— Он болтался здесь по улице и заявил, что хочет мне что-то сообщить. Я подумал, что это хитрая уловка, чтобы пробраться в дом, но решил, что стоит все же попробовать. Он снимал покойную с мистером Дейкерсом на заднем плане без двадцати пяти восемь по часам в холле. Видел, как они вместе отправились наверх. Это дает нам приблизительное время наступления смерти, если окажется важным.
— Минут десять спустя. А что вы выжали из слуг?
— Немного. Похоже, что покойницу здесь никто не любил, кроме Флоренс, которая, по выражению поварихи, была ей предана душой и телом. Грейсфилд поначалу со мной не хотел откровенничать, но вы ему так понравились, сэр, что мне ничего не оставалось, как сыграть на этом, и надо сказать, с неплохим результатом.
— И что же вы, черт возьми, ему наговорили?
— Ну, мистер Аллейн, вы ведь знаете, что за снобы эти слуги в фешенебельных домах. А ваше происхождение…
Аллейн больше не спрашивал.
— Сегодня утром у мадам была потасовка, — продолжал Фокс. — С мисс Кавендиш и мистером Сарасеном. Грейсфилд случайно слышал. — И он передал довольно точный и подробный рассказ дворецкого.
— Как говорит Анелида, эта ссора возобновлялась в оранжерее, — пробормотал Аллейн. — А что эти двое делали здесь утром?
— Мистер Сарасен пришел, чтобы украсить все цветами, о чем Грейсфилд отзывается весьма саркастически. А мисс Кавендиш принесла покойнице флакон духов.
— Что? — воскликнул Аллейн. — Неужели эту дрянь, что на ее туалетном столике? Неужели «Великолепие». Только сегодня утром?
— Совершенно верно.
Аллейн хлопнул по письменному столу Ричарда и встал.
— Господи, ну и осел же я! — воскликнул он, а потом резко спросил. — Кто их открывал?
— Мисс Беллами сама. В столовой.
— А она тогда ими пользовалась?
— Грейсфилд говорит, что чуть-чуть мазнула. Он в это время выглядывал в сервировочное окошко.
— А что было с духами потом?
— Ими занималась Флоренс, — сказал Фокс. — Боюсь, мистер Аллейн, я с вами тут не соглашусь.
— Мой дорогой старина, подумайте. Подумайте о флаконе.
— Очень большой, — рассудительно произнес Фокс.
— Совершенно верно. Очень большой. Ну и?..
— Да-да-а-а, — медленно проговорил Фокс, а потом добавил: — Ну, я буду просто поражен.
— У вас для этого есть основания. Если так, то все это проклятое дело предстает в совершенно ином свете.
— Принести духи?
— Да. И вот что: найдите Флоренс, где бы она ни была. Расспросите ее об этом, Фокс. Как всегда, тактично. Узнайте, когда духи были перелиты в пульверизатор и когда ими пользовались. Понаблюдайте за реакцией, ладно? И выясните, есть ли в рассказах Пламтри правда: о родителях Ричарда Дейкерса и об увольнении Флоренс.
Фокс взглянул на часы.
— Уже десять часов, — сказал он. — Она могла и лечь.
— Ну что ж, это вам доставит дополнительное удовольствие. Оставьте мне свои записи. И скорее, скорее.
Пока Фокс выполнял поручение, Аллейн, исходя из полученной информации, составил схему местопребывания Чарльза Темплетона, четверых гостей, слуг и Ричарда Дейкерса вплоть до времени своего приезда. Проведенная Фоксом кропотливая черновая работа давала, как всегда, исчерпывающую информацию, и схема получилась достаточно сложной. Подняв бровь, Аллейн критически изучал результат. Сколько из них сказали всю правду? Который из них сказал, главным образом, ложь? Напротив одного имени он поставил вопрос и, когда вернулся помощник, все еще покачивал головой, глядя на бумагу.
— Бэйли с ними закончил, — сообщил Фокс и поставил на стол пульверизатор, пустой флакон из-под «Великолепия» и аэрозольный баллон.
— Что с отпечатками?
— Очень много. Всевозможные, но ничего неожиданного. Флоренс сказала, что днем и она, и мистер Темплетон, и полковник Уорэндер дотрагивались до этих предметов. А покойница просила полковника опрыскать ее из пульверизатора перед самым приемом. Наполняла его Флоренс.
— А сколько еще оставалось во флаконе?
— Она считает, что четверть. Все-таки она была в постели, — добавил он меланхолически.
— Все сходится, — пробормотал Аллейн. — Флакон не переворачивали и не разливали?
— Нет. Следов не видно.
Аллейн постучал по баллону карандашом:
— Около половины. Кто-нибудь знает, когда им начали пользоваться?
— Флоренс полагает, неделю назад. Мистер Темплетон был очень недоволен этим и даже просил Флоренс выбросить его.
— Почему она этого не сделала?
— Говорит, не было возможности. Она страшно всполошилась и спросила, не обвиняю ли я ее в убийстве.
— Ей сегодня утром отказали от места?
— Когда я ее об этом спросил, она подскочила как ужаленная. Говорит, что миссис Пламтри имеет на нее зуб и выболтала то, что ей доверили по секрету.
— О силы небесные, — схватился за голову Аллейн.
— С дамами среднего возраста такое случается, — заметил Фокс. — Флоренс утверждает, что, когда мисс Беллами бывала не в настроении, она делала вид, что хотела ее прогнать, но на самом деле все это так ничем и не кончалось. Говорит, что рассказала это миссис Пламтри как шутку. Я намекнул ей на родителей мистера Дейкерса, но она не клюнула. Напротив, тут же обвинила меня в грязных подозрениях и снова взялась за миссис Пламтри. И все же, — строго добавил Фокс, — я думаю, в этом что-то есть. Есть что-то в ее манере. Она уж очень ревновала хозяйку к кому-то из близких. А это может быть мистер Темплетон, мистер Дейкерс, миссис Пламтри или полковник.
— Милая старушка Флоренс, — с рассеянным видом пробормотал Аллейн.
— Вы знаете, сэр, — внушительно продолжал Фокс, — я все время думаю о последовательности событий. Возьмем вторую половину дня. Скажем, после того, как полковник опрыскал ее духами. А что же случилось потом? Полковник говорит, что спустился вниз, затем в присутствии слуг опрокинул на ходу стаканчик с миссис Темплетон, в то время как сам Темплетон и Дейкерс были в кабинете. Все это происходило еще до приезда первых гостей. Выглядит правдоподобно, но стопроцентной уверенности нет. А Флоренс и миссис Пламтри в это время поднялись к себе на третий этаж, — продолжал Фокс, — Любая из них могла спуститься в комнату миссис Темплетон и проделать этот фокус. Разве не так?
— Обе утверждают, что сидели в своей комнате, пока не настало время идти на прием. Обе на ножах. Что вы думаете, если бы одна из них выходила из комнаты, другая хранила бы это в тайне?
— Да, это, конечно, верно. А может, забыли?
— Дружище Фокс, это не пройдет.
— Такая же ситуация и с мистером Темплетоном, и мистером Дейкерсом. Каждый из них, независимо от другого, показал, что они находились в кабинете вместе. Не знаю, что вы думаете по этому поводу, мистер Аллейн, но я склонен верить их словам.
— Я тоже. Полностью.
— Если мы это принимаем, то остается предположить, что все было проделано уже после того, как начали съезжаться гости. Дальше. До начала скандала в оранжерее все три джентльмена были в комнатах для приема. Полковник сопровождал мисс Беллами. Мистер Темплетон тоже был рядом с ней и принимал гостей, а мистер Дейкерс поджидал молодую леди.
— И более того, около лестницы вертелся фоторепортер, а кинооператор расположился на ступеньках. К тому же, у задней лестницы был устроен дополнительный бар, где постоянно находился слуга. Он видел, что наверх проходили только Флоренс и Нинн. Ну и какие же возможности у нашего подозреваемого?
— Значит, — начал Фокс, — или одна из этих женщин все проделала…
— Но когда? Вы хотите сказать, до того, как они встретились на площадке перед спальней и подслушали знаменитую сцену?
— Полагаю, что так. Да. Пока фотограф делал снимки.
— Да?
— Если не они, то кто-то еще мог подняться наверх раньше.
— Но опять возникает вопрос: когда? Это могло произойти после того, как убрали киноаппаратуру, и до того, как миссис Темплетон вышла в холл, где ее фотографировали с Дейкерсом. До того, как она поднялась с ним к себе.
— Тогда нам остается только время, когда внесли именинный торт и произносили речи. Думаю, что именно тогда кто-нибудь и мог проскользнуть наверх.
— Когда все внимание было обращено на говоривших и лестница была свободна? Пожалуй. Я тоже так думаю. Но послушайте, Фокс. Этому субъекту вряд ли удалось бы все обстряпать в спальне за один раз. Я склоняюсь к мысли, что он посетил спальню еще раз по крайней мере, а скорее всего два раза. Один раз до, а второй раз уже после смерти. Замести следы. Если я не ошибаюсь, там было что заметать.
— Господи! — воскликнул Фокс с невольной горячностью. — Куда вы клоните, мистер Аллейн? И без того здесь все зубы обломаешь, а вы еще усложняете. Что у вас за мысль?
— Если моя мысль чего-нибудь стоит, то все станет намного проще. Намного.
Аллейн поднялся.
— Знаете, дружище Фокс, — начал он. — Я вижу только одно объяснение, которое на самом деле подходит. Смотрите, что нам навязывают. Самоубийство? Покинуть гостей, уйти к себе в спальню и опрыскать себя ядом до смерти? Никто не верит в эту версию. Я тоже. Несчастный случай? Мы уже говорили: тут не вяжется вот что — во-первых, неуместность ее садоводческих порывов во время приема, а во-вторых, характер пятен. Убийство? Хорошо. Но какие присяжные поверят, как их ни убеждай, что жертва спокойно стояла в то время, как ей обрабатывали лицо — сначала издалека, а потом и вблизи. А защита просто посмеется над нами. Но если, как надеюсь, я иду по верному следу, то моя версия, подтверждая убийство, все расставляет по своим местам. Слушайте: я вам сейчас изложу, а вы посмотрите, где в моих построениях слабые места.
Фокс бесстрастно выслушал сжатое перечисление доказательств, задумчиво переводя взгляд с аэрозольного баллона на флакон и пульверизатор.
— Да, — произнес он, когда Аллейн кончил. — Да. Концы с концами сходятся, мистер Аллейн. В самый раз. Единственный малюсенький недостаток, что у нас практически нет вещественных Доказательств.
— У нас есть пока это, — ответил Аллейн, показывая на расставленные на столе предметы. — Но если мы в ближайшие полчаса не найдем ничего другого, нам придется туго.
— Мотив?
— Мотив неизвестен. Может, вдруг выплывет. Будем надеяться на случай, Фокс. На случай, старина.
— Что предпримем далее?
— Я предпочел бы тактику шока. Как я понимаю, их всех загнали в столовую?
— Всех, кроме мистера Темплетона. Он все еще в кабинете. Когда я заглядывал, они ужинали. Он распорядился. Холодная куропатка, — с легкой мечтательностью добавил Фокс. — Скажу вам, довольно напрасные хлопоты, ни у кого там, кажется, нет большого аппетита.
— Посмотрим, — безжалостно проговорил Аллейн, — не появится ли у них аппетит при виде этого.
И он показал на расставленные перед ним три вещественных доказательства.
3
Рози Кавендиш, оттолкнув от себя тарелку, решительно обратилась к своим сотрапезникам.
— У меня, — заявила она, — ощущение полной нереальности происходящего. И чувство это — не из приятных, — она осмотрела по очереди сидящих за столом. — Почему мы не скажем, что у нас у всех на уме? У каждого душа уходит в пятки, но все делают вид, что ничего не замечают. А я так не могу. Больше ни минуты не выдержу. Я — женщина болтливая и хочу разговаривать.
— Рози, — проговорил Тимон Гантри, — дорогая, ты вечно сбиваешься с ритма.
— А я думаю, что Рози права, — грустно возразил ему Берти Сарасен. — Я хочу сказать, что все мы просто ошеломлены, а что касается меня, то я и напуган. Но какой прок от того, что мы ведем себя так, будто сидим в склепе? Разве это поможет? А кроме того, это так изнурительно. Дикки, дорогой мой, пойми меня правильно. В душе мы чувствуем все, что положено. Но про свою я добавлю, что она действительно у меня в пятках.
Ричард, шептавшийся с Анелидой, взглянул на него:
— Конечно, почему бы и не завести разговор, — сказал он, — если вы можете придумать что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее нормальную беседу.
Уорэндер бросил на него быстрый взгляд.
— Конечно, — согласился он. — Полностью поддерживаю.
Ричард даже не посмотрел в его сторону.
— И ненормальный разговор будет лучше, чем это удушающее молчание, — заметила Рози.
— Тогда давайте взглянем правде в лицо, — с облегчением начал говорить Берти. — Нас всех загнали сюда в… — он замялся, — в эту общую камеру не просто из-за капризов полиции. Так?
— Так, Берти, — подтвердила Рози. — Так.
— Под бдительное наблюдение, — добавил Берти. — Сержант Филпот, вы не против того, что я говорю?
Филпот отозвался со своего поста в дальнем конце комнаты:
— Совсем не против, сэр, — и украдкой начал нащупывать свою записную книжку.
— Спасибо, — сердечно поблагодарил его Берти.
Вошли Грейсфилд и горничная. Пока они убирали со стола, царило мертвое молчание. После их ухода Берти начал снова:
— Господи! — воскликнул он. — Неужели не ясно, что все мы, за исключением Анелиды, находимся под подозрением в том, что ни один из нас не хочет назвать своим именем?
— Я это понимаю, — заявила Рози. — И если не скажу об этом, то взорвусь точно гейзер.
— Нет, милая, не взорвешься, — решительно вмешался Гантри. Он сидел рядом с Рози и смотрел на нее, склонив набок голову. — Ты будешь паинькой и не начнешь говорить глупости, которые могут завести далеко. Сейчас не время для этого.
— Тимми, дорогой, я очень сожалею, но вынуждена тебя ослушаться, — с отважным видом запротестовала Рози. — В театре я никогда бы не позволила себе этого, но за его стенами, да еще под угрозой обвинения в убийстве — да! Вот я и произнесла это! — воскликнула она. — Убийство! Вам не стало от этого легче?
Берти Сарасен сразу же ее поддержал:
— Молодец, дорогая. Намного легче.
Анелида заметила, как Тимон Гантри и полковник Уорэндер одновременно посмотрели на Филпота, а потом обменялись взглядами с видом людей, привыкших к власти, но очутившихся в ситуации, которую не в силах контролировать.
— Хорошо, — продолжала Рози. — Полиция считает, что Мэри убили. Возможно, они думают, что это сделал один из нас. Как ни чудовищно, но похоже, что это и есть их версия. Вопрос в том, согласен ли с ней кто-нибудь из вас?
— Я не согласен, — решительно ответил Берти. Взглянув на сервировочное окно, он понизил голос и смущенно добавил: — В конце концов, мы здесь не одни.
— Если ты имеешь в виду слуг… — сердито начал Ричард.
— Никого конкретно я не имею в виду, — поспешно начал оправдываться Берти.
— То это совершенно невероятно.
— А для меня здесь все совершенно невероятно, — сказала Рози. — Я не могу, не хочу и никогда не поверю, что это может быть кто-то из присутствующих в доме.
— Абсолютно нелепое предположение, — громко произнес Уорэндер. — Аллейн слишком дает себе волю. — Он посмотрел на Ричарда и, слегка поколебавшись, спросил с видимым усилием: — Ты согласен?
Не поворачивая головы, Ричард ответил:
— Полагаю, он знает, что делает.
Опять наступило молчание, прерванное Тимоном Гантри:
— Я думаю, что это ужасно тяжело для Чарльза Темплетона.
Анелида увидела, как на лицах у всех появилось виноватое выражение, будто им стало стыдно, что они совсем забыли о Чарльзе. Послышались смущенные и сочувствующие возгласы.
— Мне не нравится, — неожиданно сказала Рози, — что нам практически ничего не известно. Что случилось? Почему все держат в тайне? Почему они полагают, что это не несчастный случай? Мы знаем только, что бедняжка Мэри скончалась от большой дозы пестицида. Это ужасно, трагично, и все мы невыразимо потрясены, но если нас держат здесь под подозрением, — в раздражении она стукнула кулачком по столу, — мы хотя бы имеем право знать почему!
Ее монолог отнюдь не был спокойным, а последнюю фразу она почти выкрикнула. Видимо, поэтому никто и не слышал, как отворилась дверь, и на пороге появился Аллейн.
— Имеете полное право, — произнес он, проходя в столовую, — и прошу извинить меня, что это объяснение так долго откладывалось.