиротворенной улыбкой, а я с перекошенной.
- Скажите, мисс Джей, а Вам не показался рассказ недописанным? – спросил Бингли, преданно глядя в глаза Гаденышу.
- Недописанным? Нет, не показался, – покачал головой Джей.
- А мне показался, он так резко обрывается на письме доктора Джекила, а о том, что случилось с мистером Аттерсоном дальше ни слова.
- Так рассказ не про нотариуса, а про доктора, хоть и рассказывается от третьего лица. Его логическим концом является смерть Джекила и Хайда, зачем нам размышления постороннего? – мой маленький Гаденыш сейчас так кокетливо улыбался, что мне захотелось лечь возле его ног и гавкнуть на лорда, чтобы слюни не распускал.
А судя по его лицу, для полной картины влюбленного идиота ему только это и осталось.
- А где же любовь? – опомнилась Энн.
- А разве доктор Джекил не любил мистера Хайда? – спросил Джером с хитрой улыбкой у лорда. – Он столько позволял своей второй половине.
- Какая страшная и недостойная любовь, – резюмировала миссис Бингли.
На этом разговор с творчества Стивенсона как-то плавно перетек на Кэрролла и его Алису, Джей обвинил Льюиса Кэрролла в пристрастии к опиуму и заподозрил в приступах бредовой горячки. Роберт смеялся, находя Джея остроумным, а я тихо умирал от ревности.
Выслушав обсуждение трудов Дарвина и спор «мисс Джей» и мистера Роберта с миссис Бингли, о том что «великий ученый» вовсе не сатанист, мы, наконец-то, отправились домой, оставив совершенно покоренного лорда и забрав очумевшего, бешеного пса в моем лице. И что с того, что я еще ни на кого не кинулся. Факт остается фактом.
- Мисс Джей, Вы сегодня очаровательны, – барон Торнфильд склонился над рукой Гаденыша, запечатлевая на ней поцелуй.
Я не мог не согласиться, Джей действительно был хорош в темно-синей амазонке, выгодно оттеняющей светлую кожу юноши. Его тонкая фигура была идеально подчеркнута узким жакетом из плотного бархата и юбкой, лишенной турнюра специально для верховой езды. Головные уборы Джей не носил принципиально, потому что мужские ему были недоступны, а «женское безобразие» он одевать был не намерен. Но сейчас на нем была маленькая шляпка, аккуратно прикрепленная к его прическе, забранной наверх. Щеки раскраснелись на свежем воздухе, которого было хоть отбавляй в поместье барона, а черные глаза горели любопытством.
Да, он был прекрасен…
А вокруг столько мужчин, скрывающих жадные взгляды за учтивыми, вежливыми улыбками. Рррр!
Я знал, что Джея совершенно не интересовала охота на лис. Дома он уже говорил на эту тему с отцом, но шанс прокатиться верхом по полям и лесу он упускать не хотел, только злился из-за того, что ему придется сидеть в дамском седле.
Мы с ним почти не разговаривали, продолжая успешно разыгрывать провалы в памяти.
- Мисс Джей, – барон подошел к нам, ведя под уздцы вороную кобылу. – Это кобыла для Вас, она резвая и быстрая, но покладистая. Я зову ее Даркнесс.
Даркнесс понравилась моему Гаденышу. Я подсадил его, и Джером легко устроился в седле.
Мне достался красно-рыжий конь весьма скверного характера – прямо под меня подбирали – но мы с Блуди нашли общий язык.
Барон Торнфильд подал знак, участники охоты приготовились, и наконец-то выпустили несчастного рыжего виновника сего сборища. Лис дал стрекоча по направлению к лесу, псы сошли с ума на привязи, лая до пены из клыкастых пастей. Потом их спустили…
Я держался все время возле моего подопечного и поэтому не мог не заметить явного интереса барона к нему. Торнфильд был увлечен Джеем сильнее, чем охотой, его серые глаза с нескрываемым любопытством следили за юношей, но в них не было того щенячьего восторга, что присутствовал во взгляде Роберта Бингли. Нет, плотский интерес я могу и с расстояния пушечного выстрела определить, и он присутствовал со стороны барона, но также там был интерес натуралиста, наткнувшегося на редкий вид. У меня стало закрадываться подозрение, что этот джентльмен что-то вынюхивает…
Охота для Джея закончилась довольно быстро, по крайней мере, конца её он не увидел. Барон Торнфильд посетовал на «медлительность» Даркнесс и хлестнул ту по крупу хлыстом, и лошадь сорвалась в галоп, унося от нас Джерома в неизвестном направлении. Пришпорив своего коня, я помчался вслед за ними, не видя никого и ничего. Лошадь Джея ломанулась в чащу, перескакивая через мелкий кустарник, юноша изо всех сил натянул поводья, и Даркнесс встала на дыбы. Мой мальчик не удержался и выпал из седла.
Внутри меня все похолодело, я быстро добрался до места падения, и когда спешился, увидел уже подоспевшего барона.
Юноша был без сознания. Присев рядом, я слегка похлопал его по щеке, он застонал и открыл мутные глаза.