И вдруг совсем рядом, у машины, грохнул выстрел. На землю упало что-то мягкое, вроде мешка с тряпьем. И через минуту, путаясь в кустах, к ним вышел Вася, волоча по земле ружье.
Горохов молча отобрал у шофера «тулку» и коротко приказал:
— Не балуй.
— А я что, паря, я за канпанию…
Пузырев медленно дошел до вагончика, с трудом преодолел лестницу, два раза съехав вниз, и наконец затих за дверью. Уснул.
А воздух все гудел от осатаневшей мошки. Казалось, в каждом кубическом сантиметре вилось не меньше миллиона этих тварей.
— Ребята, что же будем делать? — В голосе девушки зазвенели слезы.
— Тише, — остановил ее Горохов.
Где-то вдалеке глухо кричал филин-пугач, стонала болотная выпь.
Все трое прислушались.
И вдруг сквозь привычный шум ночной тайги раздался хруст веток. Кто-то тяжело и неуклюже пробирался сквозь валежник, не разбирая дороги.
— Медведь, — прошептала Зина.
— Ты что шепчешь, Васю боишься разбудить? — снова обнял ее за плечи Веня.
Зина освободилась от его объятий и громко закричала:
— Леня, Степан Иванович!
Эхо раздробило ее слова.
Хруст послышался ближе.
— Они, — твердо сказал Горохов и закурил.
Очень скоро на поляну вышла странная фигура с двумя головами и четырьмя руками.
Переглянувшись, ребята бросились навстречу. Бригадир, держа в одной руке белые полотняные мешочки, тащил на себе Клинычева, за спиной которого болталось ружье. Горохов и Чижак подхватили Клинычева и внесли в вагончик. Степан с трудом поднялся вслед и в изнеможении опустился на лежак.
Клинычев, бледный как полотно, с крупными каплями пота на лбу, поводил вокруг мутными, едва приоткрытыми глазами. Штанина его джинсов была разорвана. Нога опухла до колена и сильно потемнела.
— Разбудить Васю — и в райбольницу! — коротко приказал Азаров.
Христофор промолчал, склонившись над Клинычевым.
Чижак, хмыкнув, кивнул на шофера. Тот блаженно улыбался во сне, зажав руки между коленями.
Степан потряс его за плечо. Вася еще больше расплылся в улыбке, но глаза открыть не смог.
— Хорош! — Бригадир встал, пошатываясь.
— Лучше не бывает… — Веня поднял с пола мешочки со змеями. — Сколько?
— Двенадцать гадюк. И один щитомордник. — Степан взъерошил волосы рукой. — Вот скотина! Нажрался-таки. Ну погоди…
— Как это Клинычева угораздило? — не унимался Чижак.
— Брал гадюку и не заметил рядом другую, — нехотя ответил Азаров. — Нет, какая свинья…
— Что распаляешься, бригадир, — примирительно сказал Чижак. — Откуда Васе было знать, что Клинычева укусит змея? Ведь прикладывается он не в первый раз…
— Но в последний! — Бригадир со злости ткнул шофера кулаком в бок, но тот снова подарил миру лишь очаровательную улыбку.
— Степан Иванович, может, поужинаете? — решилась наконец вставить Зина.
— Подожди, подожди, Зина, не до этого…
Христофор оторвался от больного.
— Чаю ему побольше и покой. Послезавтра будет ходить.
Его слову верили. Во-первых, говорил он мало, во-вторых, фармацевт как-никак, имеет отношение к медицине.
— Ты думаешь? — посмотрел на него внимательно Азаров.
— Да.
— Добро. Анван еще нет?
— Нет. А обещалась еще позавчера быть, — ответила Зина. — Поешьте, Степан Иванович, нынче макароны с тушенкой. Чай…
— Потом. Давайте Леню на место Анны Ивановны. А ты, Зина, пригляди за ним. Чаю побольше…
— Это можно, с удовольствием, — побежала за чаем девушка.
— Степан, еще один вопрос. Его рвало? — спросил Христофор.
— Да.
— Может, дать коньяку? Грамм сто…
— Дадим. Схожу за НЗ.
Бригадир сходил в служебный вагончик, где в сейфе стояла бутылка армянского.
Клинычева перенесли на женскую половину и уложили на постель Кравченко. Христофор заставил больного выпить полстакана коньяка. Клинычев задремал.
Горохов налил еще полстакана и протянул бригадиру.
— А мне-то зачем? — отмахнулся Степан.
— От усталости. Пей.
Азаров ничего не ответил.
— Я бы на твоем месте всю жахнул, — засмеялся Чижак, — а он отказывается…
Бригадир взял стакан, аккуратно слил коньяк в бутылку и заткнул пробкой.
— Везет людям… — вздохнул Веня. — Да не тем…
Азаров взял отловленных змей и пошел в служебный вагончик. Горохов с Чижаком отправились с ним.
Рядом с операционной, в маленькой комнатушке, стояли деревянные ящики, обтянутые мелкой стальной сеткой, в которых лежали змеи.
Христофор молча взял у бригадира мешочек.
— Что, Колумб, не доверяешь? — усмехнулся Степан.
— У тебя руки дрожат, — спокойно ответил Горохов. — Открывай, Веня.
Чижак открыл дверцу пустого ящика. Христофор раскрыл мешочек и, вынув кронцангом одну за другой гадюк, переложил их в ящик. Каждую Веня пододвигал внутрь крючком. Щитомордника посадили к его собрату.
Когда все было сделано, в помещении погасили свет и перешли в операционную. Закурили. Христофор молчал. Молчал и Веня, деликатно ожидая, когда бригадир начнет рассказ. Но тот думал о чем-то своем. Не выдержал Чижак:
— Где же это случилось?
— В Волчьем распадке, за Каменной плешиной.
Веня присвистнул.
— Это ты его пятнадцать километров на себе пер?
Степан нехотя поправил:
— Десять — двенадцать…
— Тоже ничего… А как это все-таки произошло? — не унимался Веня.
Христофор посмотрел на Чижака. Тот замолчал.
Степан подпер отяжелевшую голову ладонями. Он едва держался. Но старался не показывать виду. Все-таки бригадир.
— Сколько сегодня отловили? — устало спросил он.
— Веня — четыре гадюки, Вася — ничего, Зина — одного щитомордника и двух гадюк, я — восемь гадюк, — перечислил фармацевт.
— Средне, — вздохнул бригадир. — План еще не выполняем. Ну ладно, завтра возьмем у всех яд и отпустим. Что-то Анван задерживается. Приедет, намылит нам холку за Василия. Завтра я ему башку оторву…
— Кончай, бригадир. Пора спать, — прервал Степана Горохов.
— Это верно, — кивнул Азаров. — Выспаться надо как следует. И еще вот что, Колумб. Мы там оставили рюкзаки, куртку… Короче, все свое барахло. Найти нетрудно — прямо по звериной тропе с левой стороны просеки. Кстати, там много зверобоя. Я нарвал охапку, но, сам понимаешь, не до него было… Я утром повезу Леню в больницу.
— Понимаю, — кивнул Горохов. — Схожу.
Все поднялись. Христофор пошел, выключил движок.
Степан, так и не поужинав, свалился на постель и уснул как убитый. Все разбрелись по своим койкам. Через пять минут база спала.
— Сколько намедни принес бригадир? — как бы невзначай поинтересовался шофер, принимая ведро студеной воды.
— Пять. Да Клинычев семь.
— Неплохо, — одобрил Вася.
— Леню гадюка укусила. Степан Иванович двенадцать километров его на себе нес.
Вася прикусил губу. Случилось то, чего он совсем не ожидал. И тут предательская память подсунула ему более явные, неприятные воспоминания.
Зина механически черпала ковшом воду. Вася поднял камешек и со злостью запустил в стайку мальков, пугливо жавшихся ко дну маленькой песчаной заводи.
— Шибко серчал бригадир? — спросил он глухо.
— Еще как!
Вернулись в лагерь молча. Зина захлопотала над завтраком. А Василий открыл капот машины и нырнул с головой в мотор, выставив наружу лоснящийся от машинного масла зад.
Потом встал Азаров и первым делом зашел на женскую половину. Клинычев спал, тяжело дыша во сне.
Степан спустился из вагончика и остановился возле грузовика. Вася всем телом чувствовал его присутствие, но боялся повернуть голову. Он напрягся, когда услышал за собой голос бригадира:
— Машина в порядке?
Волей-неволей пришлось разговаривать. Вася спрыгнул на землю и сосредоточенно стал вытирать ветошью испачканные автолом руки, не поднимая на бригадира глаз.
— Как всегда.
Степан повернулся и ушел. Вася тяжело вздохнул, захлопнул капот и присел на буфер: разговор, самый серьезный, значит, впереди… Худо.
По-настоящему оживала база только тогда, когда поднимался Вениамин Чижак.
Громко заверещала «Спидола», Зина получила очередной комплимент, загремел умывальник, и над поляной раздалось фырканье, уханье, гиканье. Веня был здоровым, жизнерадостным парнем.
Зина гремела плошками, кружками, ложками. Вышел из вагончика Горохов — долговязый, взъерошенный и молчаливый. Он присел на лесенке и закурил традиционную утреннюю цигарку, сосредоточенно смакуя переход от ночных грез к будничной действительности.
Бригадир уже успел осмотреть ящики со змеями, проверить записи в журнале.
— К вечеру вернусь, будем брать яд, — сказал он Горохову. — А то позавчерашние еще не доены.
Христофор молча кивал. Из вагончика послышался голос Клинычева. Степан поднялся к нему. Леня лежал осунувшийся, с запекшимися губами.
— Пить хочется.
Бригадир налил из чайника вчерашнего чая и, придерживая ему голову, дал напиться.
— Болит?
— Нет. Нога словно деревянная. Во рту сохнет. И тело — как будто били.
— Ничего, ничего. В больницу сейчас поедем…
— Поедем, Степа.
Завтракали на скорую руку. Вася едва притронулся к еде и бегом бросился к машине. Деловито обошел ее, ударил носком сапога по всем скатам, погремел капотом, дверцами, пролез под задним мостом, короче — производил впечатление страшно предусмотрительного человека.
После завтрака поставили в кузов раскладушку, опустили и плотно пристегнули брезент. Веня расположился наверху, рядом с больным, а бригадир сел в кабину.
— Поаккуратней, — бросил он Васе.
— Мимо болота? — преданно глянул ему в глаза шофер.
Азаров пожал плечами: решай, мол, сам.
Вася сдвинул видавшую виды кепку на затылок и нажал на стартер.
— Довезу, как хрустальную вазу.
— Рюмку… — хмуро произнес Степан.
Вася осекся и тихо тронул машину по лесной просеке.