— Я испытываю такое напряжение в течение недели, — сказала Марта. — И с нетерпением жду возможности расслабиться.
Но Тед чувствовал напряжение в самом доме, которое росло с первого же уик-энда, что он провёл в нём, когда Марта, Эллен и Глория основательно загуляли ночью и утром тихонько, никого не встретив, вернулись домой. Джордж, психиатр, редко покидал своё кресло. Самый широкий круг знакомств из всех жильцов дома был у Билли. Он обзавёлся по соседству пятилетним приятелем Джоем, и они постоянно играли то у одного, то у другого, или вместе с другими детьми гоняли на маленьких красных велосипедиках по тротуарам.
В субботний вечер третьей недели своего пребывания здесь Тед остался наедине с Джорджем в гостиной. Оба читали. Он счёл себя обязанным перекинуться с Джорджем несколькими словами. Они редко разговаривали.
— Интересно? — спросил Тед, хотя вопрос был не из ряда выдающихся.
— Да.
Джордж продолжал читать.
— О чём эта книга? — Неужели я в самом деле спросил его? Ему захотелось взять свои слова обратно.
— О старости, — ответил Джордж, явно давая понять, что хотел бы положить конец разговору.
Через полчаса Тед закрыл книгу об океанографии, которую он читал, и пожелал соседу спокойной ночи.
— Вас оставила жена? — неожиданно спросил Джордж, удивив его.
— Да. Несколько месяцев назад.
— Понимаю.
Казалось, Джордж обдумывал сказанное. Тед ждал. Всё-таки этот человек был психиатром.
— Я думаю, — медленно сказал Джордж, тщательно подбирая слова, — что вам стоило бы больше гулять.
— Стоило бы гулять? Джордж, я наслушался этих советов ещё от своей матушки.
Больше терпеть он не мог. Шла уже вторая неделя августа. Билли играл в доме у своего приятеля и его пригласили там на обед. У Теда было как минимум два часа для себя, а неподалёку проходила вечеринка с коктейлями. Налив себе виски, туда он и отправился со стаканом в руках. Когда он шёл по дорожке, направляясь к соседнему дому, льдинки позвякивали о стенки стакана. Он оказался в гуще людей и перед собой и сзади, которые прохаживались с бокалами в руках; вокруг стоял шум коловращения. Он заметил её по другую сторону комнаты, самую красивую девушку на вечеринке, и стал проталкиваться к ней, чтобы узнать, как её зовут и номер её телефона — может, они могли бы встретиться в городе, погулять вместе, а потом пожениться, и,… Джоанна, Джоанна, где ты? Глаза его заплыли влагой, но он смахнул её. Больше с Ним такого не повторится.
Здесь же был и Ларри, обнимая за плечи свою очаровательную пухленькую находку. Он махнул Теду, чтобы тот двигался к нему, и Тед стал проталкиваться в его сторону.
— А, вот и ты, старина. Тед, это Барбара. И её подруги, Рода и Синтия.
Подружка Ларри была хорошенькой, крепко сбитое, из тех, которым пальца в рот не клади. Всем им было тридцать с небольшим. Рода была невысока, толстовата, с нескладной фигурой. Тед предпочёл бы не общаться с ней, хотя сейчас, несмотря на её внешний вид, он чувствовал к ней расположение. Она тут, как и он, была явно не к месту. Синтия была более привлекательной, хрупкая шатенка с изящной фигурой.
— Тед на пути к окончательному выздоровлению.
— Что-то вроде.
— Я вам кое-что скажу, девушки, но особенно не распространяйтесь. Он один из самых крутых мужиков в своём деле.
Они засмеялись, хотя в их веселье чувствовалась какая-то натужность. Поскольку Тед к ним не присоединился, Синтия быстро остановилась.
— Чем вы занимаетесь, Тед? — спросила она.
— Я продаю место для рекламы.
Ему пришлось подробнее объяснить ей суть своих занятий.
— Когда вы видите в журнале рекламное объявление, кто-то должен найти его автора и предложить ему место для размещения рекламы. Я представляю несколько журналов и я звоню по рекламным агентствам и уговариваю их приобрести место в журналах, которые числятся среди моих клиентов.
— Звучит просто потрясающе.
— А вы чем занимаетесь?
— Я секретарша в юридической конторе.
— Прекрасно.
Барбара пригласила Ларри на обед, а затем такого же приглашения от Синтии удостоился и Тед. Заскочив домой, он попросил Марту уложить Билли спать. «Тебе будет с ней очень хорошо», — успокоил он Билли, после чего отправился по приглашению. Там была и другая женщина, соседка Синтии, которая тоже пригласила на обед мужчину примерно его лет; Мать Барбары собиралась куда-то на уик-энд; она казалась едва ли не моложе своей дочери. Её гостями были двое мускулистых мужчин в плотных рубашках, с которыми она познакомилась на пристани, где у них стоял катер. Они притащили с собой целый ящик пива.
— Сомневаюсь, чтобы эта вечеринка удостоилась внимания женской странички «Таймса», — шепнул Тед Ларри.
— Подожди, пока мы не сядем к столу.
Внезапно появилась Барбара с бифштексами для каждого, встреченная шумным всеобщим весельем. Владельцы катера взяли на себя их приготовление. Тед с Ларри занялись салатом. Пиво и алкоголь лились рекой. Выяснилось, что один из владельцев катера — ярый болельщик футбола, и за столом начались нескончаемые спортивные разговоры. Мать Барбары выставила ореховый торт, что вызвало очередной взрыв веселья. Все наперебой восторгались едой, говорили, как здорово они проводят тут время и как было бы хорошо, если бы все они обитали вместе в большом доме. Синтия была среди окружающих самым тихим существом, словно бы опасалась, что, если она будет слишком много говорить, это испугает её спутника и он может исчезнуть. Она расспрашивала Теда о его работе, он интересовался её занятиями. Кто-то включил на полную мощность музыку, и Тед оказался на одной из тех громогласных вечеринок, шум которых он слышал из своей комнаты, стараясь уснуть. Когда он танцевал с Синтией, она прижималась к нему своим стройным телом и впервые за несколько последних месяцев он опять ощутил эрекцию.
Когда вечеринка обрела характер беспорядочного гула, он взял Синтию за руку и они отправились прогуляться к океану. Они молча постояли на берегу, и он поцеловал её. Она приоткрыла губы, они прильнули друг к другу, он почувствовал свой язык у неё во рту, и его руки скользнули по её телу, под одежду, проникая в укромные места её тела. Он увлёк её за собой в сторону от дорожки, в дюны, подальше от взглядов, целуя и лаская её, и она говорила «О, Тед», но он ничего не мог ответить ей, потому что на минуту забыл, как её, чёрт побери, зовут; опустившись на песок, он притянул её к себе, думая, что их могут арестовать за такое поведение, и тут только он вспомнил, что её зовут Синтия, и смог ответить ей таким же «О, Синтия». Полицейская машина, патрулировавшая пляж, бросила на них свет своих фар, словно в темноте над ними зажёгся прожектор, и они вскочили на ноги, торопливо приводя в порядок одежду. Возвращаясь по тёмной дорожке, каждые несколько футов они останавливались для поцелуев. Вечеринка в доме была в полном разгаре, в окнах его дома по-прежнему горел свет и, не зная, ни куда идти, ни чем заняться, они продолжали бродить по дорожкам, обмениваясь поцелуями; Тед испытывал глубокую печаль, чувствуя, как тщетно хотел бы одарить её хоть немного любовью, увести подальше и от этой пристани и от вечеринки — хоть кого-то, чьё имя ему не пришлось бы вспоминать. Они прислонились в темноте к какой-то изгороди, и он стал откровенно ласкать её, как предписывали правила Оушн-Бича.
В его доме погас свет, и он взял её за руку.
— А как твой малыш?
— Он даже не пошевелится.
Они проскользнули в его комнату, расположившись на кровати рядом с Билли, который в самом деле лишь тихо посапывал; он натянул на них простыню, чтобы, если Билли всё же проснётся, Тед увидел только простыню, а не людей под ней — оставалось лишь надеяться, что он не воспримет их как привидения — и, двигаясь с подчёркнутой осторожностью, чтобы кровать не очень скрипела под ними, он страстно поцеловал её ещё несколько раз и наконец вошёл в неё. Но всё кончилось стремительным взрывом, не успев толком начаться.
— Прости, — сказал он. — У меня так давно ничего не было.
— Всё в порядке, — сказала она.
Они лежали на узкой кровати, накрывшись простынёй, рядом с посапывающим малышом. Передохнув, Тед попробовал снова войти в неё, кровать отчаянно заскрипела, Билли заёрзал во сне, и Синтия дала понять, что с неё хватит романтики для одной ночи.
— Ты оставайся, — сказала она, натягивая одежду, которую так полностью и не сбросила с себя. Он последовал её примеру, увидев, что он тоже полуобнажён, и повинуясь правилу «Леди надо провожать до дома», в молчании вышел вместе с ней. Вечеринка в её доме ещё продолжалась. Он поцеловал её. Она ответила ему небрежным ответным поцелуем и во шла внутрь. Через пять минут он уже был в постели рядом с Билли.
На следующий день они встретились на прогулке, поздоровались и отвели глаза в сторону, давая понять, что между ними нет никаких отношений, разве что случайная вечерняя встреча. Хотя Синтия, чьё имя он ухитрился забыть, даже будучи с ней, значила для него куда больше, чем он мог предполагать. После Джоанны она оказалась его первой женщиной. В следующий раз он отнёсся бы к ней с куда большей благодарностью, большей страстью, был бы куда способнее — но это будет с какой-то другой, только не с Джоанной, с Джоанной никогда ничего больше не будет. Он всё время гнал от себя эти мысли, не желая признаваться в них, но теперь они его не покидали. Жена оставила его, и если вас оставляет жена, рано или поздно вам приходится вступать в отношения с другой женщиной. Он снова вступил в сообщество холостяков.
Если бы даже он поддался искушению поверить, что все его действия были продиктованы лишь правилами поведения на таких вечеринках и обязательно должны заканчиваться с кем-нибудь в постели, он бы убедился в обратном на подобной же вечеринке в следующий уикэнд, когда никто не привлёк его внимания, и на последующей, и на, уик-энде за Днём труда, когда все вокруг искали встреч и знакомств, а он в сумерках стоял в стороне от прогулочной дорожки, держа в руке стакан и наблюдая за кишащей вокруг публикой; взгляд его упал на самую красивую девушку, которую он встречал за эти несколько недель, элегантную и стройную, в её белом платье. Он сделал ей комплимент, что от неё невозможно оторвать глаз, она улыбнулась ему, давая понять, что комплимент не оставил её равнодушной, но она направлялась на бурлящий весельем приём, куда он не мог последовать за ней. Он смотрел ей вслед, зная, что не сделает попытки снова встретиться с ней, потому что его четырёхлетний сын, только что покинув гостиную, отправился в их комнату, а его папа не может оставить его, чтобы поболтать с привидевшейся ему женщиной в белом платье. Глядя на людей, собирающихся на последний коктейль за это лето, он завидовал, насколько свободно они могут распоряжаться сами собой, так как им не о ком заботиться, а он даже не может себе позволить вволю погулять по дорожкам парка.
— Как ты себя чувствуешь, котёнок?
— У меня болит животик, папа.
— Я знаю. И, думаю, от того, что ты съел слишком много воздушной кукурузы в доме у Джоя.
— Да, я съел много воздушной кукурузы у Джоя.
— А теперь постарайся уснуть, радость моя. Завтра наш последний день здесь. И мы отлично проведём его. Мы построим самый большой песчаный замок за всё лето.
— Я не хочу возвращаться домой.
— Ну, видишь ли, наступает осень. И будет очень холодно. Так что теперь спи.
— Посиди со мной, папа, пока я не засну.
— Хорошо, котёнок.
— Я наелся кукурузы в доме у Джоя.
В последний день у «Дорогой Глории», Эллен, издательница, которая за всё лето так ни с кем и не встретилась, была не в силах покинуть своё кресло. Джордж, психиатр — наш пострел везде поспел со своими диагнозами, — сказал, что Эллен в высшей степени внушаемая личность и на неё оказали отрицательное воздействие воспоминания об уик-энде после Четвёртого Июля, когда её соседка по комнате тоже не могла встать с кресла. Это событие стало частью фольклора Файр-Айленда, его изустной историей, которая шла под рубрикой самого сильного нервного потрясения в одной из коммун холостяков.
Всё происшедшее было не лучшим способом, с помощью которого Тед, действительно, начал выздоравливать, хотя он должен был быть за это благодарен Файр-Айленду, но теперь он знал, что его ждут нелёгкие времена.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Развод занял семь минут. Судья назначил слушание в своём кабинете. Джон Шонесси, адвокат и поклонник футбола, двинул в бой основные силы — несколько свидетельств, согласие жены на развод, медицинскую справку, констатирующую, что муж испытывает напряжение от создавшегося положения; Тед ответил на несколько заранее напечатанных вопросов, сказав, что не разочарован таким положением дел, и судья не выразил желания углубляться в суть проблемы. Они одержали полную победу над другой стороной, которая вообще не появилась на поле боя. Было вынесено решение о разводе и передаче ребёнка ему на воспитание на основе «жестокого и бесчеловечного обращения, которое делает совместное проживание невозможным». Через пару дней по почте пришли все документы, подписанные судьёй,
— Тед Крамер и Джоанна Крамер стали разведены законным образом.
Тед решил отметить этот день, когда всё наконец встало на свои места. Он повёл Билли в «Бюргер Кинг». Празднование затянулось, потому что Билли выразил желание отметить его и большим количеством жареного по-французски картофеля. У ребёнка и так хватало забот, чтобы не отягощать их рассказом, что такое брак и откуда берутся дети, так что Тед решил не утомлять era рассказом о недавней судебной процедуре. Но он хотел, чтобы Билли хотя в общих чертах был в курсе дел.
— Билли, есть такая штука, которая называется развод. Это когда два человека, которые были женаты, становятся не женаты.
— Я знаю. Сет разведён.
— Развелись родители Сета. Как и твои папа с мамой. Теперь твои папа и мама, Билли, в разводе.
— А разве мама не говорила, что будет присылать мне подарки?
— Я говорю с тобой, как с мужчиной, Билли.
— Может быть, она всё же захочет… Возьми мне ещё картошки.
— Нет, умная голова, с тебя хватит.
Билли, восседающий в «Бюргер Кинге», был хорош, словно на картинке, и всё это было весьма приятно, но посещение с сыном дешёвой столовки не соответствовало значению события, которое обошлось ему в две тысячи долларов. Он подумал, что должен отметить его как-то более основательно. Из ресторана он позвонил девочке из их дома, которая порой брала на себя обязанности посидеть с ребёнком, и договорился с ней, что она придёт вечером. В его жизни не было женщины, с которой он мог бы отпраздновать это событие. За два месяца, прошедших после Файр-Айленда, он забыл, что значит показываться в обществе, если об этом вообще можно было говорить. Вот Ларри был погружён в него с головой. Он не хотел, отправившись в бар, излагать историю своей жизни первому встречному. Он позвонил стоматологу Чарли.
Чарли перебрался в студию, однокомнатную квартирку, со своей лаборанткой, но, побыв наедине друг с другом, они расстались через две недели. Тогда-то Чарли и позвонил Теду и сказал, что мужики должны держаться вместе и почаще видеться. И когда Тед предложил пообщаться вечерком, Чарли пришёл прямо в экстаз. Они встретились на углу Второй авеню и 72-й стрит, в средоточии баров для холостяков, и решили посещать их один за другим, выпивая в каждом. На Теде была плотная куртка, свитер и обтягивающие брюки, Чарли, коренастый мужчина сорока пяти лет, явился в блейзере и в брюках в столь крупную клетку, словно у поклонников оп-парта.
Первым делом они направились в бар «Приятели», который довольно прилично выглядел снаружи. Он был заполнен одними мужчинами, затянутыми в кожу. Ковбой у дверей — с могучим гульфиком и тусклыми глазами — сказал «Привет, тигры», после чего они вылетели из этого загона. Следующим оказался «Рио-Рита» со сверкающим музыкальным ящиком, весьма напоминающий такое же заведение на Файр-Айленде. Как у них в колледже, решил Тед и, пропустив пару рюмок, терпеливо слушал, как Чарли отпускает ему грехи, из-за которых ему пришлось развестись с Тельмой. У «Хансе— ля» было столько юных девушек и прыщавых юнцов, что Теду показалось, будто они попали на какой-то молодёжный фестиваль. Тут Тед узнал, что Тельма ушла от Чарли с его коллегой, другим зубным врачом. У «Запаты» собиралась публика постарше, но Тед с Чарли выделялись и на её фоне. Затем Чарли отпустил Теду и другой его грех, который заключался в том, что ему пришлось расстаться и со своей лаборанткой. Тед, который уже был крепко под хмельком от нескольких порций, стал сомневаться, может, он в самом деле имеет к ней отношение. В «Глиттере» было так набито, поскольку тут не разрешалось просто стоять у бара, они решили двинуться по улице по направлению к дому, сделав остановку где-нибудь в другом баре-стоячке.