— Во всех этих заведениях мы сказали не меньше шестнадцати глупостей о женщинах, — заметил Тед, которого глупость его реплик волновала куда больше, чем Чарли. Тот, с настойчивостью заевшей пластинки, мог повторять только одно: «Привет, малышка! Как тебя зовут?» Чарли подкатывался к каждой симпатичной девушке, изображая из себя лихого парня и упорно придерживаясь своей линии поведения. Но едва только вызвав к себе интерес, бой-скаут уносил ноги.
Наконец Тед и Чарли остановились, подпирая стенку какого-то дома на Второй авеню и полные решимости поговорить душа в душу, но они были слишком усталы для такого общения.
— Я говорил тебе, как мне жаль, что нет Джоанны? — спросил Чарли.
Тед ответил:
— Я пытаюсь не думать о ней.
— А я думаю о Тельме всё время, — сказал Чарли и начал плакать.
Тед помог ему удержаться на ногах и с пьяной непосредственностью предложил пропустить посошок на дорожку в «Изумруде», где подают чистую ржаную водку с содовой, крепостью 85 градусов. Чарли попытался вздремнуть у стойки, но Тед выволок его на улицу, проводил до дома, а затем, попытавшись взять себя в руки, чтобы у его девочки-сиделки не возникло подозрений в том, что он настоящий джентльмен, Тед явился домой и поблагодарил её за прекрасный вечер.
Кое-кому из окружающих он сообщил о разводе. Он подумал было, что должен был бы проинформировать Джоанну, Когда его юрист начал заниматься делами, он получил от её родителей адрес, который представлял собой лишь номер почтового ящика в почтовом отделении в Па Джолде в Калифорнии. Он решил послать ей копии документов. Дипломатических отношений между родителями Теда и Джоанны не существовало. Последние снова явились в Нью-Йорк, но им было нечего сказать ему.
«Спроси у него, когда мы должны доставить ребёнка домой», — сказал отец Джоанны жене. Тед хотел узнать, известно ли им что-нибудь о Джоанне, но её мать сообщила ему: «Если она сочтёт нужным сообщить вам о своих действиях, она достаточно взрослая, чтобы самой сделать это». Тед отметил, что упоминание её имени сопровождалось лёгкой ноткой неприязни, и пришёл к выводу, что скорее всего они и сами ничего не знают о Джоанне. Тельма, его эксперт-психолог, услугами которой он пользовался вот уже семь лет, сказала, что Джоанна, скорее всего, восстала и против своих родителей, так что они тоже практически ничего не знают о ней. По сути, как она предположила, Джоанна предоставила Теду сообщить им о ходе событий.
— Тем не менее ты должен позаботиться о своём душевном здоровье, — сказала Тельма.
— Точно. И чёрт с ней!
— Я не это имела в виду. Я думаю, что тебе стоило бы заняться собой. На тебя столько свалилось. И неужели ты не хочешь разобраться, в чём причина?
— Спроси Джоанну.
— Ты часть её, Тед. Почему бы тебе не повидаться с моим врачом?
— Я как-то, не думал. Уже слишком поздно.
Он сидел, разложив перед собой бумаги из суда, и составлял послание Джоанне. «Ты свободна выходить замуж, где тебе хочется — от Невады до Нью-Йорка, девочка». Нет, это слишком по-детски. «Я думаю, что, высылая тебе эти бумаги, я должен рассказать тебе, как у нас идут дела и, главным образом, как поживает Билли». Нет, она об этом не спрашивала. Он решил засунуть все бумаги в конверт и выслать их ей без всяких комментариев, поскольку документы говорят сами за себя. В своё время они общались взглядами, прикосновениями, словами, а теперь — при помощи свидетельства о разводе.
Как они давно и обещали, родители Теда наконец нанесли ему визит — две округлые фигуры, покрытые солнечным загаром.
— Мальчик слишком худенький, — сказала его мать.
— Он нормален. Он так сложен.
— Я знаю, что такое худой ребёнок. Я вволю насмотрелась на них в ресторане.
Решив, что «эта полька» не кормит его как следует — по прибытии они встретились с Эттой, поздоровавшись с ней с той долей теплоты, которая отводится, только посыльным, — Дора Крамер решила взять дело в свои руки и набила холодильник приготовленными ею бифштексами и цыплятами, которых Билли в рот не брал.
— Понять не могу, что он любит есть.
— Попробуй предложить ему пиццу, — сказал Тед.
— Билли, неужели ты не любишь, что тебе готовит бабушка? — попыталась она возложить вину на него.
— Нет, бабушка. Я просто не могу прожевать.
Тед хотел тут же на месте заключить его в объятия. Несколько поколений терпеливо сносили готовку Доры Крамер, но только Вильям Крамер, его сын, осмелился восстать против неё. Билли пожелал им спокойной ночи после того, как отказался возиться с подаренной дедушкой и бабушкой головоломкой, с которой не справился бы и десятилетний ребёнок.
— Разве тебе не нравится эта прекрасная игра, которую привезла бабушка?
— Нет, бабушка. Её трудно разжевать.
После его ухода, когда взрослые получили возможность говорить более откровенно, Дора пришла к серьёзным выводам:
— С уборкой она явно не справляется, эта Этта.
— Прекрасно справляется. Нас всё устраивает.
Она даже не удостоила его ответом. Откуда бы они ни являлись, из Бостона или из Флориды, её родители или его, они были едины в своих его оценках, человека, который ни в чём не разбирается. Он никогда не удостаивался их похвалы.
— Билли прекрасный ребёнок, мама.
— У него отсутствующий взгляд.
— Думаю, что просто от счастья, что он видит вас.
— Что ты об этом думаешь, Гарольд? — спросила она.
— Да, он слишком худ, — ответил он.
Когда они уже собрались к отъезду, Дора решила бросить последний взгляд на квартиру.
— Ты должен всё переставить.
— Что вам тут не нравится? — спросил Тед.
— Это её дом. Могу только удивляться, что ты ещё не избавился кое от каких вещей.
Квартира была обставлена в современном эклектичном стиле — беж и коричневое, шведский диван и индийский батик в гостиной, массивный квадратный стол в нише столовой — довольно красивый, но не во вкусе Теда. Комнаты в самом деле обставляла главным образом Джоанна, сообразуясь лишь со своими взглядами. И после её ухода он как-то не думал о перестановках.
— Взять вот эту штуку. — Речь шла о большой чёрной керамической пепельнице, даре родителей Джоанны. — Зачем она тебе нужна?
— Спасибо, что собрались приехать, — сказал он.
Когда они отбыли, Тед остался с головной болью.
Неужели мать будет распоряжаться даже в его квартире? Но неужели он столь пассивен, что просто принимает своё сегодняшнее положение, не пытаясь ничего переделать? Может, ему в самом деле стоит изменить облик квартиры, её квартиры? Но не расстроит ли это Билли? И в таком случае, не должен ли он первым делом думать о Билли? Он взял пепельницу, которая никому не нравилась, даже Джоанне, и кинул её в мусорный ящик. Может, с ним что-то не так, если ему это раньше не пришло в голову? Он ни в чём не мог быть теперь уверен.
После встречи с Ларри, который, казалось, никогда в жизни не сталкивался с никакими сложностями, во признался, что и он ходит на сеансы к психоаналитику, Теду начало казаться, что он находится во власти каких-то тёмных сил.
— Я боюсь, что мне свойствен комплекс Казановы, старина. Мне это всё чаще приходило в голову с самыми разными бабами, и я уж начал думать, что, может, я извращенец.
— Ларри, ты серьёзно?
— Нет, не говорю, что я педик. И не считало, что у меня уже комплекс Казановы. Я хочу сказать, что боюсь, как бы он на меня не свалился и всё, что с ним связано.
Жутко сложно.
— Знаю. Сплошное дерьмо. Но мне это нравятся.
Прошло ещё три недели, самым большим событием которых для Теда было посещение с Билли дневного спектакля «Алладин». Даже Чарли забеспокоился и сообщил ему несколько телефонных номеров, убедившись, что вечерами Тед безвылазно сидит дома, беря с собой работу из офиса. Он так никому и не позвонил. Существуют ли люди, которым действительно помогает обращение к медику? Он решил связаться с Тельмой и узнать у неё номер телефона её врача.
Тот сказал, что может проконсультировать его за гонорар в сорок долларов. Учитывая, что недавно он потратил пятьдесят пять долларов, чтобы справиться с простудой Билли, он мог потратить сорок долларов, чтобы восстановить своё душевное здоровье; они договорились о встрече. Доктору Мартину Грехему было лет сорокс небольшим. Он носил яркую спортивную рубашку итальянского шелка с распахнутым воротом.
— Куда вы делись, Зигмунд Фрейд? — вздохнул Тед.
— Простите?
— Я ожидал встретить бородатого мужчину в толстом сюртуке.
— Расслабьтесь, мистер Крамер.
Они сели друг против друга по обе стороны докторского стола. Тед старался быть предельно спокойным — со мной не происходит ничего особенного, доктор, — рассказывая ему о своём браке, уходе Джоанны, о событиях последних нескольких месяцев. Доктор внимательно выслушал его и задал несколько вопросов относительно того, как он себя чувствует в тех или иных ситуациях, и поскольку он не делал никаких заметок, Тед решил, что не сообщил ничего, достойного внимания.
— О’кей, мистер Крамер. Консультация должна была послужить целям знакомства с вами. Из того, что я успел заметить, вас гнетёт, что вы постоянно занимаетесь самоанализом.
— Как и вы занимаетесь такими-то и такими-то комплексами, — нервно ответил Тед.
— Что-то вроде. Разрешите поделиться своими впечатлениями. Может быть, они окажутся вам ни к чему, а может, и придутся ко двору. Я не знаю.
Тед подумал, что теперь пойдут научные термины, а не просто «я-не-знаю».
— Похоже, что наши эмоции по поводу того, что произошло, теряют свою остроту. Так откуда же ваш гнев, ваше раздражение? Вы говорили, что никуда не ходите. Ладно. Вы до сих пор злы на всех женщин? На вашу мать? Вашего отца? И ваше сидение, кажется, радости жизни вам не прибавляет.
Тед улыбнулся, но ему было не до веселья,
— Вполне возможно — хотя, опять-таки, это только первое впечатление, — что семейные установки предписывают вам подавлять свои чувства, что и сказалось в вашем браке и сейчас постоянно не даст вам покоя.
— То есть вы считаете, что мне нужны сеансы психоанализа.
— К нам приходят самые разные люди, мистер Крамер. У некоторых полностью опускаются руки. Других буквально подавляют, раздирают острые проблемы, и нам приходится оказывать им первую помощь. Кое-кому, говоря в общих чертах, надо просто помочь разобраться, что с ними происходит.
— Как мне?
— Я ни в чём вас не уговариваю. Решать вам. Я думаю, что лечение могло бы вам помочь. Сомневаюсь, чтобы у вас не было никаких проблем, мистер Крамер.
Он сказал Теду, что берёт за час консультаций сорок долларов, и дал ему понять, что ему пришлось отказать одному из своих пациентов, чтобы уделить время Теду. Лучше всего было бы два или три сеанса в неделю, но один — это предельно допустимый минимум. Он не рассматривал эти сеансы как курс первой помощи, да и Тед знал, что порой люди ходят к психоаналитику годами. Лечение должно было обойтись Теду в немалую сумму, и доктор согласился с ним, но он не знал никого, кто брал бы меньше. Существовала и методика групповой терапии, но он сомневался, что она могла бы оказать помощь без индивидуальных сеансов. Были и клиники, куда он мог бы попасть, но, хотя там был не очень квалифицированный персонал, и там в последнее время поднялись цены. Тед должен был сам решить, стоят ли затраты того, чтобы он обрёл ясное понимание своего места в мире и стал лучше чувствовать себя, как выразился врач.
— Хотя я постараюсь и сам как-то справиться. То есть я хочу сказать, что большей частью мне это удаётся, — снова завёл он свою песенку «со-мной-ничего-страшного-доктор-всё-в-порядке».
— Вы пришли ко мне, чтобы обрести хоть небольшую надежду, мистер Крамер? Умение справляться с собой — это ещё далеко не всё.
Время визита истекло, и они обменялись рукопожатием.
— Доктор, поскольку я уже здесь, могу я задать вам пару беглых вопросов?
— Если я смогу на них ответить.
— Как вы думаете… — он почувствовал себя сущим дураком, но продолжил: — Как вы думаете, стоит ли менять облик квартиры?
Доктор не осмеял его. Вопрос он воспринял совершенно серьёзно.
— Вас не устраивает, как она выглядит?
— Нет, дело не в этом.
— Тогда почему же вы хотите в ней всё менять?
— Тоже верно.
У него остался последний вопрос:
— Как вы думаете, мне удастся выкинуть всё это из головы? — На этот раз Тед сам рассмеялся, постаравшись сразу же снизить серьёзность своего вопроса.
— А вы хотите выкинуть? — не теряя присущей ему серьёзности, спросил врач.
— Да, хочу.
— Тогда сможете.
Тед тщательно обдумал идею с психоанализом. Ему нравилась манера обращения врача и его ясный, без медицинского жаргона, язык. Может быть, ему в самом деле удастся оказать помощь. Но он не представлял, как он сможет позволить себе тратить сорок долларов на еженедельные сеансы или тридцать долларов, если будет ходить через неделю. Во всяком случае, не с его тратами на прислугу и оплатой медицинских счетов. Он решил, что его грызёт нерешительность. Он должен окончательно оправиться. Пусть квартира остаётся в прежнем виде. Он всё выкинет из головы. Раз и навсегда. Это приказ врача.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Тед Крамер выяснил, что картина общества изменилась с тех пор, как он был его неотъемлемой частью. Для некоторых женщин брак теперь был чем-то «отвратительным», как сказала ему Таня, двадцатилетняя танцовщица. У неё бывают «романы с женщинами», как она сообщила ему в постели. «Но пусть тебя это не волнует. Ты прекрасный мужик. С тобой тоже хорошо трахаться».
Многие из женщин были разведены, им опыта первого замужества было достаточно, чтобы они окончательно надломились. Некоторые из женщин, не считая, что он способен на ревность, давали ему имена и телефоны своих приятелей, у которых он может найти их, если к нему придёт Большая Любовь. Кое у кого из них был дома ребёнок, и вытянуть их по вечерам было сложно. Надо было предварительно договариваться. И он платил сиделке, и она платила сиделке. По два доллара за час, что обходилось им в четыре доллара за час, только чтобы где-то вместе посидеть. Приходилось действовать достаточно быстро, дабы что-то получилось. Они должны были или тут же влюбляться друг в друга, или решить, не стоит ли им первым делом побыстрее отправиться в постель. Да и постель нельзя было в полном смысле слова назвать таковой. Она говорила, что если пройдёт много времени по часам, больше денег придётся выкладывать сиделке и на такси. Может, придётся нанимать такси и сиделке. Если они находились где-то в центре города, неподалёку от его дома, он мог отпустить свою сиделку, но, поскольку лишался возможности проводить женщину домой, приходилось нанимать ей такси. Если он предлагал женщине взять у него деньги на машину, возникала неловкая ситуация: она, мол, берёт у него деньги. Они должны были чётко прикинуть, может ли он платить сверхурочные своей сиделке, а она сама расплачиваться за такси. В таких ситуациях нередко азарт уступал место усталости, так как они оба были родителями и обоим им, как большинству горожан, надо было рано утром вставать на работу.
Из опыта возникал логический подход. Как-то вечером женщина подсказала Теду, что на часах уже половина одиннадцатого, то есть сиделка обойдётся ему в шесть долларов. «Расстанемся или будем заниматься любовью?» В последнем случае на принятие решения остаётся пять минут — или же сиделке придётся сидеть с малышом ещё час, но на этой неделе у него туговато с наличностью. Так что он уделял своё внимание не столько ей, сколько часам, что не имело никакого отношения к занятиям любовью. Порой случались вечера, когда он не обращал внимание на счётчик— рядом с ним был хороший человек, с которым у него складывались тёплые отношения, — но это бывало не часто.
Личной жизни отца в какой-то мере мешал и Билли.