Она непринуждённо болтала о своей работе в Нью-Йорке, о выставках, которые нельзя пропустить, и подготовила меня к тому, что мне предстоит увидеть на выставке Пикассо.
— Карандашный портрет его отца, сидящего на стуле, который он написал, когда ему было всего шестнадцать лет, стал предвестником всех его гениальных работ.
Она говорила о Пикассо и его творчестве с такой страстью, какой не найдёшь ни в одной книге по искусству. Когда поезд остановился на вокзале Гар дю Норд, я схватил наши сумки и быстро выскочил из поезда, чтобы оказаться среди первых в очереди на такси.
По дороге в гостиницу Сьюзи всё время смотрела по сторонам, как школьница, впервые попавшая за границу. Помню, я подумал, что она ведёт себя странно для человека, который много путешествует.
Когда такси подъехало к гостинице, я сказал ей, что сам мечтаю быть владельцем подобного заведения — уютного, но без изысков, а уровень обслуживания — выше всяческих похвал. У англичан такие гостиницы — редкость.
— А владелец, Альберт, — просто сокровище.
— С нетерпением жду встречи с ним, — сказала она, и в эту минуту такси остановилось у входа.
Альберт, как я и думал, ждал нас на улице. Я бы тоже встречал его у дверей, если бы он приехал на выходные в Лондон с красивой женщиной.
— Мы оставили для вас ваш обычный номер, мистер Романелли, — сообщил он. Казалось, он едва сдерживается, чтобы не подмигнуть мне.
Сьюзи шагнула вперёд и в упор посмотрела на Альберта.
— А где будет мой номер?
Он улыбнулся ей и не моргнув глазом ответил:
— Полагаю, мадам будет удобно в соседнем номере.
— Ценю вашу заботу, Альберт, — заявила она, — но я предпочла бы занять номер на другом этаже.
На этот раз Альберт растерялся, правда, быстро оправился и потребовал журнал регистрации. Он несколько минут изучал записи, потом сказал:
— У нас есть свободный номер с видом на парк. Он находится прямо под номером мистера Романелли.
Он щёлкнул пальцами и вручил два ключа коридорному, который вертелся поблизости.
— Номер пятьсот семьдесят четыре для мадам и апартаменты Наполеона для мсье.
Коридорный придержал для нас дверь лифта и, как только мы вошли внутрь, нажал кнопки с цифрами «5» и «6». Когда двери открылись на пятом этаже, Сьюзи сказала с улыбкой:
— Встретимся в фойе около восьми?
Я молча кивнул, так как мама не говорила мне, как вести себя в подобной ситуации.
Я достал из сумки вещи, принял душ и завалился на огромную двуспальную кровать. По телевизору шёл чёрно-белый французский фильм. Я так увлёкся сюжетом и уже вот-вот собирался узнать, кто же всё-таки утопил женщину в ванне, когда случайно взглянул на часы. Они показывали без десяти восемь, а я всё ещё не был одет.
Я чертыхнулся, быстро натянул на себя какую-то одежду и, даже не посмотревшись в зеркало, выбежал за дверь. Интересно, кто же всё-таки убийца? Я вскочил в лифт и, когда двери открылись на первом этаже, чертыхнулся снова, потому что Сьюзи уже ждала меня в фойе.
Должен признать, что, увидев её в этом длинном чёрном платье с элегантным разрезом, приоткрывавшем стройное бедро при каждом шаге, я готов был её простить.
В такси по дороге в ресторан она без умолку хвалила свой номер и восхищалась вышколенным персоналом.
За ужином — хочу заметить, еда была восхитительной — она говорила о своей работе в Нью-Йорке и вслух размышляла, вернётся ли когда-нибудь в Лондон. Я старался выглядеть заинтересованным.
Когда я оплатил счёт, она взяла меня за руку и предложила в такой приятный вечер пройтись до гостиницы пешком — тем более, по её словам, она слишком много съела. Она сжала мою руку, и я подумал, что, может быть, всё-таки…
Она не отпускала мою руку до самой гостиницы. Когда мы вошли в вестибюль, коридорный бросился к лифту и открыл перед нами двери.
— Будьте любезны, какой этаж? — спросил он.
— Пятый, — твёрдо ответила Сьюзи.
— Шестой, — вынужден был сказать я.
Сьюзи повернулась и поцеловала меня в щёку. В этот момент двери открылись.
— Я навсегда запомню этот день, — сказала она и вышла.
Я тоже, хотел сказать я, но промолчал. У себя в номере я лежал без сна, пытаясь понять, что всё это значит. Я понимал, что я всего лишь пешка в крупной игре; но кто, в конечном счёте, уберёт меня с доски — слон или конь?
Не помню, когда я заснул, но проснулся около шести. Я вскочил с кровати и с удовольствием отметил, что «Фигаро» уже подсунули под дверь. Я проглотил её от корки до корки и узнал все последние французские скандалы — причём ни одного сексуального, хотел бы добавить, — потом отложил газету в сторону и отправился в душ.
Вниз я спустился около восьми и нашёл Сьюзи в ресторане. Она сидела за угловым столиком, потягивая апельсиновый сок. Одета она была убийственно, и, хотя жертвой явно был не я, мне сильнее, чем прежде, захотелось выяснить, кто же он.
Я опустился на стул напротив неё, и так как никто из нас не произнёс ни слова, другие посетители, вероятно, решили, что мы давно женаты.
— Надеюсь, ты хорошо спала, — наконец нарушил молчание я.
— Да, спасибо, Тони, — ответила Сьюзи. — А ты? — с невинным видом поинтересовалась она.
Я мог придумать сотню ответов, но понимал, что в таком случае никогда не узнаю правды.
— В котором часу ты хотела бы пойти на выставку? — осведомился я.
— В десять, — решительно заявила она и добавила: — Если тебя это устраивает.
— Вполне. — Я взглянул на часы. — Я закажу такси примерно на девять тридцать.
— Встретимся в фойе. — От её слов мы ещё больше стали похожи на семейную пару.
После завтрака я вернулся в номер и стал собирать вещи. Потом позвонил Альберту и сказал, что мы вряд ли останемся ещё на одну ночь.
— Мне очень жаль, мсье, — проговорил он. — Надеюсь только, это не…
— Нет, Альберт, уверяю вас, тут нет вашей вины. Если когда-нибудь я узнаю, кто в этом виноват, я немедленно дам вам знать. Кстати, мне понадобится такси в девять тридцать. Мы поедем в Музей д'Орсе.
— Разумеется, Тони.
Не стану утомлять вас пересказом светских замечаний, которыми мы обменивались в такси по дороге от гостиницы до музея, — нужно обладать гораздо большим писательским талантом, чем обладаю я, чтобы удержать на этом разговоре ваше внимание. Однако было бы несправедливо не признать, что рисунки Пикассо стоили этой поездки. И ещё следует добавить, что комментарии Сьюзи собрали вокруг нас небольшую толпу.
— Карандаш, — объясняла она, — самый жестокий инструмент художника, потому что ничего не оставляет на волю случая.
Она остановилась перед рисунком Пикассо, на котором был изображён его отец, сидящий на стуле. Я был потрясён и долго не мог сдвинуться с места.
— Картина эта примечательна тем, — продолжала Сьюзи, — что Пикассо написал её в возрасте шестнадцати лет. То есть уже тогда было ясно, что традиционное направление наскучит ему задолго до окончания художественной школы. Когда отец увидел рисунок впервые — а он сам был художником, — он… — Сьюзи не договорила фразу. Вместо этого она вдруг схватила меня за руку и, глядя мне прямо в глаза, сказала:
— С тобой так хорошо, Тони.
Она наклонилась, словно собиралась меня поцеловать.
Только я хотел сказать: «Какого чёрта ты делаешь?» — как вдруг краем глаза увидел его.
— Шах, — объявил я.
— Что значит «шах»? — не поняла она.
— Конь пересёк доску — или, точнее, Ла-Манш, — и у меня возникло ощущение, что его сейчас тоже введут в игру.
— О чём ты говоришь, Тони?
— Думаю, ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю, — ответил я.
— Какое совпадение, — раздался голос у неё за спиной.
Сьюзи резко обернулась и вполне убедительно разыграла удивление, когда увидела Ричарда.
— Какое совпадение, — повторил я.
— Не правда ли, чудесная выставка? — сказала Сьюзи, не обращая внимания на мой сарказм.
— Безусловно, — ответила Рейчел, которая явно не догадывалась, что она, как и я, — всего лишь пешка в этой игре и ферзь скоро сбросит её с доски.
— Ну что ж, раз мы все снова встретились, может, пообедаем вместе? — предложил Ричард.
— Боюсь, у нас другие планы, — покачала головой Сьюзи, взяв меня за руку.
— О, ничего такого, что мы не могли бы отменить, милая. — Я надеялся, что мне позволят хоть ненадолго задержаться на доске.
— Но мы не найдём столика в приличном ресторане, — настаивала Сьюзи.
— Это не проблема, — с улыбкой заверил её я. — Я знаю небольшое бистро, где нас встретят с распростёртыми объятиями.
Сьюзи рассердилась — ведь я нарушил её игру — и отказывалась разговаривать со мной, когда мы все вместе покинули музей и неторопливо пошли вдоль левого берега Сены. Я завязал разговор с Рейчел. «В конце концов, — подумал я, — мы, пешки, должны держаться вместе».
Увидев меня в дверях, Жак вскинул руки в шутливом отчаянии.
— Сколько, мсье Тони? — с обречённостью в голосе спросил он.
— Четверо, — улыбнулся я.
В итоге я отлично провёл время — впервые за эти выходные. В основном я разговаривал с Рейчел. Она оказалась славной девушкой, хотя, если честно, до Сьюзи ей далеко. Она понятия не имела о том, что происходит на другой стороне доски, где чёрная «королева» подбиралась к её белому «рыцарю». Леди была в ударе, и я с удовольствием наблюдал за ней.
Рейчел оживлённо болтала со мной, а я старательно прислушивался к разговору на другой стороне стола, но мне удавалось уловить лишь обрывки фраз.
— Когда ты думаешь вернуться в Нью-Йорк…
— Да, я запланировал эту поездку в Париж ещё несколько недель назад…
— О, ты будешь в Женеве один…
— Да, мне очень понравился приём у Кэсвиков…
— Я познакомилась с Тони в Париже. Да, всего лишь ещё одно совпадение, я его едва знаю…
«Это точно», — подумал я. Я был в восторге от её представления и даже не возмутился, что счёт в результате пришлось оплачивать мне.
Попрощавшись с остальными, мы со Сьюзи пошли по берегу Сены, но на этот раз не держась за руки. Убедившись, что Ричард и Рейчел скрылись из вида, я остановился и повернулся к ней лицом. Стоит отдать ей должное, она выглядела виноватой и безропотно ждала наказания.
— Вчера я спросил тебя, кстати, тоже после обеда: «Если бы тебе прямо сейчас представилась возможность осуществить любое своё желание, что бы ты сделала?» Каким был бы твой ответ на этот раз?
Впервые за эти выходные Сьюзи растерялась.
— Можешь не сомневаться, — добавил я, глядя в её голубые глаза, — ты ничем не удивишь и не обидишь меня.
— Я бы хотела вернуться в гостиницу, собрать вещи и уехать в аэропорт.
— Значит, так и будет. — Я вышел на дорогу и остановил такси.
В машине Сьюзи не произнесла ни слова и, как только мы приехали в гостиницу, она сразу поднялась к себе, а я тем временем оплатил счёт и попросил принести из номера мои уже упакованные сумки.
И несмотря ни на что вынужден признать — когда она вышла из лифта и улыбнулась мне, я почти пожалел, что меня зовут не Ричард.
К удивлению Сьюзи, я поехал в аэропорт имени Шарля де Голля вместе с ней, объяснив, что хочу вернуться в Лондон первым же рейсом. Мы расстались под табло с расписанием отлёта и обнялись на прощание — это было объятие типа «Может, мы ещё встретимся, а может, и нет».
Я помахал ей и пошёл прочь, но не смог удержаться и оглянулся, чтобы посмотреть, к стойке какой авиакомпании направляется Сьюзи.
Она встала в очередь на регистрацию к стойке «Швейцарских авиалиний». Я улыбнулся и пошёл к стойке «Британских авиалиний».
С тех дней в Париже прошло шесть лет, и за это время я ни разу не видел Сьюзи, хотя её имя иногда всплывало в разговорах на званых приёмах.
Я узнал, что она стала редактором «Искусства» и вышла замуж за англичанина по имени Йен, который рекламировал спортивные товары. После неудачного романа, сказал кто-то, с американским банкиром.
Два года спустя я услышал, что она родила сына, и следом за ним дочь, но никто, похоже, не знал, как их зовут. И наконец, примерно год назад я прочитал в колонке светской хроники о её разводе.
И после этого ни с того ни с сего Сьюзи вдруг позвонила и предложила вместе где-нибудь выпить. Когда она назвала место встречи, я понял, что она не растеряла свою самоуверенность. Неожиданно для себя я согласился и подумал — узнаю ли я её?
Глядя, как она поднимается по ступеням галереи Тейт, я понял, что забыл только об одном — как она красива. Если хотите, она стала очаровательнее, чем прежде.
Мы провели в галерее всего несколько минут, и я тут же вспомнил, как приятно слушать её, когда она говорит об искусстве. Я в общем-то не удивился, что Сьюзи заказала столик в ресторане Тейт. Не удивило меня и то, что она ни разу не упомянула наши выходные в Париже. Но, признаюсь, я слегка опешил, когда за кофе она спросила:
— Если бы тебе прямо сейчас представилась возможность осуществить любое своё желание, что бы ты сделал?
— Уехал с тобой в Париж на выходные, — рассмеялся я.
— Давай так и сделаем, — сказала она. — Сейчас в Центре Помпиду проходит выставка Дэвида Хокни, говорят, потрясающая. А ещё я знаю одну небольшую гостиницу — уютную, но без изысков, в которой я сто лет не была, не говоря уж о ресторане, который может похвастаться тем, что его нет в туристических путеводителях.
Я всегда считал недостойным мужчины обсуждать даму, будто она просто его очередная победа или трофей, но должен признаться: в следующий понедельник утром, глядя вслед Сьюзи, уходящей по коридору на посадку на свой обратный рейс в Нью-Йорк, — это стоило стольких лет ожидания.
С тех пор она больше ни разу мне не позвонила.
Бесплатный сыр *
Джейк медленно набирал номер, как делал это каждый день в шесть часов вечера с тех пор, как умер его отец. И следующие пятнадцать минут слушал рассказ матери о том, как прошёл её день.
Она вела спокойную, размеренную жизнь, в которой редко происходили интересные события. Тем более в субботу. Каждое утро она пила кофе со своей старинной подругой Молли Шульц, и иногда они засиживались до самого обеда. По понедельникам, средам и пятницам она играла в бридж с супругами Закари, живущими через дорогу от её дома. По вторникам и четвергам она навещала свою сестру Нэнси, и когда он звонил в эти вечера, ей по крайней мере было на что пожаловаться.
По субботам она отдыхала от своей строго расписанной недели. Её единственным делом была покупка пухлого воскресного выпуска «Таймс» сразу после обеда — странная нью-йоркская традиция, благодаря которой она могла сообщить сыну, какие статьи ему стоит прочитать на следующий день.
Джейку же во время этих ежевечерних разговоров оставалось лишь задать правильные вопросы в зависимости от дня. В понедельник, среду, пятницу: «Как прошёл бридж? Сколько выиграла/проиграла?» Во вторник, четверг: «Как тётя Нэнси? Правда? Так плохо?» В субботу: «Что интересного для меня в „Таймс“? Какую статью советуешь почитать?»
Внимательные читатели, разумеется, знают, что в неделе семь дней, и им, наверное, интересно, что делает мать Джейка по воскресеньям. В воскресенье она всегда обедает с семьёй Джейка, поэтому ему не нужно звонить ей вечером.
Джейк набрал последнюю цифру номера и ждал, когда мать снимет трубку. Он уже приготовился выслушать, какие статьи ему искать в завтрашнем номере «Нью-Йорк Таймс». Обычно она отвечала после второго-третьего звонка — ей надо было встать со стула у окна и пройти к телефону через всю комнату. Когда мать не ответила после четвёртого, пятого, шестого, седьмого звонка, Джейк подумал, что её нет дома. Но этого быть не могло. Она никогда не выходила из дома после шести часов — ни зимой ни летом. Её строгий режим заслужил бы одобрение даже сержанта по строевой подготовке морских пехотинцев.
Наконец, в трубке раздался щелчок. Только он собирался сказать: «Привет, мам, это Джейк», как вдруг услышал голос, который явно не принадлежал его матери, и этот голос уже с кем-то разговаривал. Решив, что случайно подключился к другой линии, Джейк уже собирался положить трубку, когда голос произнёс: